Часть 8.

Когда же будет достигнуто то и другое, можно проспорить всю жизнь, не прийдя ни к какому соглашению.

Посудите же сами, возможно ли об этом дельце трактовать в письмах. К тому же вам известно, что, когда двое министров ведут переговоры, они никогда не открывают друг другу и половины своих тайн.

Я признаю, что предмет, о котором идет речь, стоит того, чтобы им заняться весьма серьезно. Но как надо при этом остерегаться иллюзий и пристрастия! [12*]

Есть, быть может, одно только утешение: природа одарила нас примерно всем, что нам нужно, и, если мы некоторых вещей [31] не постигаем, стало быть, по-видимому, такое постижение и не требуется. Если бы необходимо нужны были некоторые вещи, все люди их бы имели, как, например, у всех лошадей имеются ноги [13*]. Можно быть приблизительно уверенным, что не являющееся абсолютной необходимостью для всех людей, во всех местах, не является ни для кого необходимым. Истина эта - пуховик, на котором можно предаваться отдохновению. Все остальное представляет собою постоянную тему для дискуссий за и против [14*].

Что не допускает за и против, что есть истина неоспоримая, - это моя искренняя и почтительная вам преданность.

Больной старец

12* А еще больше следует остерегаться предвзятого мнения, будто по вопросу, о котором идет речь, не остается узнать ничего, кроме того, что уже знаешь.

13* Истина необходимо имеется у всех людей - все сводится лишь к тому, чтобы ее раскрыть. Не абсолютно необходимо является ее раскрытие. Впрочем, что бы ни говорил г-н де Вольтер, нет абсолютной необходимости в том, чтобы у лошадей были ноги. Но раскрытие это хотя и не является необходимостью абсолютной, или метафизической, оно необходимо с точки зрения морали, признанной г-пом де Вольтером, ибо ни один писатель не приложил столько усилий, как он, чтобы просветить людей.

14* Г-н де Вольтер встал на стезю сомнения, но тем не менее утверждает тут же, что установленная им якобы истина представляет собою пуховик, на котором можно предаваться отдохновению, и что все остальное - постоянная тема для дискуссий за и против. Наши философы-скептики все весьма непоследовательны, и они твердо решили верить в непобедимость нашего неведения потому, что не смогли победить свое собственное неведение. Как же после этого не ожидать, что они окажутся самыми упорными противниками изо всех людей, если им возвестить открытие истины? Я это предвидел, я о том предупреждал; это пожелали проверить - п теперь больше не сомневаются.

360

Ответ III

на письмо, в котором к нему приставали весьма настойчиво

14 декабря 1770 г.

Милостивый государь,

мне казалось, я вас известил о том, что мне семьдесят семь лет; что из двенадцати часов я страдаю в течение одиннадцати или около того; что, когда окружающая меня пустыня покрывается снежной пеленой, я теряю зрение; что, устроив часовые мастерские вокруг моей гробницы, в моей деревушке, где не хватает хлеба, несмотря на «Эфемериды гражданина» [32], я удручен заботами о других еще больше, чем заботами о самом себе; что я очень редко имею силы и время писать, а еще менее того имею способность философствовать. Скажу вам то, что Сент-Эвремон [33], умирая, ответил Валлеру, когда тот его спросил, что он думает о вечных истинах и вечной лжи: «Господин Валлер, вы злоупотребляете выгодами своего положения» [15*]. Мы с вами, сударь, примерно в таких же отношениях: вы столь же умны, как и Валлер; я почти так же стар, как Сент-Эвремон, но не столь учен, как он.

15* Анекдот этот тем менее уместен, что, повторяю, дело шло не о том, чтобы справиться о его мыслях, но о том, чтобы сообщить ему правильный образ мыслей. Цель была - возбудить его любопытство и затем его удовлетворить. Какая все же беда, что гениальность, остроумие и знание почти всегда идут в разрез со здравым смыслом.

Продолжайте развлекаться поисками всего того, что я тщетно разыскивал в течение шестидесяти лет; большое удовольствие - излагать на бумаге свои мысли, отдавать себе в них ясный отчет и просвещать других, просвещая самого себя.

Льщу себя надеждой, что не похожу на тех стариков, которые боятся просветиться от людей, находящихся на грани юности. Я с великой радостью воспринял бы сегодня истину, будучи приговорен умереть завтра.

Продолжайте, сударь, составлять счастье ваших вассалов и поучать ваших старых слуг [16*].

16* а как их поучать, когда они воображают, что это невозможно? И зачем, требуя поучения, постоянно избегать его? Для него вопрос сводился к тому, чтобы пожелать воспринять поучение, прочтя присланное, а не к тому, чтобы трактовать предмет, о котором его предваряли, притом трактовать в письмах. Об этом было ему говорено, сомневаться он в этом не мог. Но в человека, подобно ему решившегося сопротивляться всякому новому незнанию относительно сущности вещей, вселился дух недоверия.

361

Однако вести с вами письменные беседы о предметах, на которых споткнулись Аристотель, Платон, Фома Акви-нат и святой Бонавентура [34], - на это я, конечно, не пойду. Предпочитаю сказать вам, что я старый лентяй, преданный вам с самым нежным почтением, и притом от всего сердца.

Вольтер

Переписка с господином Робине, автором книги, озаглавленной «Природа», до того, как он прочел мое рассуждение

Г-н Р. [35]

Судя по тому, что мне говорили о принципах дом Дeшана, Все есть бытие безотносительное, но ведь даже по его принципам выходит, что необходимо существует взаимоотношение между Всем и Целым.

Д. Д. [36]

Все, или бытие, отрицающее существование положительное, есть бытие физически безотносительное, бытие само по себе; Целое, или существование положительное, есть бытие физически относительное, есть бытие метафизическое и физическое, бытие, которое, подобно физическому, есть лишь соотношение, лишь сравнение.

Отношение Всего к Целому, бесконечного к конечному, единственного к единому, вечности ко времени, безмерности к мере, и пр. и пр. отрицательное, тогда как отношение Целого к составляющим его частям положительное.

Отрицательное отношение Всего к Целому необходимо утверждает существование Целого, а стало быть, и его частей: именно бесконечное одновременно и отрицает, и утверждает конечное, именно Ничто одновременно и отрицает, и утверждает чувственно созерцаемое существование и, таким образом, является самим противоречием.

362

Целое и Все суть существование, рассматриваемое в двух основных противоположных аспектах, единственно существующих противоречащих, ибо все остальное представляет собою лишь противоположности - либо метафизические, либо физические. Из понятия об этом существовании мы и создали бога до сотворения мира и бога-творца, подобно тому как из понятия о человеке физическом и о человеке моральном, иначе говоря, живущем в обществе при состоянии законов, мы вывели этого бога в образе существа разумного и обладающего моральными совершенствами, или - иными словами - нашими добродетелями в высочайшей степени, тогда как добродетели эти, равно как и пороки, которыми вы наделили дьявола [17*], обязаны своим существованием лишь нашему злосчастному состоянию законов, лишь нашему выходу из состояния дикости, из состояния природы [18*].

17* Целое - оба начала, составляющие одно-единое; они метафизичны, но не моральны.

18* Состояние дикости есть начало состояния законов, которое в свою очередь одно и может быть началом состояния нравов. Неравенство моральное создано физическим неравенством и нашим невежеством, неизбежным во времена нашего перехода в состояние общественное; а из преодоления нашего невежества может родиться не какое-либо новое неравенство, а равенство моральное. Я входил во все эти подробности затем, чтобы возбудить любопытство г-на Робине и заставить его меня прочесть.

Г-н Р.

Все не может быть бытием абсолютным, если оно не может существовать без Целого, между тем, по мнению Д. Д., оно без него не может существовать. Следовательно, между Всем и Целым имеется взаимоотношение, безразлично какого рода; следовательно, Все не есть бытие безотносительное.

Д. Д.

По системе Д. Д., Все не есть бытие абсолютное. Таким бытием является Целое, которое во всех метафизических отношениях есть абсолют того, что с ограничениями представляют собою его части, взятые раздельно, есть совершенство составляющих его частей, которые могут быть лишь относительно и более или менее тем, что есть Целое (отсюда в природе все более и менее, и больше ничего). Атрибут абсолютности есть атрибут положительный, а Все может иметь только отрицательные атрибуты, притом отрицающие положительные атрибуты, подобающие

363

Целому, или - если угодно - Бытию, которое есть истина метафизическая, истина, из которой первоначально и проистекает истина моральная.

Верно, что, по системе Д. Д., Все не может существовать без Целого, так же как и Целое без составляющих его частей. Следовательно, возражают ему, между Всем и Целым имеется какого-то рода соотношение, следовательно, Все - не безотносительно. В ответ на это Д. Д. отсылает к разъяснению, данному им на первое возражение и состоящему в том, что Все не имеет отношений положительных и что его отношение к Целому исключительно отрицательное. Он считает нужным добавить, что только весь его труд в целом может сообщить посвященным убежденность, которой он преисполнен.

Г-н Р.

Мне кажется, что в своем ответе на первое возражение Д. Д. как будто соглашается с тем, что между Всем и Целым имеется отрицательное соотношение. Стало быть, Все не вполне безотносительно.

Д. Д.

Иметь отношение, лишь отрицающее всякое положительное отношение, и значит не иметь никакого отношения. А у Всего имеется только такое отношение, раз оно со всех точек зрения представляет собою отрицательно то, что Целое, или реальность (бытие чисто относительное) представляет собою положительно [19*].

19* Целое есть в одинаковой мере и реальность, и видимость - существа метафизические, а быть в одинаковой мере одним и другим значит не быть ни в большей, ни в меньшей мере ни том ни другим; следовательно, это значит быть метафизической серединой, серединой, означающей реальность, ибо видимость есть лишь меньшая степень реальности. Но каким это образом середина означает реальность? Да потому, что из единства, или равенства большей и меньшей степени реальности, может воспоследовать только реальность. То же самое можно сказать и обо всех остальных метафизических крайностях, или противоположностях, в том числе о добре и зле, о полноте и пустоте, о движении и покое и пр. Именно к Целому приложим стих Орфея [37], приводимый Вольтером:

«Оно есть начало, конец, середина всех вещей» [38].

Г-н Р.

Если отрицательное отношение Всего к Целому неизбежно утверждает существование Целого, а следовательно, и его частей, то каким же образом может Целое быть

364

Бытием абсолютным, тогда как оно есть совершенство или результат его частей?

Д. Д.

Именно потому, что Целое есть совершенство или результат составляющих его частей, а быть этим и значит быть бытием абсолютным. Именно потому, что Целое есть все его части, взятые совокупно, что отношение его - от него к нему самому, что такое отношение имеет место лишь через частные соотношения, делающие из Всего Целое; потому, что Целое иной природы, чем его части, взятые раздельно, которые вытекают из его частей, взятых совокупно, потому что атрибут абсолютности может быть атрибутом только положительным или метафизическим, атрибутом отношения к миру физическому, где нет ничего абсолютного, ничего положительного иначе, чем в большей или меньшей степени, и потому, что всякий такого рода атрибут подобает только Целому. Если бы атрибут этот пожелали взять в смысле отрицательном вопреки его собственному значению, в смысле, например, атрибута независимости, то пришлось бы перейти ко Всему, бытию идеальному, подобному Целому, но тем не менее существующему, так же как и Целое.

Бытие абсолютное есть бытие, абсолютно представляющее собою во всех метафизических отношениях то, чем существа физические могут быть лишь в большей или меньшей степени, смотря, как их рассматривать. Но бытие это есть Целое, или метафизическое универсальное, коего Все, или универсальное в себе, есть одновременно и отрицание, и утверждение, раз оно не может его отрицать, не утверждая его. Бесконечное, или Нет, которое есть Все, утверждает конечное, или Да, которое есть Целое, тем самым, что отрицает его.

Г-н Р.

Мне представляется, что разграничить бытие абсолютное и бытие в себе, Целое и Все, удается лишь посредством различений и абстракций, быть может скорее схоластического, чем метафизического характера.

Д. Д.

Ничто не может быть проще разграничения между Всем и Целым, между существующим независимо от частей и существующим в зависимости от них. Следует, однако, знать, что независимость от частей есть лишь абстракция и не может быть ничем иным и что Все, Целое и части между собою нераздельны и по необходимости существуют вместе.

365

Имеется два по существу противоположных друг другу способа рассмотрения существования - в себе и в том, что его составляет. Если рассматривать его в себе - оно Все, не предполагающее частей; если рассматривать его в том, что его составляет, - оно Целое, предполагающее части. Открытие истины состояло в том, чтобы увидеть существование в обоих этих аспектах и затем раскрыть их.

В первом аспекте, отрицательном, производится абстрагирование от каких бы то ни было частей; во втором аспекте, положительном, производится абстрагирование той или иной части, того или иного физического или частного. Вот к чему сводятся все мои различия.

Поэтому разграничение между Всем и Целым проводится не в силу, быть может, скорее схоластических, чем метафизических, различений и абстракций, а посредством весьма простого различения и двух абстракций, по необходимости требуемых этим разграничением, свойственным самой природе существования.

Какое иное представление о существовании могут составить себе г-н Р. и все разумные люди, отказывающиеся от абсурдного представления о боге моральном и рассуждающем, если не представление о Всем и о Целом? Мы постигаем лишь индивидов, могут они мне возразить. Что ж! Пусть так, если только они не понимают слово «индивид» в слишком узком смысле, если только то, что они называют «индивидом», для них лишь то, что оно есть в действительности, лишь существо или, вернее, части: ибо индивидуально только Все, все остальные существа - составные, не исключая и Целого, хотя оно и иной природы, чем они, его составляющие.

В таком случае я спрошу их, не представляют ли они себе постоянно индивидов, например, как вещи, находящиеся за пределами всех видимых и воображаемых ими индивидов, иными словами: представляют ли они себе пределы всей массе представляемых ими себе индивидов? Они, конечно, ответят мне, что нет, в особенности когда они узнают то, что я доказываю, а именно что пустота есть метафизическое противолежащее полноты, есть ее

366

более или менее, но не ее отрицание и что Ничто есть Все. Но если они не представляют себе пределов для всей массы представляемых ими себе индивидов, они необходимо представляют себе бесконечность, ибо единственно возможная идея о бесконечности, которая есть нечто отрицательное, - это идея отрицательная.

Что же касается конечного, которое есть Целое, подобно тому, как Все есть бесконечное, то они его также постигают, ибо для того, чтобы это увидеть, достаточно рассматривать индивидов не в массе, а по отношению к тому, что составляет эту массу, то есть к индивидам, взятым в отдельности.

Но что же такое эта масса, что такое все физическое или все индивиды? Это все существа, которые вместе составляют существование, которые суть Все или Целое, в зависимости от того, рассматривать ли их безотносительно или в отношении, как составляющих бытие единственное или Бытие единое.

Но, однако, эта совокупность, эта общность, эта универсальность, положительная и отрицательная, составляет ли она одну массу, составляет ли одно целое тело? Да, ибо она составляет существование, а существование по необходимости едино или единственно. Но, скажут, дайте нам ее ощутить, раз она составляет тело. Я бы очень этого желал, потому что вы этим дорожите, будучи привержены к порядку физическому. Сделайте сами так, чтобы она могла стать ощутимой, превратите ее в то или иное ощущение, в объект того или иного чувства из объекта чувств согласованности и гармонии, каким она является в действительности [20*], и вы добьетесь того, чего нелепо желаете. Она - вы, она - я, она - все, что существует, и представление о ней есть также лишь она. Я, будучи ею, ее раскрываю. И именно потому, что она - это вы, раскрытие ее, если вы его улавливаете, является для вас только воспоминанием.

20* Согласованность чувств, которую я называю разумом и к которой я применяю слово «постигать», дает первичную истину, то, что строго общо всем существам, что стирает между ними чувственно воспринимаемые различия, которые воспринимаются лишь каждым из наших чувств в отдельности, то, что показывает нам эти существа в аспекте бесконечного или конечного, Всего или Целого, в зависимости от того, рассматриваем ли мы их относительно или безотносительно. О сущности вещей я ничего не пишу и не устанавливаю иначе, чем на основе согласованности чувств.

367

Г-н P.

Я достаточно добросовестен с самим собою, чтобы допустить, что все мои возражения лишь кажутся мне таковыми, покуда я не знаком с самой системой, и это вселяет в меня горячее желание глубже с нею ознакомиться. Автор ее оказал бы великое одолжение искреннему почитателю истины, если бы согласился вручить ему свое сочинение. Маркиз де В. [39] представил ему к тому возможность. Я либо сдамся перед его доказательствами, либо обосную свой отказ от этого в реплике, соответствующей значительности диспута [21*].

21* Из дальнейшего явствует, должен ли я был рассчитывать на это обещание, благодаря которому мои тетради попали к г-ну Р.

Переписка с господином Робине, автором книги, озаглавленной «Природа», после прочтения им моего Рассуждения

Г-н Р.

Прилагаю при сем, господин маркиз, последние вихри метафизических атомов [40] Д. Д. Прошу поверить мне на слово: я не раз перечитал, даже с пером в руках, всю Систему целиком: ingens disputandi argumentum [41]. Из всех известных мне метафизических систем эта наиболее утонченная, наиболее изощренная, наиболее соблазнительная, наиболее ловкая, ибо я не могу не найти весьма ловкой систему, которая, отметая все остальные, включает их в себя. Тем не менее я не обращен (признаюсь в этом, если угодно, к стыду своему), так как есть там вещи, которых я еще не уразумел, как, например, Ничто как реальное существование и все отсюда вытекающее.

В настоящий момент сожалею о двух вещах: во-первых, о том, что не имею возможности лично побеседовать с автором этой метафизики, и, во-вторых, что нет у меня достаточного досуга для того, чтобы привести в порядок размышления, навеянные на меня чтением его ученых писаний. Вам известно, сударь, что работа по приложениям к Энциклопедии [42], предпринятая мною в качестве как издателя, так и сотрудника, поглощает все мое время. Если ему угодно, я помещу в эти добавления всю систему Д. Д. Но для этого ее надобно сократить: откинуть мно-

368

гословие и повторения, внести несколько больше порядка и точности. Его состояние нравов мне бесконечно нравится, но путь к нему я нахожу трудным не для вас и не для меня, а потому, что для установления его требуется согласие лиц, убедить которых задача далеко не легкая. Кто возьмет ее на себя? [22*]

22* Неужели возможно, прочтя меня, ставить такой вопрос? Он задавал его и раньше, и я на это ответил в соответствии со всем мною устанавливаемым, что возьмутся за это первичная очевидность и величайшая в том заинтересованность людей. Он возражает как человек, весьма далекий от того, чтобы увидеть в моем ответе все то, что в него вложено: да и как ему это увидеть, раз для него не существует указываемая мною очевидность? Чтобы познать всю ее силу, нужно всецело быть захваченным ею.

Д. Д.

Из уважения к проницательности г-на Р. я полагаю, что он не уделил чтению моих тетрадей все внимание, на какое я рассчитывал, и что в этом ему воспрепятствовали его занятия. Отнесясь с должным вниманием, он уразумел бы все (а когда ускользает суть - я покажу, что она от него ускользнула, - значит, не понято ничего). Он увидел бы ясно, что не может меня оспаривать, не впадая в противоречия; что моя мораль, признаваемая им, следует - и следует единственно - из моей метафизики; что признать одну - значит необходимо признать и другую; что я даю полную и сплошную очевидность (что возможно только в отношении первичной очевидности); что я замкнулся в столь плотный круг идей, что не оставил себе никакой лазейки, если бы опровержение моих тезисов заставило меня искать спасения в выходе из этого круга, - и в таком случае он закончил бы чтение моих тетрадей, будучи, смею сказать, убежден не только внутренне, но и от разума. Есть вещи, говорит он, которых он еще не уразумел, например: Ничто как реальное существование и все, что из этого следует. Здесь я его ловлю на слове: он несомненно должен был увидеть раз двадцать при чтении моего сочинения, что я не только не признаю реальности существования за Ничто, но даже говорю о нем, что оно есть отрицание всякой реальности существования. Следовательно, не существует Ничто, скажет он и тем самым докажет, что читал, так сказать, не читая. Несомненно, когда ускользают истины такого значения, весьма трудно проследить цепь истин и убедиться в них.

369

Тогда действительно мое рассуждение должно представиться в виде метафизических атомов, каким оно и является в глазах г-на Р. Если бы я мог это предвидеть, я не стал бы тратить усилия на то, чтобы доказать ему необходимые выводы из причины, от постижения которой он был чрезвычайно далек, - я имею в виду очевидность. Если я ему при этом не показался безумцем, он оказал мне великую милость.

Он предлагает мне поместить мою Систему в издаваемые им Добавления [23*]. Предложения этого я принять не могу, если он не усвоит моего произведения и не оценит его должным образом. Я поступил бы опрометчиво, вручив мой труд тому, кто, не поняв его, не может его и оценить и не способен в случае надобности за него постоять. Я, наоборот, требую от него - и собственная его честность потребует того же за меня, - чтобы он ни в какой мере им не пользовался, бросив в огонь могущие у него иметься копии с него, чтобы он даже, если возможно, забыл о нем, покуда не будет иметь случая лично переговорить о нем со мною.

23* Г-ну Р. нужен балласт для наполнения семи толстых томов Добавлений к Энциклопедии, и он решил, что труд мой может подойти для этого. Любознательность его, по-видимому, другой причины не имела. С того времени все заставляет меня держаться этого взгляда.

На основании данного им обещания мотивировать свое расхождение с моими взглядами, если бы он не нашел возможным с ними согласиться, я мог рассчитывать на письменную дискуссию между им и мною, и только на основании этого обещания, которое, будь оно выполнено, дало бы мне самую выгодную позицию в дискуссии, я и дал согласие на то, чтобы ему был передан мой труд [24*]. А теперь он ссылается на занятость, не позволяющую ему этим заняться.

24* Разумение меня несовместимо с несогласием со мною; поэтому отвечать на возражения я могу только одним - доказательством того, что меня не поняли. А таких доказательств я могу представить сколько угодно.

Из этого неожиданного для меня предлога я должен вывести одно из двух заключений: либо то, что истина, коей он, по имеющемуся у меня письменному его заявлению, является искренним почитателем, ему в действительности безразлична, либо же что он отчаялся познать ее по моему труду. Малейший проблеск надежды на это познание, несомненно, заставил бы искреннего почитателя истины оторваться на время от своих занятий [25*].

25* Вынужден возвратиться к мысли о том, что он в моем сочинении искал лишь балласт для своих собственных писаний.

370

Он заканчивает указанием на то, что следует внести несколько более порядка и точности и откинуть многословие и повторения. Неужели в таком труде, как мой, имеет значение порядок? Что же касается повторений, то он должен бы знать, что истина без них не может быть раскрыта. Очевидно, для него я повторялся недостаточно, если, прочтя свыше двадцати раз в моем сочинении, что Ничто есть отрицание всякой реальности, он утверждает, будто я приписываю Ничто реальное существование, и, по всей вероятности, продолжает не соглашаться с тем, что Ничто существует.

Я покорнейший слуга господина Р., но да разрешит он мне ему сказать, что я ожидал много большего от автора книги «О природе» и что я перестану верить книгам, которым если я сколько-нибудь и верил, то лишь для того, чтобы не слишком противоречить меценату моему маркизу де В. Премного благодарен г-ну Р. за некоторую похвалу моему рассуждению; но ему надлежит знать, что я на этот счет приемлю хвалу, лишь диктуемую убеждением. Если мое рассуждение такой похвалы не заслуживает, то оно, следовательно, как и все прочие, связанные с принятыми системами рассуждения, годно лишь на растопку печек.

Г-н Р.

Мне кажется, что, согласно принципам Д. Д., существование в себе, существование отрицательное, есть реальность. И действительно, оно только и может быть либо реальностью, либо химерой. Он не станет утверждать, что единственное индивидуальное бытие, - на его взгляд, Ничто - есть химера, оно - бытие, а, по принципам Д. Д., бытие есть реальность. Что до меня, я опять ошибаюсь и в том, что говорю, и в том, что приписываю нашему ученому метафизику.

371

Д. Д.

Г-н Р. несомненно ошибается. Прежде всего из двух существований, устанавливаемых Д. Д., одно - реально, а другое - нереально, и оба они существуют в разумении, которое есть они, которое есть существование, ибо все есть Все. Г-н Р. ошибается и дальше. Он должен был читать и перечитывать, что реальное или реальность - атрибут, существующий лишь через свою противоположность, через видимое или видимости, и что оно, следовательно, чисто относительное, - а это единственный способ быть положительным, единственный способ быть тем, что оно есть, то есть быть реальным (что означает не что иное, как положительное). Отсюда следует, что атрибут этот приложим лишь к существованию относительному, к Целому (включающему понятие о частях), и что он встречает свое отрицание в существовании безотносительном, во Всем (не включающем понятия о частях), в Ничто. Но если он встречает свое отрицание в этом существовании, единственно индивидуальном, в существовании в себе, или отрицательном, то о нем нельзя сказать, что он применим к этому существованию [26*]. Все, Ничто, бесконечное и пр. существует - этим приходится ограничиваться. Если пожелать выразить, как оно существует, то сделать это возможно только путем отрицания, только отрицая положительные атрибуты, применимые к Целому. Если последнее, например, рассматривается в аспекте конечного, или единого, метафизического бытия, то первое должно быть рассматриваемо в аспекте бесконечного, отрицающего метафизическое бытие, существование лишь через то или иное физическое, или чувственно воспринимаемое, бытие, являющееся соотношением, лишь сравнением, как и все, что в нем существует, с той лишь разницей, что существование является первичным объектом отношения; существование - это физическое, взятое вообще и относительно. Ввиду того что физическое, взятое таким образом, является метафизическим, оно есть бытие положительное, или Целое, в котором все есть в большей или меньшей степени, то, что оно есть. Ввиду того что во всех метафизических отношениях большее и меньшее суть оно же, то крайние большее и меньшее суть лишь одно: они ни более ни менее одно, чем другое, и единство их есть их середина. Отсюда вытекает объяснение всех явлений, зависящих от метафизической истины.

26* Г-н P. не должен упускать из виду, что существование отрицательное необходимо утверждает положительное существование тем самым, что оно его отрицает. Именно бесконечное утверждает конечное тем, что оно его отрицает; именно «нет» отрицает и утверждает «да».

372

Г-ну Р. с трудом верится, что Ничто есть бытие. Следовательно, ему с трудом верится и в то, что бесконечное есть бытие, - ведь признает же он, должно быть, то, что я требую и доказываю, а именно что Все и Ничто одно и то же, что они в одинаковой мере являются существованием отрицательным. Как-никак, а должен же я предположить, что он достаточно вчитался в мое сочинение, чтобы это признать, и поэтому я должен избавить себя от труда доказывать ему это положение, не составляющее, впрочем, сути разбираемого в данной связи вопроса.

Ничто есть бытие: оно - Все. Чувственное, взятое в общем, иначе - метафизически, есть бытие: оно - Целое; а обе эти сущности, Все и Целое, суть одно и то же бытие, они лишь существование, рассматриваемое суммарно, в обоих его в основном противоположных друг другу аспектах, в аспекте «нет» и в аспекте «да», в аспекте, не включающем частей, и в аспекте, их включающем; в аспекте, отрицающем иные, кроме него, существа, и в аспекте, их утверждающем. Возможно ли с разумным основанием отрицать за существованием оба эти аспекта, когда очевидно, что его возможно рассматривать, как абстрагируя составляющие его части, так и без такого абстрагирования; когда очевидно, что оно единственно или едино, безотносительно или относительно, бесконечно пли конечно, Все или Целое, смотря по тому, проводится ли подобное абстрагирование или не проводится?

Пусть г-н Р. сколько ему угодно мучает свой ум - смею его заверить, что ему никогда не найти в своем интеллекте какое-либо существование, кроме Всего и Целого, он даже будет ловить себя на том, что только их и видит. Несмотря на все его попытки либо не видеть этого, либо видеть иное, разве существование Целого, которое ему, по-видимому, легче удается переварить, чем существование Всего, которое и само по себе представляет столько объектов первичных отношений как в своих применениях, так и в существенных из него выводах; разве существование это, говорю я, возможно без существования Всего? Неужели возможно конечное без бесконечного, время без вечности, единое без единственного, положительное без отрицательного, относительное без безотносительного, чувственное без Ничто, без того, что его отрицает, отрицая лишь его? [27*] Пусть же г-н Р. больше не говорит, как он это делает в своем ответе: к чему рассматривать мир безотносительно? К чему признавать некое бытие за чистым отрицанием?

27* Ничто отрицает и может отрицать одно только чувственное, оно только для того существует в наших устах, и существование его ошеломляет в моем рассуждении, только потому что мы всегда находились в неведении отрицательного существования, существования, которое мы не признаем, хотя оно часто бывает на наших устах под названием бесконечного, вечного, безмерного, единственного, Всего. Но неужели мы сколько-нибудь лучше познали существование положительное, хотя мы еще чаще употребляем слова, его обозначающие? Идея положительного и отрицательного, претворенная в бога, созданного, впрочем, по нашему образу и подобию, все испортила. В силу ее мы придали положительную идею самому отрицательному, бесконечному, в силу ее стало видимым нашим глазам даже отрицательное существование.

373

Г-н Р.

Я знаю, что, отметая другие системы своим положением об отрицательном существовании, Д. Д. включает их в свою систему. Но является ли это достаточным основанием для его утверждения?

Д. Д.

Нет, если бы отрицательное существование было выдумано мною, это не было бы достаточным основанием для того, чтобы отметать прочие системы и включать их в мою. Но это существование есть, оно есть существование в себе, существование для себя, и поэтому основания мои для утверждения не только достаточны, но полностью и всецело оправданы.

Но каким образом могло все же статься, что существование Целого, столь ясно доказанное в моем сочинении и столь исчерпывающе объясняющее все зависящие от него явления, оставило у г-на Р. некоторое сомнение в существовании Всего? Больше того, как могло статься, что существование Целого, если оно было хорошо усвоено г-ном Р. (который его не оспаривает), не заставило его согласиться с тем, что истина, как метафизическая, так и моральная, открыта? Он полагает, что ему достаточно Целого, и он, по-видимому, признает мою мораль (хотя вместо того, чтобы сказать, что ему достаточно, что он убежден, он по этому поводу отмалчивается). Он мог бы сказать, что останавливает его Все или Ничто, но, по его

374

мнению, существование Ничто в моей системе излишне; в таком случае существование это его не должно бы останавливать. Пусть он соблаговолит наконец объясниться! Не говоря здесь о Ничто, бесплодное существование которого достаточно отметить, действительно ли он признает то, что я утверждаю в порядке метафизическом и моральном? Признает ли он существование моего основного начала, существование Целого? Согласен ли он с тем, что из него вытекает моральная истина? Согласен ли он с тем, что все мои выводы - мое основное начало и что оно в них выявляет все истины, относительно которых обычно господствует согласие? Признает ли он правильность применения моего основного начала к смутным общепринятым представлениям о положительном существовании и что оно дает объяснение всех зависящих от него явлений? Вот о чем я его спрашиваю, если он желает, чтобы я знал, что мне обо всем этом думать! Его, по-видимому, останавливает лишь существование Ничто. Если это так, то настоящего моего ответа должно быть достаточно, чтобы заставить его выразить свое полное согласие со мною. Он не увидел, что нельзя допустить Целое, не допустив Все или Ничто. Он, несомненно, увидит то, что для него будет гораздо более очевидно, - что нельзя допустить Все, если он его допускает, не допустив Целого.

Г-н Р.

Я не вижу того, чтобы существование Ничто было существенно необходимо для установления морали, или состояния нравов Д. Д., ибо основой его является Целое.

Д. Д.

Моральная истина, или состояние нравов, действительно вытекает из метафизической истины, из универсального принципа существования Целого, которое есть первичный объект отношения для всего в нем существующего, есть совершенство со всех метафизических точек зрения. Но аспект Целого необходимо влечет за собою аспект Всего или Ничто. Поэтому я для выполнения поставленной себе цели обязан был раскрыть второй аспект наравне с первым.

375

Представление о боге совершенном и бесконечном заняло место присущей нам всем идеи о Целом и Всем. Отсюда, а также от созданного нами по своему физическому и моральному образу и подобию бога и пошел мир, каким он нам представляется. Поэтому-то, задаваясь целью изобразить его таким, каким он должен быть, а для этого преодолеть человеческое неведение, я должен был совершенно уничтожить представления, рисующие его не таким, каков он есть. Как же я мог сделать это иначе, как дав истинное представление о совершенном и о бесконечном? Если бы я дал идею о совершенном, которое есть конечное, не дав идеи о бесконечном, от меня потребовали бы последней, не в меньшей мере присущей нашему внутреннему сознанию, чем представление о конечном. Я, следовательно, правильно поступил, предварив это требование и дав представление о бесконечном наряду с представлением о конечном, нуждавшемся в первом для полного своего разъяснения. Нельзя было оставлять никакой лазейки, через которую могла бы проникнуть мысль о существовании бога, принимая во внимание, насколько мысль эта укоренилась в человеческом сознании. Оставить же нераскрытым понятие о бесконечном и значило бы оставить открытой такую лазейку. Это и делал до сих пор атеизм, и поэтому-то и были бесплодны все направленные против теизма усилия его. Ведь и представление о совершенном, и даже моральная истина, на которые он мог опираться, не постигая их принципа, оставались для него тайной не меньшей, чем бесконечное.

Г-н Р.

Существование Ничто представляется мне чистым ухищрением, даже противоречием.

Д. Д.

Вот так-так! Г-н Р., уверяющий, что он меня прочитал, заявляет, что существование Ничто ему представляется противоречием. Он, должно быть, забыл, что я на протяжении моего труда неоднократно доказываю, насколько это существование есть то, чем оно ему представляется, что именно бесконечное одновременно и отрицает, и подтверждает конечное, что именно Все, или существо единственное, одновременно и отрицает, и утверждает Целое, или существо единое.

Полагаю, что, прочтя только что сказанное, читатель никак не ожидает следующего возражения г-на Р. Чтобы на него ответить, мне потребовалось призвать все мое долготерпение. Что за философы наши философы! Что за мастера они в логике! И как они читают то, что выходит за обычную сферу их представлений!

376

Г-н Р.

Я признаю универсальное целое, я признаю состояние нравов, но я все же возвращаюсь к вопросу: к чему Ничто? Я не могу решиться признать существование за Всем, за Ничто, за небытием, за бесконечностью, этими чистыми отрицаниями бытия и существования.

Д. Д.

Что мне ответить г-ну Р., как не отослать его к тому, что я ему уже отвечал? Наш общий меценат, удивленный способом его возражений и желая узнать, действительно ли он меня читает, предложил ему собственноручно списать мои ответы и возразить на них по пунктам, подобно тому как он отвечает на его письма. Ожидаю результатов этого предложения, надеясь таким образом добиться от г-на Р. внимания, каким он мне обязан в ответ на оказанное ему мною внимание, и надеюсь, что он соблаговолит и в дальнейшем продолжать в этом духе. До сих пор он ограничивался тем, что говорил, будто Ничто, Все или бесконечное не существует. Подобного отрицания для философа достаточно - пусть он теперь перейдет к доказательствам. А чтобы доказывать, как то подобает уважающему себя и своего противника знатоку логики, он должен оспаривать доводы, выставляемые мною в защиту существования Ничто, а главное, убедиться в том, чего стоят основания, какие, по его мнению, у него имеются для опровержения моих доводов. Для этого требуется одно - возвратиться к моим ответам, а затем с некоторым вниманием прочесть то, что следует дальше. Тогда он ясно увидит, что оспариваемое им он оспаривает, не уразумев его, а стало быть, и не прочитав. Ибо возможно ли, чтобы он прочел, но не уразумел? Он, правда, будет продолжать утверждать, будто прочитал.

Но я стою на своем: одно предуведомление в начале моего труда должно было его заставить насторожиться, чтобы не сказать возмутиться, и он, должно быть, прочел его так, как читают, когда из благопристойности вынуждены это делать.

377

Г-н P.

Можно ли сказать, что не-существование существует?

Д. Д.

Нет, сударь, нельзя, ибо это значило бы высказать абсурд, а я искореняю абсурд, но не высказываю его. Существование, отрицающее существование относительное или чувственное, существует, и существует в себе, хотя и неотделимо от второго; не-существование же означает противоречие. Покуда вы будете ставить подобного рода вопросы, вы не перестанете свидетельствовать о том, что возражаете мне, меня не разумея, и придется уже мне просить вас поразмыслить о том, что я вам говорю, а не вам предлагать мне обдумать ваши слова. Что можете вы на это возразить?

Г-н Р.

Мне кажется, что Целое находится в столь необходимом взаимоотношении с составляющими его частями, что рассматривать его вне этого взаимоотношения - значит допускать химеру; но это не означает придать ему существование.

Д. Д.

Вы правы, сударь, действительно было бы химерой рассматривать Целое вне отношения к его частям. Но неужели, уразумев меня, надобно мне об этом напоминать и вы ли мне это говорите? Где вы видели, чтобы я рассматривал Целое вне отношения к его частям, вы, который утверждаете, будто меня прочитали? Вы смешиваете Все с Целым, и, покуда вы будете продолжать смешивать оба эти бытия, являющиеся - повторяю еще раз - одним и тем же бытием, лишь рассматриваемым в обоих по сути противоположных друг другу аспектах, вы будете продолжать висеть в воздухе, и притом безо всяких оснований приглашать меня пустить в ход сомнение, которому одному я обязан тем, что не сомневаюсь больше. Что вы имеете возразить?

Г-н Р.

Существование безотносительное, которое есть Все и есть Ничто, кажется мне плодом крайнего напряжения ума, привыкшего питаться не имеющими реальности ухищрениями.

378

Д. Д.

Ах, сударь, не доверяйтесь тому, что кажется, и старайтесь видеть то, что есть. Но каким образом вы позволяете себе так восхищаться моим умом, вы, согласный со мною во всем, кроме существования Ничто? И по-вашему, одни лишенные реальности ухищрения, которыми я питаюсь, - это существование Ничто, раз за исключением этого существования все реально или более или менее реально в существовании, каким я его определяю? Что можете вы ответить?

Г-н Р.

Мне кажется, что суть Системы могла бы обойтись без искажающей ее абстракции.

Д. Д.

Как может это вам еще казаться после прочтения последнего моего возражения, к которому я вас и отсылаю? Прочитали ли вы его? Как будто бы нет? Можете ли вы опровергнуть доводы, представляемые мною в доказательство того, что суть Системы не может обойтись без моей абстракции относительно существования Ничто, или бесконечного, существования, рассматриваемого в отвлечении от его частей? Что ответите на это?

Г-н Р.

Утверждать, что Ничто существует, что это Ничто - бог, - значит сохранить название, уничтожив предмет.

Д. Д.

Я не говорю, что Ничто - бог; я говорю, что сделали бога из Всего и Целого, из бесконечного и конечного, из Ничто и из чувственного, из бытия безотносительного и бытия относительного, сделав его, впрочем, по вашему физическому и моральному образу и подобию, представляя его себе разумно-отличающим. Что можете вы ответить?

Г-н Р.

Почему не сказать открыто: non est deus [43]?

379

Д. Д.

Потому, что это значило бы сказать слишком много, и раз бог, если отвлечься от всего того, что мы ему приписали своего и что почти делает его всем для нас, видящих его всего больше со стороны чувственной, на основании абсурдно составленного нами физического и морального о нем представления, - раз бог, говорю я, есть Целое и Все, есть конечное, или совершенное, и бесконечное, я сказал бы: non est deus ad imaginem nostram physicam et moralem [44].

Но больше требовать не следует, ибо за приведенным ограничением я скажу: est deus! [45] Этим я хочу сказать, что есть бытие, являющееся - в зависимости от того, рассматривать ли его относительно или безотносительно, - конечным, бесконечным или совершенным, единым или единственным, Целым или Всем, чувственным в смысле метафизическом или Ничто. Я согласен с тем, что в таком случае слово «бог» неточно и что предпочтительно говорить, как я, «существование». Но тем не менее остается справедливым, что я не могу отрицать бога безоговорочно, я, не отрицающий ни одной системы и все их переплавляющий в горниле Истинной системы. Что можете вы возразить?

Г-н Р.

Я подозреваю, что можно было бы приписать Целому нечто такое, что Д. Д. говорит обо Всем, притом с тем большим основанием, что Целое иной природы, чем составляющие его части.

Д. Д.

Мне очень нравится ваше «нечто такое», слово Все не в равной мере отрицает все, приписываемое мною Целому, словно может быть что-либо общее между обоими этими существами, по самой сути противоположными друг другу в силу двух противоположных друг другу способов их рассмотрения, которые одни составляют между ними различие. Из того, что Целое иной природы, чем его части (само собою разумеется, взятые раздельно), вы выводите заключение, будто ему можно приписать нечто такое, что я говорю обо Всем. Позвольте вам указать, что это значит весьма дурно разглядеть Все и Целое. Неужели из того, что Целое иной природы, чем его части, следует, что ему присуще то, что может быть присуще Всему? Всему, о котором нельзя сказать, что оно иной природы, чем его части, раз оно не заключает в себе никаких частей; Всему, природа которого не допускает никаких

380

сравнений с чем бы то ни было и о котором возможно сказать лишь отрицательно, что оно такое, а не иное? Целое может быть Всем, только если не различать его от его частей, только если рассматривать сумму существ не как Целое, включающее части, а как Все, не включающее частей, являющееся Целым и его частями, взятыми в совокупности, иными словами, совокупностью существ. Что имеете вы ответить на это?

Г-н Р.

Рекомендую Д. Д. поразмыслить о моих доводах, выкинув из головы всяческие научные предрассудки и в особенности убеждение, в котором он находится, будто им открыта истина.

Д. Д.

Как можете вы, сударь, рекомендовать мне побороть в себе это убеждение, укреплению которого вы сами способствуете, признавая мои рассуждения о существовании Целого и о состоянии нравов, иными словами, о метафизической истине и вытекающей из нее моральной истине? Нужно полагать, что вы не принимаете моих принципов вслепую и на веру: вы их как следует прочитали и обдумали перед тем, как их признать. Прочитав мой труд, вы видите все, что в них вложено; и, стало быть, вам, как и мне, должно быть ясно, что метафизическая истина, иначе - Целое, дает нам не только моральную истину, вытекающую, впрочем, из крушения наших лживых нравов и их обоснования, но также и объяснение всех находящихся от нее в зависимости явлений, и что все то, что доселе являлось для людей тайной в области умозрения, не исключая и самого человека, ныне благодаря этой истине раскрывается в моем труде.

Вам, как и мне, должно быть ясно, что Целое есть конечное, совершенное, верховное, порядок, гармония, добро, объект первичного отношения, абсолют, начало и конец, первопричина и первое следствие, принцип и предел, альфа и омега; что оно есть обе метафизические крайности и метафизическая середина, summus, medius et ultimus [46], что оно есть различие Целого и Всего, различие, из которого следует только оно же, и пр. и пр., а следовательно, и то, что это из него мы сделали существо моральное и разумное. А если все это для вас доказано, как для меня, если вы вслед за мной признаете метафи-

381

зическую и моральную истину, как же может вам прийти в голову советовать мне отрешиться прежде всего от убеждения, будто я открыл истину, и сказать, что ум мой привык насыщаться лишенными реальности ухищрениями? Чего мне недостает для того, чтобы вы признали за мной право на подобное убеждение? Вы мне, конечно, не скажете того, что я сам себе с полным основанием говорю, а именно что я ко всему этому должен прибавить познание Всего, Ничто, бесконечного потому, что, по-вашему, отрицания не имеют существования; и я должен их откинуть, как излишние и искажающие мое рассуждение. Вы мне не скажете также и того, что рассуждение мое не объясняет явлений физических, как, например, морской прилив и отлив. Вы чересчур просвещенный человек, чтобы не видеть, что эти явления низшего порядка, познание которых столь бесполезно для нашего благоденствия, нимало не зависят от первичной истины. Что же вы мне скажете? Что вы имеете ответить?

Послушайтесь меня, сударь, согласитесь лучше, что вы меня читали только так себе, лишь для виду, потому, что г-н маркиз де В. желал, чтобы вы это сделали; что вы далеки были от того, чтобы знать, с кем и с чем вы имеете дело, и что то, что вы у меня признаете, вы тоже признаете только так себе. Простите меня за такое суждение. Вы сами видите, что невозможно, в самом деле прочитав меня серьезно, не признать существование Всего, раз признано существование Целого. Даже наш добрейший аббат говорит, что вы непоследовательны и что ваша непоследовательность нескладна и нелепа, особенно после ваших ошибок, которые я до сих пор исправлял, хотя они ясно доказывают, что вы не уловили сущности моих рассуждений. Поэтому я остаюсь при взгляде - и самом решительном взгляде, - что вы меня читали только так себе. Бороться со мной следует на основании здравой логики, если предмет для вас интересен и вы хотите, чтобы было ясно установлено, кто из нас должен признать себя побежденным.

382

Письмо маркиза де В. г-ну Р. [47]

Рассуждения Д. Д. о Ничто, или бесконечном, кажутся вам, сударь, крайним напряжением ума, привыкшего питаться лишенными реальности ухищрениями. Мне же кажется, что Д. Д недостаточно разобрал противоречие, уловленное им в том, что вам по этому поводу кажется. Вы признаете все рассуждения Д. Д., за исключением рассуждения о бесконечном. На чем же таким образом основана привычка его ума питаться не имеющими реальности ухищрениями? Очевидно, она не опирается на то, что вы признаете, - это означало бы, что вы себе чересчур явно противоречите. На чем же она в таком случае основана? - спрашиваю я вас.

Вы согласны с ним во всем, за исключением существования бесконечного, в котором ему, как мне кажется, нельзя отказать, не впадая в противоречие, раз признается, как вы это делаете, существование конечного. Таким образом, если ум его, питаясь существованием бесконечного, питается лишенным реальности ухищрением, вы все же не можете утверждать, будто это происходит оттого, что его ум привык питаться лишенными реальности ухищрениями. Эта привычка его ума, если она и существует, не должна существовать для вас, признающего все его рассуждения, за исключением того, что касается бесконечного, и мне совершенно не ясно, как вам защититься от предъявляемого им вам обвинения в том, что вы себе противоречите. Но это не все. Согласно рассуждениям Д. Д., Целое есть та реальность, каковою не является Все, или бесконечное. Каким же образом можете вы, признавая его рассуждения относительно существования Целого и признавая, следовательно, что реальность - это существование, с которым он вас ознакомил, со всеми его началами и концами, - каким образом можете вы говорить о его рассуждении относительно этого существования, будто оно лишенное реальности ухищрение?

Если вы отказываетесь от такого противоречия и если то, что вы говорите о привычках ума Д. Д., не касается существования Целого, вами признаваемого, - вы явно ошибаетесь. Ибо несомненно, что, за исключением рассуждения о бесконечном, он не вел иных рассуждений, кроме как о существовании Целого и вытекающего из него состояния нравов, - я хочу сказать, что он не вел иных рассуждений, кроме тех, с которыми вы соглашаетесь... Но возвратимся опять к затронутому пункту: каким образом могли вы, признавая за ним метафизическую и моральную истину, то есть те две истины, на

383

которых всецело основан его труд (ибо бесконечное бесплодно, ex nihilo nihil fit [48]), - каким образом могли вы себе позволить утверждать, что его бесконечное - не только вами не признаваемое, но о котором вам даже известно, что оно и в принципе не имеет реальности, - представляется вам крайним напряжением ума, привыкшего питаться лишенными реальности ухищрениями? Далее, как можете вы, признавая то, что вы признали, и отметая бесконечное, как несуществующее и бесполезное для истины рассуждение, рекомендовать ему прежде всего отрешиться от своего убеждения в том, будто им открыта истина? Чего ему не хватает для ее открытия? Какое зависящее от нее явление он посредством ее не объяснил? Скажите это мне! Удовлетворите меня! Берусь за это дело в надежде на то, что вы, может быть, уделите мне внимание, в котором вы ему отказали, как кажется и ему, и мне. Это я вам его выдал - и даже без его ведома; я чувствую себя ответственным перед ним за ваш образ действий, мыслей и рассуждений по отношению к нему...

Замечания по поводу трех последовавших один за другим ответов г-на Р.

Г-н Р.

Как вам угодно, маркиз, но что могу я ответить человеку, который уверяет меня, будто не-существование относительного, или чувственно воспринимаемого, существования существует само по себе, хотя и неотделимо от него? Fiat lux! [49]

Д. Д.

Lux facta est, et tenebrae eam non comprehenderunt [50].

Я сказал и повторяю, что существование, отрицающее существование положительное, относительное или чувственное, существует в себе, хотя и неотделимо от него; я это так пространно доказывал и это должно было уже быть настолько очевидно для г-на Р., что я умолчу об этом.

Г-н Р.

Раз я имею Целое, к чему мне Все, являющееся Ничто?

384

Д. Д.

Г-н Р. разрешит мне в данном случае отослать его к заключению того ответа, который маркиз де В. просил его списать собственноручно, чтобы иметь уверенность в том, что ответ этот прочитан и обдуман. Он там увидит, какая есть надобность во Всем, которое есть Ничто, и тогда он, быть может, согласится с тем, что обращенная к нему просьба списать ответ не лишена была оснований. Вот уж не то второй, не то третий раз мне приходится его отсылать к этому ответу все по одному и тому же поводу...

Г-н Р.

Раз я имею полное существование, зачем мне может понадобиться не-существование?

Д. Д.

Опять повторяю: просто не-существование - бессмыслица, а полного существования нет, если ему недостает существования отрицательного. Бесконечное существует так же, как и конечное. Иметь одно без другого - значит иметь его очень мало, значит иметь не существование, а лишь один из его аспектов. Весьма странно, что слова бесконечное, вечное, безмерное, Все, Ничто, присущие всем временам, всем странам, всем языкам, слова, постоянно слетающие с наших уст, остаются для г-на Р. лишь пустыми звуками. Однако, каким это образом получается, что для г-на Р. не выяснилось, несмотря на мои неоднократные ответы, что мое отрицательное существование не является отрицанием существования (это было бы абсурдно), а лишь отрицанием существования чувственно воспринимаемого? И после этого он удивляется, когда сомневаются в том, читает ли он присылаемые ему ответы.

Г-н Р.

Не могу я разве сказать «да», не говоря «нет»?

Д. Д.

Несомненно можете, и даже, говоря «да», вы не можете сказать в то же время «нет». Но стали ли бы вы говорить «да», если бы не было «нет», если бы не было для него основания? Вы первый посмеетесь над тем, что это от вас ускользнуло. Но скажите мне, как вы можете этому посмеяться, не согласившись с тем, что положительное существование невозможно без отрицательного существования?

385

Г-н Р.

Согласно Д. Д., Целое, рассматриваемое как составляющее со всеми его частями лишь одно и то же бытие, уже не Целое, а Все. Следовательно, он рассматривает Целое вне отношения к его частям?

Д. Д.

Нет, я не рассматриваю Целое вне отношения к его частям, раз я говорю, что Целое, таким образом рассматриваемое, уже больше не Целое, не положительная точка зрения существования, а его отрицательная точка зрения. Я здесь лишь повторяю то, что ответил наш меценат; но, по словам г-на де Вольтера, «повторять надобно» [51].

Г-н Р.

Если я правильно постиг Систему, вот ее ход развития...

Д. Д.

«Ход развития» одобряю, хотя он и слабо очерчен, но система, и хорошо переданная, не есть еще система постигнутая. Рекомендую г-ну Р. постараться ее постичь так же хорошо, как он ее передает.

Г-н Р.

Д. Д. уверяет, будто он не говорит, что Ничто есть бог. Это справедливо, я ошибся: он говорит только, что бог есть Ничто, само небытие.

Д. Д.

Пусть г-н Р. шутит, сколько ему заблагорассудится, тем не менее я все же не говорю ни того ни другого столь решительно, как он мне приписывает это. Предложение бог есть Ничто, само небытие, аргументированное и разъясненное в моем сочинении, где я указываю, что если бог создан из представления обо Всем или о Ничто, то он в той же мере создан из представления о Целом, являющемся совершенным, и о человеке в состоянии законов, - предложение это, я утверждаю, приемлемо для

386

всякого разумного человека, который захочет дать себе труд подумать. Но оно же перестает быть приемлемым и становится даже отвратным, если его представить в обнаженном виде, как то угодно делать г-ну Р. Я утверждал в моем предыдущем ответе, к которому отсылаю по этому вопросу, что я не говорил: Ничто есть бог. Каким же образом г-н Р. считает уместным привязываться к букве, притом весьма некстати, чтобы побить меня моим же оружием, тогда как я в упомянутом ответе объяснился вполне и г-н Р. не может не уловить совпадения между этим ответом и основным моим сочинением?

Г-н Р.

Мир метафизический весьма велик, я согласен, но нам не следует никогда забывать, что создан он все-таки нами...

Д. Д.

На мой взгляд, мир метафизический есть Целое и ничего больше. Г-н Р. признает Целое. Таким образом, признавая Целое, он признает нечто нами созданное - очевидно, он имеет в виду мое создание, ибо это я познакомил его с Целым. Повторяю: г-н Р., признавая Целое, признает бытие, мною созданное. Почему же ему не оказать подобную же честь Всему, которое он также рассматривает как бытие, мною созданное? Вот каков г-н Р., вот как он меня разумеет. Он за сто лье от истины утверждая, что мир метафизический есть бытие, нами созданное.

Г-н Р.

В природе нет ничего, помимо естественного, и отрицание относительного, или чувственно воспринимаемого, существования не может иметь никакого существования.

Д. Д.

Ничто не может быть более справедливо. И сверхъестественное, или метафизическое, не в природе заключается, раз метафизическое и есть сама природа, рассматриваемая относительно, и не в ней же встречается отрицание относительного существования, раз отрицание это само является естественным, будучи рассматриваемо безотносительно.

387

Г-н P.

Мир метафизический чисто идеален или интеллектуален.

Д. Д.

Совершенно верно; но он таков, исходя из первоидеи, которая есть он сам, есть существование, одинаковое как во всех существах, так и в нас, есть интеллект, созданный для того, чтобы быть развиваемым посредством разумения, посредством приобретаемых идей. Судя по тому, как г-н Р. трактует мир метафизический, он признает Целое лишь смеха ради.

Г-н Р.

Отрицательное существование есть отрицание существования, не-существование, не-бытие...

Д. Д.

Как! Отрицательное существование, которое есть просто существование, является отрицанием существования? Должно быть, г-н Р. разумеет, что оно есть отрицание существования, чувственно воспринимаемого, или по меньшей мере это то, что мы желали бы дать ему уразуметь. Уразумел ли он это наконец и уразумел так, чтобы к этому не приходилось более возвращаться? Признаюсь, что возвращаться уж не хотелось бы...

Г-н Р.

Д. Д. сам говорит в своем третьем тезисе: Целое универсальное, единое бытие, единое начало, единая метафизическая истина, дает ключ к моральной истине. Не значит ли это тем самым признать бесполезность и даже небытие Всего или Ничто?

Д. Д.

Нет, г-н Р., не значит, и за доказательством этого разрешите вас отослать к моему труду, если вы его когда-либо перечитаете, а пока что - к ответу, который маркиз де В. просил скопировать. Знайте все же, что если постижение Целого дает посредством того, что оно устанавливает, моральную истину, то постижение это есть и постижение Всего, по-вашему ни на что не пригодное, и что оно дается также путем разрушения основ ложной мо-

388

рали, путем уничтожения представления о боге, каким мы его вообразили. По нашим взглядам и нашим дурно раскрытым представлениям о существовании, вам хорошо известно, что при абсурде, в какой мы ввержены, истина вынуждена черпать свою силу не только из того, что она устанавливает, но также из того, что она разрушает и что Все сообща с Целым разрушает. Оно устанавливает лишь свое собственное существование, существование бесконечности, вечности, безмерности ввиду того, что оно безотносительно. Но, устанавливая, оно вместе с тем разрушает или, если угодно, очищает созданные нами о нем представления. А моральная истина нуждалась в том, чтобы представления были очищены и чтобы ей больше не противопоставляли божество.

Г-н Р.

Универсальное целое, единственное бытие, единственная метафизическая истина дает истину моральную. Я полагаю, что этим и следует ограничиться. Идти дальше - значит ухищряться напрасно и всуе - вот мое последнее слово.