Часть 5.
18. Язык и письмо, продукты социальной культуры, в свою
очередь поднимают эту последнюю. Легко представить себе, что
человеческая жизнь весьма мало отличалась бы от жизни живот-
ных, если бы люди не обладали более совершенным способом
для взаимного обмена приобретенным опытом, если бы каждый
индивидуум должен был начинать все сызнова и был бы ограни-
чен собственным своим опытом. Но если бы прямые сообщения
были ограничены периодом одного человеческого поколения,
человечество не вышло бы из дикого состояния. Только частич-
ное освобождение индивидуума обществом от необходимости
заботиться о своем пропитании и духовная поддержка, которую
он находит в сообщениях современников и предков, делают воз-
можным зарождение того продукта социальной жизни, который
мы называем наукой. Дикарь обладает весьма многообразным
опытом. Он узнает растения, съедобные и ядовитые, находит
животных, за которыми он охотится, по их следам и умеет защи-
тить себя от хищных животных и ядовитых змей. Он умеет испо-
льзовать для своих целей огонь и воду, выбирать камни и дерево
для своего оружия, научается плавить и обрабатывать металлы.
Он научается считать при помощи пальцев, измерять простран-
ства при помощи рук и ног. Он смотрит, подобно ребенку, на
небесный свод, наблюдает вращение его и перемещения на нем
солнца и планет. Но все свои наблюдения или большую их часть
он делает случайно или с целью полезного их применения для
себя. Тот же примитивный опыт образует и зародыш различных
наук29. Но наука могла возникнуть лишь тогда, когда, с одной
стороны, материальная обеспеченность доставила достаточно
свободы и досуга, а, с другой стороны, частым упражнением ин-
теллект был настолько усилен, что возник достаточный интерес
к наблюдению самому по себе, помимо мысли о непосредствен-
ном его приложении. С этих пор начинают собирать, системати-
зировать и проверять наблюдения современников и предков,
исправляются ошибки, вызванные случайными обстоятельства-
ми, и определяется связь между всеми твердо установленными
данными. Каково значение письма для человечества, ясно уже
из одного замечательного исторического примера: когда евро-
пейцы после более чем тысячелетнего варварского периода в
XVI и XVII столетии вновь подняли оборванную нить античной
науки, им не нужно уже было сызнова проделать весь античный
опыт, но они имели возможность быстро достичь высшей ступе-
ни античной культуры и затем превзойти ее.
29 Антропология Тейлора.
108
Историческое изучение развития наук, происходящего через
накопление и систематизацию первичного опыта, чрезвычайно
привлекательно и полезно30. Особенно поучительны некоторые
области знания, как механика, учение о теплоте и др., так как в
них с особенной ясностью выступает развитие науки из реме-
сел31. Здесь можно проследить, как материальные, технические
потребности, бывшие сначала единственным мотивом, посте-
пенно уступают свое место чисто интеллектуальному интересу.
Затем, когда интеллект овладевает данной областью фактов, на-
чинается обратное влияние науки на инстинктивную технику, из
которой она развилась, и эта техника превращается в научную,
основанную уже не на случайном опыте, а на планомерном раз-
решении сознательно поставленных задач. Так остаются в по-
стоянном соприкосновении, взаимно поддерживая друг друга,
мышление теоретическое и практическое, научный и техниче-
ский опыт.
19. Подобно науке, и искусство32 есть побочный продукт,
развивающийся при удовлетворении потребностей. Сначала ищут
необходимого, полезного, целесообразного. Находится при этом
приятное, независимое от приносимой им пользы, оно тоже мо-
жет возбудить интерес к себе и тогда сохраняется и развивается
ради себя самого. Так возник из полезного плетения, с его пра-
вильным повторением форм, вкус к орнаменту, а из полезного
ритма (см. стр. 103) - вкус к стиху. Так из лука, как оружия, раз-
вилась музыкальная дуга33, арфа, пианино и т. д.
Искусство и наука, всякая правовая34 и этическая, вообще
всякая высшая духовная культура может развиваться только в
общественном единении, только там, где одна часть взваливает
на свои плечи тяготы другой. Пусть «верхние десять тысяч» ясно
поймут, чем они обязаны рабочему народу. Пусть художники и
исследователи помнят, что в их руках огромное общее и общими
силами приобретенное богатство человечества, которым они за-
ведуют и которое они приумножают для человечества!
30 Мы не можем здесь подробно останавливаться на истории развития наук.
См. сочинения общего характера, как, например, Историю индуктивных
наук, Уэвелла. Особенно поучительны сочинения по истории специальных
научных областей, как, например, М, Cantor, Mathematische Beitr?ge zum Kulturleben
der V?lker. Halle, 1863; Cantor, Geschichte der Mathematik. 1880.
31 См. мои сочинения Mechanik и Prinzipien der W?rmelehre.
32 См. Haddon, Evolution in Art. London, 1895. - Wallaschek, Primitive Music. Ан-
тропология Тейлора.
33 Антропология Тейлора.
34 Леббок, Происхождение цивилизации. Леббок, Доисторический период.
109
20. Благодаря сложности и многообразию влияний, вытека-
ющих из естественной и культурной среды человека, круг опыта,
ассоциации и интересов человека значительно больше того, ко-
торого может достичь какое-либо животное. В соответствии с
этим и интеллект человека гораздо выше. Но если сравнить меж-
ду собою людей одного социального класса или даже одной про-
фессии, то можно заметить, конечно, общие черты, характерные
для данного класса или данной профессии, но рядом с этими
чертами каждый отдельный человек будет представлять, в соот-
ветствии со своими наследственными задатками и своеобразием
своих переживаний, единственную, ни разу более не встречаю-
щуюся, психическую индивидуальность. Различие интеллектуа-
льных индивидуальностей становится, само собой разумеется,
значительно больше, если не оставаться в пределах одного клас-
са или одной профессии. Если мы теперь представим себе, что
эти столь различные интеллекты вступают в свободное общение
между собой, тесно соприкасаясь, оказывая взаимное влияние
друг на друга в таких делах, как наука, техника, искусство и т. д.,
которые являются именно делами общественными, мы сможем
оценить всю огромную, в настоящее время почти еще не исполь-
зованную, духовную потенциальную энергию человечества. Взаи-
модействие многих различных индивидуальностей приводит к
мощному обогащению и расширению опыта каждой индивидуа-
льности без притупления резких очертаний и живости послед-
ней. Целесообразно организованное обучение может отчасти
возместить это свободное общение. Но слишком строгая орга-
низация преподавания, дифференциация народного воспитания
по классам и профессиям, восстановление и усиление перегоро-
док между ними может опять-таки принести много вреда. Необ-
ходимо остерегаться слишком твердых, неподвижных форм!35
35 Естественные науки могли развиться из ремесел в качестве побочного про-
дукта. Но ремесло и вообще физический труд презирались в древнем мире, и
существовала резкая грань между рабами, занимавшимися физическим тру-
дом и наблюдавшими природу, и господами, которые занимались на досуге
умозрениями, но природу часто знали только понаслышке. Этим в значите-
льной части объясняется наивное, туманное и фантастическое в античном ес-
тествознании. Только редко пробуждается у геометров, астрономов, врачей и
инженеров стремление самому испытать, делать опыты. И это стремление
всегда увенчивается значительным успехом, как, например, у Архипга Тарент-
ского или у Архимеда Сиракузского.
по
ГЛАВА 6
НАРАСТАНИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ
1. Развитие представлений сначала сопровождается преиму-
ществами для органической и в особенности для растительной
жизни. Но когда представления приобретают слишком большой
перевес над чувственной жизнью, это может порой оказаться
даже вредным для жизни органической. Душа превращается тог-
да в паразита тела - паразита, пожирающего, как выразился
где-то Гербарт, масло жизни. Явление это становится понят-
ным, если сообразить, что ассоциация, на которой, как уже было
показано на примерах, основано приспособление наших мыслей
к фактам, зависит порой от случайностей. Если благоприятные
обстоятельства направят наши представления так, что течение
их следует или предшествует фактам, мы получаем познание. Не-
благоприятные же обстоятельства могут направить наше внимание
на несущественное и поддержать ассоциации, не соответствующие
фактам и вводящие в заблуждение. Мысли, оказавшиеся после
неоднократного испытания соответствующими фактам, могут в
качестве регулятора наших действий оказаться лишь полезными.
Но если мы ассоциации, возникшие случайно при особых обсто-
ятельствах, без проверки принимаем за соответствующие вооб-
ще фактам, то это приводит к тяжким ошибкам, и, если мы
руководствуемся такими ассоциациями в наших действиях, - к
худшим практическим последствиям. Поясним сначала сказан-
ное несколькими примерами из истории культуры.
2. Дети бьют по портрету человека, которого они не любят,
громко выражают свое недовольство. Они жестоко расправляют-
ся с изображением хищника, стараются защитить от него изобра-
жение животного, на которое он нападает. По увеличивающемся
развитии усилившаяся жизнь представлений становится само-
стоятельной и иногда получает перевес над чувствами. Следует
полагать, что малокультурные люди, дикари, будут вести себя та-
ким же образом. И вот, когда такой человек расправится с изоб-
ражением своего врага и будет проклинать его, и этот враг после
этого случайно на самом деле заболеет или даже умрет, у дикаря
легко может явиться мысль, что смерть явилась следствием его
действий, его пожелания. Эта вера тем легче может утвердиться
в нем, что доказательство противного в этой не поддающейся
контролю области является делом весьма трудным. И действите-
111
льно, уничтожение изображения врага или какой-нибудь части
его тела, волос, ногтей, и произнесение проклятий, как и вера в
то, что эти действия и проклятия повлекут за собой желанные
результаты, есть явление весьма распространенное. Д-р Martins
рассказывает о следующем своем ночном наблюдении, сделан-
ном в хижине индейцев1:
«Из темного угла поднялась какая-то старая женщина, го-
лая, вся в пыли и пепле, ужасное олицетворение голода и нище-
ты; она была рабыней моих хозяев, пленницей, уведенной из
другого племени. Осторожно подкравшись к очагу, она раздула
огонь, достала какие-то коренья, забормотала что-то с серьез-
ным лицом и, оскалив зубы, стала как-то странно жестикулиро-
вать по направленно к месту, где находились дети ее господ; она
стала скоблить по какому-то черепу, бросать в огонь кучи коре-
ньев и волос и т. д. Долго я наблюдал ее, лежа в своем гамаке и
не будучи в состоянии понять, что все это означает. Выпрыгнув
из гамака, я близко подошел к ней и только из ее ужаса и умоля-
ющих жестов, чтобы я не предал ее, понял, что она колдует, же-
лая уничтожить детей своих врагов и поработителей. То был не
первый случай колдовства, который мне довелось наблюдать у
индейцев». Здесь нам становятся понятны элементарные психо-
логические основания широко распространенного среди диких
племен колдовства, как и то явление, что на этой ступени разви-
тия люди, чтобы защитить себя от колдуний, сжигают их, что ча-
сто случается и в настоящее время в Африке. Общеизвестно, как
эта древняя вера диких народов с XIII столетия, благодаря авто-
ритету церкви, получила широкое распространение и в Европе,
как булла папы Иннокентия VIII (1448) формально санкциониро-
вала ее, как в XV, XVI и XVII столетиях тысячи людей всякого
возраста, сословия и пола, но всего больше несчастные старые
' женщины, пали жертвой дьявольского судопроизводства, урегу-
лированного в книге, известной под названием «Hexenhammer»
(Молот колдуний)2 и как, наконец, разум взял верх в конце XVII
столетия, так что последняя колдунья была сожжена в 1782
году (!) в Гларусе. Это страшное безумие, не прекращавшееся в
течение многих столетий, со всеми его ужасными губительными
последствиями должно служить предостережением человечеству
не допускать, чтобы какая-нибудь вера предписывала жизнен-
ные пути2.
Тейлор. Первобытная история.
Книга Кгатег'а и Sprenger'^ под заглавием: Malleus maleficarum. - Примеч. пе-
рев.
112
Что такого рода представления не были совершенно чужды
даже более образованным кругам народов античной культуры,
явствует, например, из сатиры Петрония (история Никерота о
превращении в волка, рассказ Тримальхиона о ведьмах). Совер-
шенно проникнуты такими представлениями первые три книги
«Метаморфоз» Апулея, предназначенных, впрочем, для развлече-
ния. Едкая насмешка Лукиана над образованными людьми, при-
нимающими всерьез такие вещи, ясно выступает в рассказе о
беседе у больного Евкрата3.
3. В общем верно положение, что то, что близко соприкаса-
ется в ощущениях, оказывается связанным и в наших мыслях.
Но так как эти последние при помощи ассоциаций легко вступа-
ют в многообразные и случайные связи, то легко впасть в обрат-
ную ошибку, именно счесть все в мысли связанное за связанное
в ощущениях. Слово есть центр ассоциации, от которого исхо-
дят многообразные ряды мыслей. Это превращает его в источ-
ник странного и весьма распространенного суеверия, суеверия
слов4. Когда человек произносит какое-нибудь слово, он живо
вспоминает то, что этим словом обозначается, и все, что с этим
связано. Назвав врага, которого он боится, по имени, он видит
его приближение и потому остерегается этого имени. «Wenn man
den Wolf nennt, kommt er gerennt» (стоит назвать волка, чтобы он
был тут как тут), гласит немецкая пословица. Стараются не на-
зывать имени дьявола, «не рисовать дьявола на стене». «Du avertite
omen» (боги, отвратите предзнаменование!) восклицали
римляне, когда произносилось кем-либо слово дурного значе-
ния. С другой стороны, высказанное пожелание живее вступает в
сознание, кажется более близким к осуществлению. Ведь чело-
век не раз исполнял пожелания других людей, и другие нередко
исполняли его пожелания; почему же и какому-нибудь демону,
присутствие которого первобытный человек предполагает везде
и всегда, не исполнить его пожелания, если оно высказано
вслух? Имя человека дикари рассматривают как часть его; оно
скрывается от врага, чтобы не дать последнему силы над лично-
стью, никакой точки опоры для колдовства. Во время болезни
меняют имя больного, чтобы обмануть демона этой болезни. Не-
льзя произносить имени покойного и слов с этим именем одно-
Ennemoser, Geschichte der Magie. Leipzig, 1884. Roskoff, Geschichte des Teufel.
Leipzig, 1869. Soldan, Geschichte der Hexenprozesse. Stuttgart, 1843. - Кто при
чтении этих книг потеряет хорошее расположение духа, тот может для раз-
влечения прочесть в философском словаре Вольтера статьи: Bekker, Incubes,
Magie, Superstition и - чтобы совсем развеселиться - Mises (Фехнер) Vier Paradoxen.
Leipzig, 1846 и в частности: Es gibt Hexerei.
Тейлор, Первобытная история.
из
звучных; они - «табу». Если бы кто-нибудь знал, полагают
магометане, великое тайное имя Бога, он мог бы произнесением
этого имени совершать величайшие чудеса. Во избежание зло-
употреблений это имя необходимо держать втайне. «Не произ-
носи имени Господа Бога всуе!» Мысль эта весьма древнего
происхождения; ее можно встретить уже у древних египтян. Хит-
рая богиня Изида побеждает бога Ре, хитростью выпытав у него
тайну его настоящего имени (A. Erman, ?gypten. II, стр. 359).
Дикий человек знает, что члены его тела повинуются его
воле и могут изменять окружающую его среду согласно его жела-
ниям; но он впадает в заблуждения, не зная точно границ, по-
ставленных его воле. По воскресеньям можно наблюдать, как
крестьянин, играя в кегли, непроизвольно подается в ту сторону,
в которую по его желанию должен направиться уже раньше пу-
щенный им шар. То же самое наблюдательный человек мог бы
заметить у страстного любителя игры на бильярде. Упущение из
виду границ, обозначенных нами буквою U, является вообще
главным источником изложенных уже нами и подлежащих еще
изложению заблуждений.
4. Человек лежит без движения, объятый сном. Через неко-
торое время он пробуждается. Но за это время ему снилась про-
гулка в отдаленную местность, где тело его в действительности
не было; он мог во сне встретиться со своим отцом, давно умер-
шим, беседовать с ним. Присоединим еще сюда случаи обморо-
ка, мнимой и действительной смерти. У наивных людей, которые,
подобно детям, не знают резкой границы между сном и бодрство-
ванием, образуется, и не может не образоваться, представление о
втором Я человека, подобном тени, - таком Я, которое может
отделяться от тела и вновь с ним соединяться, причем в первом
случае тело остается безжизненным, а во втором - снова ожива-
ет. Таким образом образуется представление о душе5, ведущей
самостоятельную жизнь. Если представление о второй жизни
после смерти в мире теней существует дольше, оно разрисовыва-
ется в разных подробностях. Люди грезят об этой жизни, о царст-
ве теней, рассказы о котором им так часто приходилось слышать,
и представления о нем становятся все богаче и многообразнее.
Таков рассказ новозела'ндца Те-Врегавера в передаче Тейлора6:
Рядом с представлением о душе как тени развилась по легко понятным, из
бодрственной жизни взятым основаниям мысль о душе как крови и о душе
как дыхании. Ср. Одиссею, XI, V, ст. 33-154. Души-тени, напившись крови,
обретают память.
Тейлор, Первобытная культура (II изд. под редакцией Коробчевского, том И,
стр. 118).
114
«Тетка этого человека умерла в уединенной хижине на берегу
озера Роторуа. Так как она была знатной особой, ее тело остави-
ли в хижине, двери и окна были заколочены и жилище было все-
ми покинуто, так как ее смерть сделала его «табу». Но день или
два дня спустя Те-Врегавера ранним утром ехал с несколькими
товарищами в лодке близ этого места и увидел какую-то фигуру,
сидящую на берегу и зовущую его. Это была его тетка, вернув-
шаяся к жизни, но слабая и полумертвая от холода и голода.
Когда силы ее благодаря их помощи несколько восстановились,
она рассказала о том, что пережила. Оставив тело, душа ее поле-
тела к Северному мысу и достигла входа в Реигну. Здесь, держась
за стволы ползучих растений, она спустилась в пропасть и очу-
тилась на песчаном берегу реки. Осмотревшись вокруг, она уви-
дела на некотором расстоянии огромную птицу (моа), больше
человека, которая быстро к ней приближалась. Это страшное
зрелище до того испугало ее, что первой ее мыслью было попы-
таться обратно подняться по крутому обрыву. Но в это время она
увидела старика, приближающегося к ней в маленькой лодке,
побежала к нему навстречу и таким образом спаслась от птицы.
Благополучно переправившись через реку, она назвала старику
Харону свое имя и спросила его, где живут души ее родных. Ста-
рик указал ей тропинку. Идя по этой тропинке, она к своему
удивлению убедилась, что тропинка эта такая же, по какой она
ходила на земле: вид местности, деревья, кусты и коренья - все
было ей знакомо. Прибыв в деревню, она среди собравшейся
толпы нашла своего отца и много близких родственников. Они
приветствовали ее заунывной песней, которую поет всегда пле-
мя maori при встрече после долгой разлуки. Отец, расспросив ее
об оставшихся еще в живых родственниках и в особенности о
собственном ее ребенке, объявил ей, что она должна вернуться
на землю, так как там не осталось никого, кто бы заботился о его
внуке. Следуя его совету, она отказалась принять пищу, предло-
женную ей умершими, и, несмотря на усилия их удержать ее,
отец довел ее до лодки, усадил в ней и дал ей две огромных слад-
ких картофелины, которые скрывал под плащом, чтобы она по-
садила их дома и ими кормила его внука. Когда она стала
карабкаться вверх по обрыву, за нее ухватились две последовав-
шие за ней детские души; чтобы отделаться от них, она бросила
эти корни и, пока они пожирали их, она с помощью тех же пол-
зучих растений поднялась наверх по обрыву и, наконец, достиг-
нув земли, полетела туда, где оставила свое тело. Вернувшись к
жизни, она почувствовала себя в темноте и происшедшее каза-
115
лось ей сном. Затем она убедилась, что она всеми оставлена и что
двери наглухо заколочены; отсюда она сделала вывод, что она
действительно умерла и потом вернулась к жизни. Когда стало
светать, слабый луч света проник к ней через щели заколоченно-
го дома и она увидела близ себя сосуд из тыквы, в котором была
красная охра с водой; она с жадностью выпила все до дна и по-
чувствовала, что несколько подкрепилась; ей удалось открыть
дверь и доползти до берега, где ее вскоре и нашли ее друзья. Все,
кто слышал ее рассказы, были твердо убеждены в его достовер-
ности, и только сожалели, что она не привезла с собой, по край-
ней мере, одной из огромных картофелин, как доказательство
своего путешествия в страну духов». Этот поэтический рассказ
звучит как сказка Баумбаха и заставляет почти завидовать пред-
ставлениям маори. Впрочем, наряду с этим рассказом можно по-
ставить и много других подобных рассказов у других племен.
Упомянем еще только об одном, показывающем, что на сновиде-
ниях основываются также представления о душах животных и
душах неодушевленных предметов. Один вождь индейцев у Верх-
него озера выразил пожелание, чтобы вместе с ним было похо-
ронено его прекрасное ружье. Однажды, проболев несколько
дней, он, по-видимому, умер, но так как не были вполне увере-
ны в его смерти, то его не похоронили. Жена его не отходила от
него четыре дня; на пятый он ожил и рассказал следующее7:
«После смерти дух его отправился по широкой дороге мертвых в
страну блаженства; он шел по обширным долинам, покрытым
роскошной растительностью, видел красивые рощи и слышал
пение бесчисленных птиц. Наконец с вершины одного холма он
увидел город мертвых, лежащий вдали в тумане, сквозь который
блестели далекие, частью скрытые озера и реки. Он встречал
стада рослых оленей, лосей и другой дичи, без всякого страха
бродивших возле дороги. Но с ним не было его ружья, и, вспом-
нив, как он просил своих друзей положить с ним в гроб его ру-
жье, он вернулся домой, чтобы взять его. Тут он встречался с
толпой мужчин, женщин и детей, направляющихся в город мер-
твых. Они были тяжело нагружены ружьями, трубками, котлами,
мясом и другими предметами; женщины несли корзины и разри-
сованные весла, а мальчики - палки с красивой резьбой, лук и
стрелы, подарки своих друзей». - Придя совсем в себя, вождь
посоветовал своим не обременять мертвых тяжелыми вещами,
которые им мешают, а давать им только то, что они перед
смертью потребуют.
Тейлор, ibid., II, стр. 56.
5. Итак, согласно этим представлениям не только всякому
телу человека или животного, но даже всякому неодушевленному
предмету соответствует душа или род духа, который естественно
мыслится по аналогии с собственным духом. Дикий понимает яв-
ления, которые он вызывает в окружающей его среде, лучше все-
го как действия своей воли. Таким же образом он все приятные
или неприятные ему события рассматривает как проявления ка-
кого-нибудь духовного существа, дружески или враждебно к нему
настроенного. Живая фантазия жадного до приключений или на-
пуганного врагами негра усматривает в самых незначительных ве-
щах следы таких, дружески к ному настроенных или враждебных,
духов. Эти предметы-«фетиши» собираются, за ними существует
тщательный уход, их почитают, обливают водкой, если они ока-
зываются благожелательными, но их и бьют при случае, если по-
лагают, что они того или другого желания не исполнили. «Один
негр, выходя из хижины, чтобы предпринять какое-то важное
дело, у порога споткнулся о камень и ушибся. «Ага, - подумал
он, - ты здесь?» Он поднял камень и тот долго помогал ему в его
предприятиях»8. Нет ничего, чего фетиш не мог бы сделать, если
только это настоящий фетиш. Мы склонны свысока смотреть на
такой взгляд, а между тем и среди нас есть люди, носящие с со-
бой, и не только шутки ради, всевозможные амулеты, медальоны
и другие вещи, которые будто бы приносят с собой счастье. Наши
научные взгляды на взаимную зависимость, существующую меж-
ду явлениями природы, иные, чем взгляды, еще живущие в том
народе, часть которого мы составляем.
6. Дуалистические представления о духах, о потусторонней
жизни и т. д. имеют весьма невинное значение, пока остаются
чисто теоретическими и распространяются на область, совер-
шенно не поддающуюся контролю. Но когда взгляды, вызван-
ные к жизни сновидениями, сопровождаются практическими
последствиями, побуждают к действиям, наносящим вред благо-
денствию и жизни ближних, не принося ни малейшей пользы,
когда то, что не поддается контролю, становится настолько силь-
ным, что может вступить в противоречие с тем, что поддается
этому контролю, то это приводит к самым страшным фактам исто-
рии культуры. Стоить вспомнить человеческие жертвоприношения
во время тризны по покойникам, имеющие целью доставить этим
последним и после смерти жен, слуг, - одним словом, все удоб-
ства. «Король дагомейцев9 должен войти в страну смерти с ду-
8 Тейлор, ibid., стр. 213.
9 Тейлор, ibid., стр. 39.
117
ховным двором: сотнями женщин, евнухов, певцов, барабанщиков
и солдат». «От времени до времени они снабжают покойного мо-
нарха новыми слугами в мире теней». «Эта ежегодная бойня кро-
ме того пополняется еще почти ежедневными убийствами: все,
что делает король, не исключая последних мелочей, должно
быть сообщаемо его отцу в царство теней. Для исполнения этого
поручения избирается обыкновенно военнопленный». Такие обы-
чаи представляют весьма распространенное явление, а в древнее
время были еще более распространены. На острове Борнео во
время тризны по знатному мужу избиваются копьями рабы,
предназначенные после смерти служить покойному. На островах
Фиджи жены, друзья и рабы знатного покойного предаются
смерти посредством удавления. Низшие слуги избиваются, что-
бы служить «травой, которой можно было бы устлать гроб по-
койного». Общеизвестны тризна по Патроклу, как и обычай
сожжения вдов, существующий у индусов. Такого рода обычаи в
самой различной форме сохранялись вплоть до эпох «с высокой
цивилизацией».
7. Там, где мертвые люди были столь охочи до убийств, духи,
демоны и божества не могли быть скромнее. «Карфагеняне, по-
терпев на войне неудачу и быв стеснены Агафоклом, приписали
свое поражение гневу богов. В прежние времена их Кронос (Мо-
лох) получал в жертву избранных детей своего народа, но впо-
следствии они стали для этой цели покупать и откармливать
посторонних детей. Они следовали естественному стремлению
жертвователя к замещению дорогих жертв; но теперь, когда при-
шло несчастье, наступил поворот. Решено было отпраздновать
чудовищное жертвоприношение, чтобы уравнять счет и загла-
дить вину подставных жертв. Двести детей из самых благород-
ных семейств страны было принесено в жертву идолу; ибо у них
была медная статуя Кроноса с руками, наклоненными таким об-
разом, что ребенок, положенный на них, скатывался в расщели-
ну, наполненную огнем»10. Общеизвестно, что обычай приносить
богам человеческие жертвы был весьма распространен. Мы
встречаем его у диких или полукультурных предков всех культур-
ных народов. На этот обычай существуют отчасти исторические
указания, отчасти на них указывают саги (жертвоприношение
Исаака, жертвоприношение Ифигении). Нет ни одного народа,
который мог бы в этом отношении кичиться перед другим.
Можно еще указать, как на весьма отдаленные по месту и време-
Тейлор, ibid., II, стр. 429. Факты можно найти у Диодора, XX, 14. У него же
можно найти и другие сообщения о человеческих жертвоприношениях. Да-
лее см. Herodot, IV, 62.
118
ни человеческие жертвоприношения, те, которые нашли испан-
цы при завоевании Мексики.
Эти демоны и божества, у которых мнимое предпочтение
столь дорого покупается реальным вредом, существуют, к сожа-
лению, в огромном числе и бывают весьма разнообразны. Геро-
дот11 рассказывает нам следующее о походе Ксеркса на греков:
«Местность эта около Пангейских гор называется Филис, к за-
паду она тянется до реки Ангит, впадающей в Стримон, на
юге -- до самой реки Стримон, где маги зарезали белых коней,
чтобы испросить у богов удачный переход. Сделав это и многое
другое для успокоения реки, они перешли ее у Девяти Путей в
стране гедонов по мостам, которые там нашли. Когда они узна-
ли, что место это называется Девять Путей, они похоронили там
живьем столько же (девять) отроков и девушек из числа местных
жителей. Ибо таков обычай у персов - хоронить живьем; так я
слышал, что Аместрис, жена Ксеркса, в старости дважды прика-
зала похоронить живьем по семи мальчиков из знатных персид-
ских семей, чтобы тем выразить благодарность богу, живущему
под землей». Другие народы, другие эпохи не разумнее персов12.
«В Галаме, в Африке, существовал обычай зарывать живыми ма-
льчика и девочку перед большими воротами города, чтобы сделать
последний неприступным». «У миланауских даяков на острове
Борнео при сооружении большого дома вырыли глубокую яму
для первого столба, который и был подвешен над ней на верев-
ках; девушку-невольницу опустили в яму и по данному сигналу
перерезали веревки; огромный столб упал вниз в яму и раздавил
девушку до смерти; это была жертва духам». Древние, седые ска-
зания, связанные со многими постройками в Европе, и обычай,
слабый остаток старины, убивать при постройке мелких живот-
ных или замуровывать в стены пустые гробы указывают, что по-
добные действия не были чужды и нашим предкам.
Столь же жестоки и духи, живущие в воде. «Индус не спаса-
ет ни одного человека, тонущего в священных водах Ганга». Жи-
тели островов Малайского архипелага разделяют со многими
европейскими народами веру, что спасение утопающего не оста-
ется безнаказанным. «Море, река хотят иметь свою жертву». И
вулканам приносятся человеческие жертвоприношения: жертвы
бросаются в кратер. Так праздная, но богатая человеческая фан-
тазия ревностно работает, чтобы умножить естественные бедст-
вия, которые и без того приходится переносить человеку. Эти
истязания вовсе не присущи только низшей культуре. Европей-
11 Herodot,\ll, С. 113, 114.
12 Тейлор, ibid., 1. стр. 96 и след.
119
··
ское человечество новых времен немало перенесло их. Вспом-
ним только, что инквизиция свирепствовала в течение целых
столетий, предавала ужасной смерти многие тысячи людей, своей
деятельностью привела к гибели цветущие государства и культуры
и только в конце XVIII столетия была вынуждена приостановить
свою роковую деятельность13. Несчастным, конечно, совершенно
безразлично, хоронят ли их живыми в честь земных духов или
сжигают живыми в честь духов догмы, пали ли они жертвой суе-
верия и деспотизма Ксеркса, интриг магов или властолюбия и
нетерпимости нового духовенства. Наша культура еще подозри-
тельно близка к варварству.
8. Обратимся к картинам более радостным. Произвольная
игра представлений, сменяющиеся связи мыслей, зарождающи-
еся, живущие и исчезающие независимо от данных в известный
момент ощущений и независимо от материальной потребности,
даже далеко превосходя ее, - все это возвышает человека над
животным. Фантазирование о пережитом, о виденном, поэзия
есть первое возвышение над повседневностью, в которой человек
задыхаясь влачит свою тяжелую ношу жизни. Пусть эта поэзия, без
критики внесенная в практическую жизнь, часто приносит, как
мы это только что видели, самые дурные плоды, она все же есть
начало духовного развития. Когда эти фантазии приводятся в
связь с чувственным опытом с серьезным намерением осветить
последний и с другой стороны поучиться, то постепенно возника-
ют религиозные, философские, научные представления (О. Конт).
Рассмотрим же эту поэтическую фантазию, которая деятельно
дополняет и видоизменяет все наши переживания.
9. Кости больших животных, как носорог, мамонт и т.д.,
найденные в земле, почти всегда вызывают у наивных местных
жителей представление и сагу о происшедшей здесь битве вели-
канов14. Песчаный смерч в пустыне, водяной смерч на море
принимаются наивным наблюдателем за гигантского демона, за
«джина» «Тысячи и одной ночи». Китайцу удается даже рассмот-
реть голову и хвост дракона, бросающегося из облаков в море.
Сказание о потопе в Библии возникло, как явствует из множест-
ва общих подробностей, из такого же вавилонского сказания более
древнего происхождения.,Но широкое распространение аналогич-
ных сказаний обусловлено тем, что эти последние зарождаются
везде почти с необходимостью. Когда на значительных высотах
находят окаменевшие раковины и остатки других морских жи-
13 G. Goffmann, Geschichte der Inquisition. Bonn, 1878. Lea, A history of the inquisition.
New York, 1888.
14 Tylor, Urgeschichte, стр. 104-112, Tylor, Anf?nge der Kultur. I, стр. 288, 289.
120
вотных, а иногда при раскопках и лодки невиданной формы, то
наивному наблюдателю, не знающему ничего о повышении и
понижении моря и совершенно чуждому геологическим сообра-
жениям, не может не прийти мысль о великом потопе, достиг-
шем необычайной высоты15. Вулканы часто считают за горы,
отапливаемые духами и обитаемые титанами, каковые выбрасы-
вают из своего жилища огонь и камни. Своеобразно объясняют
себе камчадалы находку костей кита на вулканах, которых они
боятся, видя в них жилища духов. Духи, полагают они, ночью
ловят китов, варят их и кости выбрасывают. «Когда духи затопят
свои горы, как мы наши юрты, они остатки огня выбрасывают
через трубу, чтобы иметь возможность закрыть трубу. Бог на
небе тоже иногда так делает в то время, когда у нас лето, а у него
зима, и когда он топит свою юрту». Так они объясняют мол-
нии16.
10. Все, чего примитивный человек не понимает, является
пред ним в своеобразном освещении. Чтобы представить себе это
освещение, мы должны живо вспомнить нашу раннюю юность,
наше детство. Тогда мы поймем, как дикарь, видя свое изобра-
жение в воде или слыша эхо своего голоса, видит в этих явлени-
ях, происходящих при незнакомых, более или менее редко
встречающихся обстоятельствах, дело духа17. Кто в период свое-
го детства не чувствовал чего-то подобного? Действительно,
даже теперь, когда мы теоретически понимаем эти явления, мо-
жет ли быть что-нибудь более странное, чем такой бестелесный
зрительный объект или такая фонограмма, которую наш голос вы-
чеканил в воздухе и которую мы по истечении нескольких секунд
вновь воспринимаем нашим ухом? Но, к сожалению, цивилизо-
ванный человек к своему вреду слишком легко теряет способность
удивляться.
Тейлор. Первобытная история. Мне самому пришлось раз слышать на берегу
озера Гарда от одного тамошнего поселянина, что уровень воды в озере был
когда-то выше и что гора Monte Brione между Riva и Torbole была островом,
потому что там находят раковины.
Тейлор, Первобытная история.
Т. W. Powell, Truth and error. Chicago, 1898, p. 348. Об эхе, которое должно
было произвести впечатление демона, сообщает Кардан (Cardanus, De subtilitate,
1560, Lib. XVHI, p. 527), рассказывая о переживаниях своего друга A. L.
Последний подходит ночью к речке, через которую ему нужно переправить-
ся, и зовет: Ого! - Эхо: Ого! - A. L: Unde debo passa? Эхо: Passa! A. L: Debo
passa qai? Эхо: Passa qui! - Но так как у этого места был страшный водоворот,
A. L. пришел в ужас и повернул обратно. Кардан признает это явление за эхо
и указывает, что по характеру звука это легко можно было узнать.
121
11. Другая черта, общая у дикарей и у детей, есть отношение
их к животным. Дикарь видит в животном почти себе подобного,
своего «младшего брата», с которым он играет, подобно ребенку.
Он хочет понимать его язык, чтобы узнать, что знает животное.
Он приписывает животным силы, превосходящие его собствен-
ные18. Не может же он, например, летать как птица, нырять в
воде как рыба, подниматься и спускаться по нитке подобно пау-
ку. Когда однажды мой четырехлетний мальчуган увидел боль-
шого ручного ворона, сидевшего на пороге одного дома, он в
изумлении остановился и вполне серьезно спросил: «Кто это?»
Правда, форма речи не имеет у детей большого значения. Но и я
сам не мог отделаться от впечатления важной особы, тем более
что только что видел, как птица «сделала внушение» мальчишке,
который дразнил ее.
12. Когда человек стоит на берегу моря, оно кажется ему
плоским диском; таким же диском, плавающим, так сказать, на
море, ему кажется и земля, если горизонт достаточно широк.
Над всем вместе высится «свод» неба. Эти наблюдения образуют
первые основы примитивной географии и астрономии. Что эта
картина обусловлена физиологическими причинами, наблюда-
тель узнает, находясь на вершине высокой изолированной горы
или - еще лучше - с воздушного шара. Ему кажется тогда, что
он находится внутри разрисованного полого шара, нижнюю по-
ловину которого образует земля, а верхнюю - небо, и что обе
эти части движутся или текут в направлении, противоположном
движению шара. Но это наблюдение возможно слишком редко и
потому на популярное, общепринятое представление влияния
иметь не может. Для человека необразованного море и земля
остаются (физически) диском, а небо - сводом. И вот если та-
кой человек где-нибудь на берегу моря видит, как раскаленное
солнце опускается на западе в воду, он уверен, что должен услы-
шать шипение. И на самом деле, он слышит это шипение, при-
нимая за него какой-нибудь случайный шум. Так возникло
представление и сказание, которые, по Страбену19, были рас-
пространены у «священного мыса» (St. Vincent) в Иберии (Испа-
ния) и которые Mr. Ellis нашел далеко от Европы на островах
Товарищества20.
18 Powell, ibid., стр. 384.
19 Strabo. III. Iberia, 1.
20 Я сам, будучи ребенком четырех или пяти лет, слышал еще шипение солнца,
когда оно погружалось, как казалось, в большой пруд, и был осмеян взрослы-
ми. Воспоминание это мне однако очень ценно.
122
13. Ребенок и народы первобытные не имеют случая отдела-
ться от таких наивных представлений. Ребенок, видя солнце
опускающимся за холм или восходящим из-за него, бежит туда,
чтобы схватить его. Правда, когда он прибежит на место, оказы-
вается, что это не тот холм, что за ним находится второй и тре-
тий, на котором находится солнце, но один из них должен же
быть тем холмом, с которого можно схватить солнце21. В мысли
поймать солнце сеткой ребенок не находит ничего невозможно-
го. Широко распространенные повсюду сказки о ловце солнца
указывают на примитивную ступень культуры, на которой то,
что нам кажется выдумкой для забавы фантазии, могло прини-
маться совершенно серьезно. Так же обстоит, вероятно, дело и с
другими сказками, например сказкой о Гансе и бобовом стебле и
целой группой подобных рассказов. Наивному чувству ребенка
небо кажется столь высоким, что он считает вполне возможным
достичь его, если взобраться на высокое дерево. И эта черта есть
общий для нас сказочный мотив указанной группы рассказов22.
Только постепенно, с развитием культуры, в таких рассказах по-
является легкий оттенок юмора и иронии, пока они не получат
наконец характера чистой выдумки, служащей для развлечения.
Через сказки первобытных племен, вместе с наблюдениями над
детьми, мы достигаем наиболее ясного и глубокого понимания
начатков культуры.
14. Если фантазия влияет дополняющим и видоизменяю-
щим образом на отдельные наблюдения, она не щадит и целые
комплексы исторических известий. Но при известной осторож-
ности действительное ядро может быть выделено из поэтиче-
ской оболочки, и вовсе не должно быть выбрасываемо вместе с
этой оболочкой, как нечто негодное. Как пример приведем
устное предание одного племени центральной Америки о пере-
селении с севера23. «Они шли от восхода солнца. Неясно, как
они переправлялись через море: они подвигались вперед, как
будто моря вовсе не было, ибо путь шел по рассеянным скалам, а
скалы эти скатывались по песку. Поэтому они назвали это место
«ряды камней и взрытого песка», какое название дали ему во
время перехода через море, когда вода разделилась и они прохо-
дили через нее. Затем народ собрался на горе по имени Chi Pixab
и постился в темноте и всю ночь. Затем, сообщается, что они
двинулись дальше в ожидании рассвета. И вот наши предки и
21 И я ребенком бегал за заходящим солнцем с холма на холм.
22 Тейлор, Первобытная история.
23 Тейлор, Первобытная история.
123
наши отцы стали господами и имели свой рассвет». «Мы расска-
жем еще о наступлении рассвета и появлении солнца, луны и
звезд. Велика была их радость, когда они увидели утреннюю
звезду, которая явилась со своим блестящим лицом раньше
солнца. Наконец показалось и само солнце; животные, большие
и малые, были преисполнены радости; они поднялись из долин
и ущелий и стали на вершинах гор, повернув голову к восходя-
щему солнцу. Здесь были несметные толпы людей, и рассвет
бросал свой свет сразу на все эти народы. Наконец поверхность
земли была высушена солнцем; как муж показалось оно и согре-
ло и высушило поверхность земли. Перед тем как появилось
солнце, поверхность земли была покрыта тиной и влажна, это
было до появления солнца, и только потом оно поднялось, по-
добное мужу. Но жар его еще не имел никакой силы, оно только
показало себя, явившись, и было подобно (изображению) в зер-
кале; солнце, которое теперь бывает, не есть то, о котором расска-
зывается в сагах». - Рассказ этот не очень ясен, но характерные
черты крайнего севера, долгая зимняя ночь, замерзший, покры-
тый кусками льда океан, бессильное при своем появлении солн-
це, выступают довольно ярко.
15. Из наблюдений природы, переплетенных с фантазией и
историческими преданиями, зарождаются представления перво-
бытного человека о его происхождении, отношении к духам, о
загробной жизни, - короче, те взгляды, которые мы привыкли
называть религиозными или мифологическими. Какую цен-
ность имеют эти взгляды как поэтический подъем, было уже
сказано выше. Когда человек надеется на помощь богов или де-
монов, он легче переносит несчастье, а когда в счастье боится
дурного, этот страх часто спасительным образом умеряет его вы-
сокомерие. Здесь не место развивать дальнейшим образом эту
точку зрения. Наблюдателю, знакомому с современными рели-
гиями, бросается прежде всего в глаза, что в этих примитивных
системах представления о загробной жизни не имеют ничего об-
щего с идеями награды, наказания, возмездия и вообще с эти-
кой.
16. Этика первобытного человека весьма отличается, ко-
нечно, от современной этики, что понятно, если принять в со-
ображение различия в условиях жизни. При всем том она не
менее строго предписывается ему общественным мнением, со-
знающим, конечно, что служит общему благу и что с ним несо-
вместимо. Когда человек нарушает предписания этой этики,
ему приходится считаться с этим общественным мнением и вы-
текающими отсюда последствиями. Его поведение естествен-
124
ным образом регулируется условиями современной ему жизни.
Нерационально, разумеется, основывать этику на данных, пра-
вильность которых не поддается контролю. Однако там, где
одна часть народа осуждена на вечное рабство, а другая захва-
тывает себе все блага посюсторонней жизни, этика, признаю-
щая возмездие после смерти, представляет для первой части
населения утешения, которых не следует недооценивать, для
второй же части оказывается весьма удобна. Но здоровей та
этика, которая основывается только на фактических данных,
как, например, высокоразвитая китайская этика. Этика и право
принадлежат к технике социальной культуры и стоят тем выше,
чем более вульгарное, ненаучное мышление вытеснено из этих
областей мышлением научным.
17. Утверждают, что у некоторых племен нет никаких рели-
гиозных или мифологических представлений. Как иллюстрацию
приведем следующий рассказ24. «Не подлежит сомнению, что
арафуры на острове Форкай, одном из южных островов архипе-
лага Ару, совсем не имеют религии. О бессмертии они не имеют
ни малейшего представления. Когда я спрашивал их об этом,
они всегда отвечали так: Еще ни один арафур не вернулся к нам
после смерти. Поэтому мы и не знаем ничего о будущей жизни и
слышим об этом сегодня впервые. Символ веры этих людей та-
ков: Mati, Mati sudah, что означает: раз ты умер, то конец тебе.
Не размышляли они никогда и о том, как сотворен был мир.
Чтобы убедиться, что они действительно не знают ничего о вы-
сшем существе, я спросил их, к кому они обращаются с мольбой
о помощи, когда они в нужде и сильная буря угрожает опасно-
стью их лодкам? Старший среди них, посоветовавшись с товари-
щами, ответил мне: Мы не знаем, к кому мы могли бы обратиться
с мольбой о помощи; но если ты это знаешь, будь добр и скажи
нам». На первый взгляд в этих словах слышится как бы ирония
свободомыслящего, отталкивающая в сознании своего превос-
ходства навязчивого и ищущего прозелитов европейца с его
мнимой высшей мудростью. Однако к подобным сообщениям
следует относиться с величайшей осторожностью. Мы знаем,
как всеобща у диких племен вера в духов и демонов и какие си-
льные мучения она им причиняет. Поэтому, если этот рассказ и
не имеет в своей основе какого-нибудь недоразумения, но явля-
ется ясным и чистым выражением действительного положения
дела, то во всяком случае на него приходится смотреть лишь как
на исключение, как на редкое явление.
24 Леббок, Происхождение цивилизации,
125
18. На первобытной ступени развития религия, философия
и воззрения на природу неразрывно между собою связаны. Там,
где нет замкнутой касты жрецов, которая могла бы защищать
свои интересы, легче развивается более свободная философия,
ломающая перегородки традиционных религиозно-мифологиче-
ских представлений, как то было, например, в древней Греции.
Фантастична и полна рискованных утверждений и эта первая
философия, как мы видим на попытках ионийцев и пифагорей-
цев. Да и как она может быть иной? Ведь необходимо было
прежде всего создать вообще какое-нибудь мировоззрение, кри-
тика же может начать работу лишь после того, когда возникнет
несколько попыток, явится несколько воззрений, которые будут
казаться неравноценными и потребуют сравнения их, призна-
ния одних и отвержения других. Философия и естествознание
здесь составляют еще одно целое. Первые философы суть вместе
с тем астрономы, геометры, физики, - одним словом, естество-
испытатели. Но когда им удается рядом с мировоззрением со-
мнительной ценности установить картины более мелких частей
природы, лучше выдерживающие нападки критики, эти карти-
ны собираются, получают более общее признание и образуют
начатки специального, отдельного от философии естествозна-
ния. Стоит вспомнить, например, открытия в области геометрии
Фалеса и Пифагора и акустические наблюдения последнего. Это
зарождающееся естествознание содержит еще множество фанта-
стических элементов. Большую часть его мы не задумываясь мо-
жем назвать мифологией природы. Затем делается весьма разумная
попытка понять всю природу через одну часть ее, исследователю
более понятную, и таким образом анимистически-демонологи-
ческая мифология природы постепенно сменяется мифологией
веществ или сил, механически-атомистической или динамиче-
ской мифологией природы. Часто эти различные воззрения суще-
ствуют и рядом, и следы их сохраняются до новейшего времени.
Стоит вспомнить световые частицы Ньютона, атомы Демокрита и
Дальтона, теории современных химиков, клеточные молекулы и
гиростатические системы, наконец современные ионы и элект-
роны. Напомним еще о разнообразных физических гипотезах
вещества, о вихрях Декарта и Эйлера, снова возродившихся в
новых электромагнитных токовых и вихревых теориях об исход-
ных и конечных точках, ведущих в четвертое измерение про-
странства, о внемировых тельцах, вызывающих явление тяжести
и т. д. и т. д. Мне кажется, что эти рискованные современные
представления составляют почтенный шабаш ведьм. Эти порож-
дения фантазии борются за свое существование, стараясь взаим-
126
но победить друг друга. Бесчисленное множество их уничтожается
беспощадной критикой ввиду наличных фактов прежде, чем ко-
торая-нибудь из них получит дальнейшее развитие и сохранится
на более долгое время. Чтобы оценить этот процесс, надо при-
нять во внимание, что дело идет о сведении процессов природы
к простейшим логическим элементам. Но для того чтобы поня-
тия имели живое, наглядное содержание, пониманию природы
должно предшествовать усвоение ее через фантазию. И живая
фантазия требуется тем более, чем дальше лежит разрешаемая
задача от непосредственного биологического интереса.
ГЛАВА?
ПОЗНАНИЕ И ЗАБЛУЖДЕНИЕ
1. Живые существа установляют свое равновесие в окружаю-
щей среде частью через прирожденное (постоянное), частью че-
рез приобретенное (временное) приспособление к окружающим
их обстоятельствам. Но организация и привычное поведение,
биологически полезные при известных условиях, становятся при
изменившихся условиях вредными и могут даже вести к разруше-
нию жизни. Организация птицы приноровлена к жизни в возду-
хе, а организация рыбы - к жизни под водой, но не наоборот.
Лягушка ловит ртом летающих насекомых, которыми питается,
но становится жертвой этой привычки, когда, введенная в за-
блуждение кусочком движущейся ткани, она виснет на соеди-
ненном с этой тканью крючке. Бабочки, летящие на все светлое
и цветное, что в общем целесообразно и служит к сохранению их
жизни, натыкаются иногда на нарисованные цветы ковра, кото-
рые никакой пищи им не дают, или на пламя, причиняющее им
смерть. Каждое попавшее в западню или в когти другого живот-
ного существо дает нам иллюстрацию пределов целесообразности
его психофизиологической организации. У животных с простей-
шей организацией раздражение и реакция вроде нападения или
бегства так правильно между собою связаны, что наблюдаемые
факты этой связи не побуждали бы нас вносить в эту связь по-
средствующие члены: ощущение, представление, чувствование и
волю, если бы аналогия с процессами, наблюдаемыми нами в
себе, не была бы так близка. Раздражение действует здесь непо-
средственно активно, как при рефлекторном движении, напри-
мер сухожильном рефлексе, о котором мы узнаем лишь после
того, как он произошел. Только тогда, когда простое раздраже-
ние с усложнением условий жизни становится настолько много-
значным, что не может уже определять целесообразного процесса
приспособления, выступает в качестве самостоятельного элемента
ощущение, которое вместе с воспоминаниями, представлениями
обусловливает общее состояние организма, или чувствование, вы-
зывающее в свою очередь действие с сознательной целью. Более
сложным условиям жизни соответствует и более сложный, при-
способленный к этим условиям организм с взаимодействием
многообразных приспособленных друг к другу частей. Сознание
состоит именно в особом важном взаимоотношении частей
128
(мозга). Если какой-нибудь элемент, какой-нибудь частичный
процесс сознания, ощущение, представление, не кажется нам
прямо активным, то причина этого заключается в разнообраз-
ных, многосторонних связях, в которых этот элемент находится у
развитого индивидуума, вследствие чего отдельное его отношение
вообще отодвигается на задний план и только в соответствующей
комбинации элементов (ощущений, представлений) определяется
выступление этого отношения на первый план. Нет никакой
противоположности между представлением и, например, волей.
И первое, и вторая суть продукты органов, первое - преимуще-
ственно отдельных органов, вторая - совокупности органов. Все
процессы жизни индивидуума суть реакции в интересах ее со-
хранения, и изменения в представлениях составляют только
часть этих реакций. Существование известного вида живых су-
ществ показывает, что приспособления его, действующие в на-
правлении его сохранения, удаются в достаточно преобладающем
числе, чтобы обеспечить его дальнейшее существование. Что в
физической и психической жизни бывают также реакции, кото-
рые не содействуют сохранению жизни, которые с точки зрения
приспособления приходится признать неудачными, доказывает
повседневное наблюдение. Физические и психические реакции
определяются принципом вероятности. Приносят ли реакции
пользу или вред, в особенности оказываются ли налицо биоло-
гически полезные или вводящие в заблуждение представления, в
обоих случаях лежат в их основе одни и те же физические и пси-
хические процессы.
2. Рассмотрим несколько примеров. Уже при непосредст-
венном вызывании раздражением какой-нибудь реакции могут
оказаться вредные последствия. Гнилостный запах некоторых
растений ложно побуждает мух класть на них свои яйца; вылуп-
ляющиеся из этих яиц личинки не находят там никакой пищи
и, естественно, гибнут. Насекомые часто падают жертвой ядов,
имеющих запах, сходный с запахом некоторых питательных ве-
ществ. Та же судьба постигает иногда овец и рогатый скот, в
особенности на чуждом, экзотическом, лугу. Обстоятельства,
физически между собой тесно связанные, чаще встречаются
вместе, чем обстоятельства, лишь случайно совпадающие;
вследствие этого ощущения и представления, соответствующие
первому случаю, бывают сильнее ассоциированы, чем во втором
случае. Кроме того прирожденное и приобретенное внимание
(апперцепция) направляется по преимуществу на биологически
важное. Но все это не исключает игры неблагоприятных слу-
чайностей и, следовательно, случаев ассоциации, вводящих в
5 Познание и заблуждение 129
заблуждение. Если верен взгляд Дарвина, птицы избегают не-
вкусных насекомых или ядовитых с яркой окраской, но так же
избегаются и спасаются таким образом насекомые невинные,
но окрашенные так же, как ядовитые (миметизм). Когда опти-
ческое изображение известного тела падает на сетчатку нашего
глаза, вследствие ассоциации является и представление осяза-
тельного впечатления и остальных свойств. Когда мы в темноте
прикасаемся к какому-нибудь телу, в нашем представлении по-
является и его оптическое изображение. Биологически важно,
что эти ассоциации наступают так быстро и живо, что их можно
рассматривать почти как иллюзии; впрочем, в более редких
случаях даже и эти процессы нас вводят в заблуждение. Настро-
ение или направление мыслей оказывает здесь свое существен-
ное влияние. Некий юноша распахивал прерию на паре волов,
причем часто наталкивался на гремучих змей, которых и уби-
вал. Уронив из рук кнут и, нагнувшись, чтобы поднять его, он
случайно схватывает палку, принимает ее за змею, и ему кажет-
ся, что он слышит стук ее костяшек1. Бывает и наоборот, что
ищут палку и схватывают змею, которую принимают за палку
или за какую-нибудь другую невинную вещь. Как далеко может
заходить эта привычка к психическому дополнению при помо-
щи ассоциаций у человека, в особенности у человека цивилизо-
ванного, лучше всего показывает легкость телесного восприятия
плоских перспективных чертежей. Мы узнаем без затруднения
лестницу, машину и даже сложные кристаллические формы в их
телесных формах, хотя чертеж дает только минимальные указа-
ния. Интересно сообщение Powell'a2, что индейцы сначала с
трудом понимают рисунки, но скоро этому научаются. Цветные
рисунки они легко понимают, лишь когда изображены знако-
мые им вещи. Впрочем, способность людей в этом направлении
весьма неодинакова и специализирована. Я знал одну старую
даму с богатой фантазией, которая превосходно рассказывала
чудесные сказки, но для которой какая-нибудь картина остава-
лась столь же непонятной, как для идиота или животного. Она
едва узнавала, находится ли перед ней изображение ландшафта
или портрет3. Неточность ассоциации, нарушение одной ассо-
циации другою проявляется в первых попытках рисовать у де-
тей. Все, что они вспомнят, все, что видали когда-нибудь на
человеке, - все это рисуют они на изображении его, не разби-
1 Powell, Truth and error, стр. 309.
2 Powell, ibid, стр. 340.
Даже более умные собаки узнают, говорят, иногда портреты своих господ.
130
рая, можно,ли видеть все это сразу или нет. Так же поступают,
по словам К. von den Steinen4 индейцы и так же поступали пер-
вые живописцы у древних египтян. Почтенную старину и вместе
с тем черты технически развитого и однако примитивно детского
искусства находим мы на фресках храмов.
3. Прочные физические зависимости редко могут быть со-
всем затушеваны случайностями, а биологический интерес со-
действует замечанию правильных и важных ассоциаций. Таким
образом последние и без особого психического развития обнару-
живают тенденцию становиться перманентными5 и уже инстинк-
тивно направлять жизненные функции к самосохранению. Там же,
где ложные ассоциации влекут за собой чувствительные последст-
вия, эти последние будут действовать как корректив, содействуя
дальнейшему психическому развитию. Сновидная ассоциация бу-
дет уступать место внимательному, сознательному и намеренно-
му замечанию важных сходств и различий разных случаев, ясному
разделению правильно руководящих и вводящих в заблуждение
признаков этих случаев и точному разграничению этих случаев.
Здесь мы стоим перед началом намеренного приспособления
представлений, у порога исследования. Исследование, говоря
кратко, стремится к перманентности представлений и достаточ-
ной для многообразия переживаний их дифференцировке6. Те-
чение представлений должно возможно точнее приспособляться
к переживаниям, будь то физические или психические пережи-
вания, оно должно, примыкая к ним, следовать за ними и опере-
жать их; оно должно в различных случаях возможно менее
изменяться, отдавая однако должное и различию этих случаев.
Течение представлений должно быть возможно более верным
изображением течения самой природы. Мы упоминали уже
выше, что значительный прогресс в исследовании может быть
достигнут только при взаимном содействии людей, при социаль-
ном объединении их, при взаимном обмене сведениями при по-
мощи языка и письма.
4. Кто испытал неприятность смешать ядовитый гриб со съе-
добным, тот будет внимательно присматриваться к красным и
белым пятнам мухомора, видя в них предостерегающий признак
ядовитости. Пятна эти тогда ясно будут выступать для него на
общем облике гриба. Так же относимся мы к ядовитым ягодам
и т. д. Таким образом научаемся мы замечать в отдельности бо-
4 К. von den Steinen, Unter den Naturv?lkern Zentral-Brasiliens. Berlin 1897, стр.
230-241.
5 * См. мою книгу «Анализ ощущений» и настоящее сочинение, стр. 40 и след.
6 См. мою книгу «Анализ ощущений».
s* 131
лее важные определяющие признаки какого-нибудь,пережива-
ния, делить это переживание на части или составлять его из
частей. Когда мы рассматриваем одну сторону какого-нибудь
переживания, как ближе определяемую какою-нибудь другою его
стороною, более явною для нас или более важною, и выражаем
это словами, мы произносим суждение. Конечно, можно состав-
лять суждения и про себя, не произнося их устно или до этого
устного выражения. Гениальный дикий, впервые покрывший
свою тыквенную чашку глиной и тем защитивший ее от сгора-
ния, находился в таком положении. Он составлял суждения:
«Тыква сгорает». «Глина не горит». «Тыква, покрытая глиной, не
горит». Можно, не говоря ни слова, собирать простые наблюде-
ния и опыты, делать открытия, составлять суждения. Это хоро-
шо видно на умных собаках и на детях, не умеющих еще
говорить7. Но словесное выражение суждения имеет значитель-
ные выгоды. Оно заставляет говорящего разлагать каждое пережи-
вание на общеизвестные и всеми одинаково называемые составные
части, вследствие чего и для самого говорящего дело становится
яснее8; он вынужден сосредоточить свое внимание на подробно-
стях, должен абстрагировать и вынуждает к тому же и других.
Когда я говорю: «Камень - круглый», я отделяю форму от мате-
риала. В суждении «камень служит как молот» употребление
предмета отделено от самого предмета. В предложении «лист зе-
лен» цвет предмета противопоставлен его форме. Но если с од-
ной стороны мысли наши и много выигрывают при словесном
их выражении, с другой стороны они при этом втискиваются в
случайные общепринятые формы. Говорю ли я «дерево плавает
на воде» или «вода носит дерево», для мысли это безразлично,
психологически она остается тою же. Но при втором словесном
выражении этой мысли роль субъекта переходит от дерева к
воде. Говорю ли я «платок разорван» или «платок не цел», психо-
логически это то же самое, но словесно я превратил утвердитель-
ное суждение в отрицательное. Суждения «все А суть В» и
«некоторые А суть В» психологически я могу рассматривать как
сумму многих актов суждения. Вынужденной пользоваться ре-
чью, нашей логике приходится довольствоваться исторически
сложившимися грамматическими формами, развивавшимися
далеко не вполне параллельно с психическими процессами9. На-
Preyer, Die Seele des Kindes. Leipzig, 1882, стр. 222-223.
См. Prinzipien d. W?rmelehre, стр. 406-414, - Popul?r-wissenschaftliche Vorlesungen.
3. Aufl., 1903, стр. 265 и след .
9 A. St?hr, Algebra der Grammatik. Wien, 1898.
132
сколько логика, пользующаяся искусственным, специально со-
зданным языком, может освободиться от этого зла и развиваться
более параллельно с психологическими процессами, обсуждать
здесь не место10.
5. Не всякое суждение можно обосновывать на столь про-
стом чувственном наблюдении или воззрении, как «интуитив-
ные» суждения: «камень, не имея подставки, падает на землю»,
«вода жидка», «поваренная соль растворяется в воде», «дерево
при доступе воздуха может гореть». Дальнейший опыт показы-
вает нам, например, что в последнем случае условия горения де-
рева гораздо сложнее, чем это указано в суждении. Не во всяком
воздухе горит дерево; воздух должен содержать для этого доста-
точное количество кислорода и дерево должно быть нагрето до
известной температуры. Кислород (как и температуру) нельзя уз-
нать просто на взгляд; соответствующие слова не возбуждают
простого наглядного представления. Чтобы правильно предста-
вить себе в мыслях условие: присутствие кислорода, нам прихо-
дится подумать обо всех химических и физических свойствах
кислорода, обо всех опытах и всех наблюдениях, которые мы над
ним проделали, обо всех суждениях, которые мы при этом про-
износили. «Кислород» есть понятие, которое не исчерпывается
одним наглядным представлением, а только его определением,
включающим в концентрированном виде сумму целого ряда
опытов11. То же самое можно сказать о понятиях: температура,
механическая работа, количество теплоты, электрический ток,
магнетизм и т. д. Когда мы долго занимаемся известной обла-
стью опыта и знания, к которой принадлежит данное понятие,
мы приобретаем привычку при употреблении слова, обозначаю-
щего и воплощающего это понятие, слегка припоминать связан-
ный с ним опыт, не представляя себе его ясно и подробно. В
понятии, как удачно заметил раз S. Stricker, содержится потенци-
альное знание. При частом употреблении какого-нибудь слова
мы получаем надежное и тонкое чутье, которым и различаем, в
каком смысле и в пределах каких границ мы должны его упо-
треблять, чтобы оно соответствовало своему понятию. У людей,
которые с данным понятием менее свыклись, возникает при
употреблении соответствующего слова наглядное представле-
ние, которое представляет данное понятие и чувственно вопло-
щает какую-нибудь выдающуюся важную сторону его. Так, при
слове «кислород» в вульгарном, не научном мышлении легко
10 Boole, An investigation of the laws of thought. London, 1854. - E. Schr?der, Operationskreis
des Logikkalk?ls, Math. Annal., 1877.
11 Мы имеем здесь в виду прежде всего понятия эмпирические.
133
|