Часть 7.

Богатым интересными и поучительными подробностями изло-

жением той же мысли мы обязаны О. Wiener"у*.

3. Не следуя точно за изложением Wiener"^ ограничимся из-

ложением некоторых важнейших его идей. Наши органы чувств

в общем весьма чувствительны, ибо воспринимают физические

раздражения не так, как воспринимают их неживые объекты. В

органе чувства раздражения освобождают накопленную в нем и

находящуюся наготове энергию, что в физических аппаратах

происходит лишь в исключительных случаях, например в мик-

рофоне, в телеграфном реле и тому подобном. Глаз и ухо приво-

дятся в заметное состояние раздражения приблизительно одной

стомиллионной частью одного эрга5, каковая работа едва доста-

точна для того, чтобы вызвать заметное отклонение в самых чув-

ствительных весах. Глаз в сто раз более чувствителен, чем самая

чувствительная фотографическая пластинка. Если у нас на руке

положена тяжесть 100-1000 граммов, мы непосредственным

чувством давления можем ощущать уменьшение ее приблизите-

льно на 30%, при движении же руки вверх и вниз эта разностная

чувствительность повышается до 10%. Чувствительные же весы

показывают при одном килограмме нагружения прибавку 1/200

миллиграмма, т. е. 1/2 · 1/108 всего нагружения. Весы T?pler'a

показывают различия давления, составляющие 1/108 часть од-

ной атмосферы. Глаз едва может различить на расстоянии деся-

ти сантиметров две черты с промежутком в 1/40 миллиметра.

При помощи же микроскопа можно различать расстояние в

1/7000 миллиметра между двумя чертами. Пользуясь длинами

световых волн можно отсчитывать еще меньшие расстояния.

Мы можем ухом заметить промежуток времени в 1/500 секунды

между двумя электрическими искрами, а при помощи способа

вращающегося зеркала Wheatstone-Feddersen возможно оптиче-

ским путем определять промежутки времени до 1/108 секунды.

Наше тепловое чувство реагирует на разницу в температуре в

1/5 °С. Болометрическим же методом Langley'x и Paschen'а уда-

ется констатировать различия в температуре до 1/106 градуса Це-

льсия. Таким образом чувствительность физических аппаратов

может в некоторых случаях достигать степени чувствительности

наших органов чувств, & других же значительно превосходит ее.

При помощи физических аппаратов физику удается констатиро-

вать такие тонкие различия в реакциях, которые без этих средств

остались бы навсегда неизвестными.

О. Wiener, Die Erweiterung der Sinne. Antrittsvorlesung. Leipzig, 1901.

5 Я сам однажды предпринял попытку такой оценки чувствительности органа

чувств. См. Bewegungsempfindungen. Leipzig, 1875, стр. 119 и след.

160

4. Физик знает однако средства заменять одно чувство дру-

гим. При помощи оптических приспособлений мы можем сде-

лать видимыми звуковые процессы и слышимыми - световые.

Напомним, например, различные виброскопические методы,

возможность сделать воздушные волны видимыми, фотофон

и т. п. Теплоту мы узнаем непосредственно только через осяза-

ние6, но посредством термометра делаем ее доступной и глазам.

Даже процессы, непосредственно не открывающееся ни одному

из наших чувств, как, например, слабые электрические токи или

колебания магнитного напряжения, которых мы не можем ни

слышать, ни видеть, ни осязать, при помощи гальванометра и

магнетометра мы делаем доступными для зрения, к которому во-

обще большей частью обращаемся, когда дело идет о весьма тон-

ких реакциях. Конечно, не следует забывать, что процессы,

действительно, безусловно ускользающие от всякого из наших ес-

тественных чувств, остаются навсегда неоткрытыми и неоткрыва-

емыми. Так что, когда мы применяем искусственные средства,

дело, строго говоря, идет только об отыскании более многочис-

ленных, более разнообразных или более тонких реакций, принад-

лежащих все же к одной из областей наших естественных чувств.

5. Чтобы дополнить изложенные выше рассуждения, возь-

мем, например, апельсин, кубик поваренной соли, платину и

воздух. Первое из этих тел реагирует без всяких искусственных

средств на все наши чувства, второе не реагирует на чувство обо-

няния, и третье - ни на обоняние, ни на вкус. Воздуха мы даже

и не видим; мы чувствуем, самое большее, его теплоту или хо-

лод, и при сильном движении он раздражает еще наше осязание,

как ветер. В его телесности мы убеждаемся лишь после искусст-

венного замыкания его, например, в трубку, каковой прием дейст-

вительно принадлежит к древнейшим физическим экспериментам.

Искусственными приемами можно однако вызвать каждым из

названных тел еще другие различные реакции, характеризующие

его. Таким образом тела суть не что иное, как пучки закономер-

ных связанных реакций. То же самое можно сказать и о процес-

сах всякого рода, которые мы классифицируем и снабжаем

названиями в согласии с нашей потребностью в обобщении.

Имеем ли мы дело с волнением воды, присутствие которого про-

слеживаем глазами и чувством осязания, или с звуковыми вол-

нами в воздухе, которые мы только слышим и лишь искусственно

можем сделать видимыми, или с электрическим током, который

вообще можем проследить почти исключительно при помощи

6 Точнее, при помощи температурного чувства, пространственно связанного с

осязанием. ,

6 Познание и заблуждение 161

искусственно произведенных реакций, - во всех случаях посто-

янным является закономерная связь реакций, и только она одна.

Таково очищенное критикой понятие субстанции, которому дол-

жно уступить свое место в науке понятие вульгарное. Это по-

следнее в повседневной жизни совершенно безвредно, и даже

бывает полезным - иначе оно не возникло бы инстинктивно, но

в научной физике оно играет ту же обманчивую роль, как «вещь

в себе» в философии.

6. В своей лекции, цитированной нами выше, Wiener прихо-

дит к фикции интеллигентного существа с отличными от наших

чувствами. Нервные органы, окруженные достаточно интенсив-

ными магнитными полями, представляли бы, например, маг-

нитное чувство, какое действительно было искусственно создано

Крейдлем1 у раков. Глаз мог бы реагировать на ультракрасные

лучи. Далее, могли бы быть применены зрительные трубы с эбо-

нитовыми чечевицами и т. д., и т. д. Этими заманчивыми сооб-

ражениями, симпатичными и мне, Wiener надеется достигнуть

независимости от особой природы наших чувств и открыть перс-

пективу на единую физическую теорию. Мой взгляд на это таков.

Я представляю себе все органические существа, по меньшей

мере здесь на земле, весьма близко родственными между собой,

и на этом основании считаю чувства одного органического су-

щества лишь видоизменениями чувств другого. Ощущения совре-

менных наших естественных чувств навсегда останутся основными

элементами нашего психического и физического мира. Это од-

нако не мешает нашим физическим теориям становиться неза-

висимыми от особого качества наших чувственных ощущений.

Мы занимаемся физикой, когда исключаем вариации наблюда-

ющего субъекта, удаляя их при помощи поправок или абстраги-

руя их каким-нибудь другим образом. Мы сравниваем физические

тела или процессы друг с другом, так что дело сводится только к

равенству и неравенству в реакции ощущения; особенность же

ощущения не имеет уже значения для найденного отношения,

выраженного в таких равенствах. Этим результат физического

исследования получает силу и значение не только для всех лю-

дей, но и для живых существ с другими чувствами, поскольку

они будут рассматривать r?aum ощущения как показания извест-

ного рода физических аппаратов8. Эти показания не обладали

бы однако для таких существ непосредственной наглядностью,

но для этого должны были бы быть переводимы на их чувствен-

7 Popul?re Vorlesungen, 3. Aufl. Leipzig, 1903, стр. 398.

8 «Анализ ощущений», изд. С. Скирмунта.

162

ные ощущения, примерно так, как мы посредством графическо-

го изображения делаем ненаглядное наглядным.

7. В предыдущих рассуждениях мы главным образом обра-

щаем внимание на отдельные ощущения и их значение. Цельную

систему распределенных в пространстве и времени ощущений, да-

ваемых нам, например, зрением, позволяющим сразу познать

все распределение тел или их относительных друг к другу движе-

ний, мы называем по преимуществу воззрением. Это название

носит явную печать своего происхождения. Для зрячего зритель-

ное воззрение (Gesichts-anschauung) наиболее важно; при помощи

его он наиболее часто и многое узнает сразу. Но интеллигентные

слепые, например, геометр Saunderson, доказывают нам, что и с

помощью осязания возможно быстро получить упорядоченный

обзор, который можно было бы назвать осязательным воззрени-

ем (Tastanschauung). Опытным музыкантам нельзя отказать в изве-

стного рода наглядном обзоре ритмических во времени движений,

разделений и перемен голосов в тональной области или в про-

странстве тонов. Из двух выдающихся счетчиков в уме Inaudi и

Diamandi - первый принадлежал к слуховому типу, а второй - к

зрительному9. Первый начал упражняться в своем искусстве,

когда не умел еще читать; он представлял себе числа при помо-

щи слуха. Второй стал упражняться в своем искусстве после

того, как он посещал уже школу и научился писать. Когда распо-

лагали числа горизонтальными рядами таким образом, чтобы из

цифр их образовались и вертикальные колонны, и произносили

цифру за цифрой в горизонтальном ряду, Diamandi мог по памя-

ти сейчас же называть цифры, которые образовывали соответст-

вующую вертикальную колонну: он видел перед собой числа

расположенными в пространстве. Напротив, Inaudi исполнял

это лишь с некоторым трудом, потому что он слышал, как назы-

вали ему числа одно за другим, и ему приходилось эти времен-

ные ряды сначала разбивать, так сказать, на части и расположить

их в известной последовательности. У Diamandi было зрительное

пространственное, а у Inaudi слуховое временное воззрение. Мы

оставляем открытым вопрос, возможно ли нечто аналогичное и

в областях других чувств, как, например, при высокоразвитом

чувстве обоняния (у собак, муравьев), как это полагает Форел.

8. Нет ни малейшего сомнения, что после отдельного ощу-

щения именно воззрение привело в движение представления и

действия, когда логическое мышление было еще весьма нераз-

витым. Воззрение органически старше и сильнее, чем логическое

мышление. Одним взглядом мы обозреваем пластику какой-ни-

Revue g?n?rale des sciences, 1892.

163

будь местности, согласно с ним без затруднения перемещаемся,

обходим катящийся нам навстречу камень, протягиваем руку па-

дающему нашему спутнику, схватываем интересующий нас пред-

мет, причем вовсе не размышляем обо всем этом. На воззритель-

ности развиваются первые ясные представления, первые поня-

тия, первое мышление. Поэтому везде, где только возможно

усилить логическое мышление помощью воззрения, это всегда

приносит пользу. Мы таким способом обосновываем индивидуа-

льные новые приобретения на старых, испытанных приобрете-

ниях вида.

9. Графические искусства, в особенности фотография и сте-

реоскопия, дают в настоящее время возможность приобрести та-

кое множество воззрений, которое полвека тому назад могло

быть получено лишь с большим трудом. Дальние страны, народ-

ные типы и постройки, сцены тропического девственного леса и

покрытых льдом полярных стран ,с разной живостью выступают

перед нашими глазами. Цветная фотография, кинематограф

усилят еще естественность картин, а фонограф будет в области

акустической соревновать с ними. Наука также нашла средства

наглядно представить объекты, недоступные естественному воз-

зрению. Моментальная фотография фиксирует каждую фазу

движения, для прямого наблюдения слишком быстрого, она

уничтожает скорость, заставляет объект, так сказать, застыть.

Marey, Ansch?tz, Muybridge фиксировали фазы движений живот-

ных. Фиксированы даже более утонченными методами картины

звуковых волн, полета снарядов и т. д. Метод следующих друг за

другом изображений, применявшийся уже давно в специальной

форме стробоскопа для наблюдения быстрых периодических

движений, может иметь троякое применение. Существуют дви-

жения, скорость которых лежит в области естественного нашего

воззрения. Кинематограф воспроизводит их с присущей им ско-

ростью. Движения, слишком быстрые для того, чтобы их можно

было видеть, как полет насекомых, звуковые колебания и т. д.,

могут быть по произволу замедлены при помощи упомянутого

метода. Напротив того, изменения, происходящие слишком мед-

ленно, чтобы можно было их видеть, как рост растения, зароды-

ша, города и т. д., можно*с помощью этого метода по произволу

ускорить и таким образом видеть в кинематографе. Представим

себе, что изменения растущего растения со всеми его геотропи-

ческими и гелиотропическими движениями проходят перед нами

с усиленной скоростью, а движения животного -- с соответст-

венной степенью замедленности; тогда впечатления от растите-

льного и животного царства получились бы как раз обратные

164

тому, что мы имеем теперь. Кинематографическое изображение

ребенка, который подрастает, развивается, становится зрелым и,

достигнув старческого возраста, умирает, производило бы более

сильное впечатление, чем любая проповедь о раскаянии.

10. Контраст между удлинением и сокращением времени

подобен контрасту между увеличением и уменьшением про-

странств. Высокоценному микроскопу можно противопоставить

мало обращающее на себя внимание, но столь же важное умень-

шение для нашего поля зрения изображений слишком больших

объектов, примером чего могут служить географические карты.

И в этом последнем случае мы вводим объекты, с трудом подда-

ющиеся абстрактному познанию, в область удобного и привыч-

ного нам воззрения. Мы помогаем абстрактному мышлению

регистрирующими аппаратами, вычерчивающими кривые, при

самом производстве опытов, как и тогда, когда изображаем по-

лученные уже результаты в виде кривых, геометрических конст-

рукций и т. д.10. Достаточно одного примера, чтобы показать

значение, которое имеет факт завоевания какой-нибудь области

для нашего воззрения. Общеизвестно, с каким трудом удалось

Кеплеру из отдельных абстрактных данных конструировать эл-

липтические пути планет, а между тем для решения этого вопро-

са было бы достаточно одного взгляда, если бы эти движения

были даны наглядно в уменьшенном пространственном и вре-

менном масштабе.

11. Воззрение является источником, из которого черпает

наша память. Если по какому-нибудь случайному поводу передо

мной возникает образ маленького гладко выбритого господина с

седыми локонами, приближающегося к обеденному столу, дру-

жески раскланиваясь во все стороны, если я слышу с различных

сторон шепот: Ein deutscher Professor! Voil? un professeur allemand!

Aoh! a German professor! если все это выступает в моем воображе-

нии в той связи, в которой я все это пережил, то я это называю

воспоминанием. Но если, благодаря многим различным пережи-

ваниям, среди элементов установились многообразные ассоциа-

тивные связи, вследствие чего отдельные связи стали слабее, то

под действием побочных влияний могут возникнуть такие ком-

бинации связей, которые в чувственных переживаниях никогда

еще не были, а зародились впервые только теперь, в представле-

нии. Подобные представления мы называем фантастическими.

Если бы я в моей жизни видел только одну собаку и теперь пред-

ставил бы себе собаку, она обладала бы, вероятно, всеми при-

знаками, которые не ускользнули от моего внимания во время

10 Popul?re Vorlesungen, стр. 124-134.

165

наблюдения этой собаки. Но в действительности я видел бесчис-

ленное множество различных собак, как и других животных, по-

хожих на собаку. Вследствие этого собака, которую я себе

представляю, отличается от всякой собаки, которую я когда-ли-

бо видел. Трактирщик придумывает вывеску «К синей собаке».

Его вывеской служит собака, сделанная из дерева. Но он хочет ее

покрасить. Придя к красильщику, он видит много горшков с

различными красками, и выбирает ту, которая бросалась бы в

глаза. Так возникает «произведение его фантазии» через комби-

нацию ассоциаций, принадлежащих к различным переживани-

ям. Эти простые рассуждения показывают, что невозможно

провести абсолютно резкой границы между воспоминанием и

фантазией. Ни одно переживание не настолько обособлено, что-

бы другие переживания не могли повлиять на воспоминание о

нем. Всякое воспоминание есть «смесь действительности с фан-

тазией». С другой стороны, в фантастических представлениях

большею частью можно доказать присутствие элементов воспо-

минания.

12. Ребенок видит человека, который хромает. «Бедняжка

сел на большую лошадь, упал с нее и ушиб себе ногу о камень».

Эта фантастическая история 31/2~летнег° ребенка легко комби-

нируется из его воспоминаний. Другой трехлетий ребенок жела-

ет жить как рыба в воде или звезда на небе; у него столь же

богатая фантазия, как у того ребенка, который, увидев отверстие

в камне, думал, что оно - жилище фей. Ребенок часто называет

пробку «дверью», маленькую монету - «дитятей доллара», при

виде травы, покрытой росой, кричит: «она плачет!». Следует ли

на все это смотреть как на работу фантазии, я, судя по наблюде-

ниям над собственными моими детьми, весьма сомневаюсь11. В

период развития речи ребенок имеет еще мало слов и, подобно

дикарю, говорит поэтически поневоле, побуждаемый каждым

сходством к употреблению слов в переносном значении. Совер-

шенно подобно ребенку, руководимому фантазией, дикарь стро-

ит свои космогонии из элементов своих воспоминаний. В них

играют роль гигантские лягушки, кроты, пауки и кузнечики. У

племен, живущих у моря или у больших рек, в созидании миро-

вого порядка принимают,участие вынырнувшие из глубины ко-

лоссальные рыбы или черепахи. Если маленькая девочка, дочь

управляющего имением, хорошо знакомая с птичьим двором,

спрашивает: «звезды - не яйца ли, которые кладет месяц?», то

это - отличный пример того, как образуются наивные космого-

Ribot, Essai sur l'imagination cr?atrice. Paris, 1900, стр. 89-97. См. «Анализ ощу-

щений», изд. С. Скирмунта, стр. 257.

166

нии12. Так, например, у египтян - народа, рано достигшего высо-

кого совершенства в гончарном деле - бог Ptah делает на

гончарном станке яйцо, из которого развивается мир13. Стоит то-

лько вспомнить собственную юность, чтобы понять: когда нет на-

лицо никакой солидной опытной основы для понимания мира,

фантазия по необходимости должна - худо ли, или хорошо - за-

полнить пробелы и удовлетворить потребность в таком понима-

нии.

13. Кто знаком с историей развития науки или принимал

участие в ее разработке, тот не станет сомневаться, что для рабо-

ты научного исследования требуется сильно развитая фантазия.

Правда, характер этой фантазии несколько отличается от фанта-

зии художника, о которой еще будет речь впереди. Рассмотрим

сначала на нескольких примерах работу опытного исследовате-

ля. Всякому современнику Галилея было известно, что звук мед-

леннее распространяется, чем свет: если смотреть издали на

работу плотника, мы сначала видим, как молоток опускается, и

только потом слышим звук. Здесь свет, несравненно более быст-

ро распространяющийся, отмечает нам момент начала распро-

странения звука. Для определения скорости распространения

света этот способ однако неприменим. Как отметить момент на-

чала распространения света? Галилей представляет себе дело так:

наблюдатель А, вдруг раскрыв свой фонарь, посылает свет дру-

гому наблюдателю В, находящемуся от него на известном рас-

стоянии; тот, увидев свет, раскрывает свой фонарь, так что А

может отметить моменты начала и конца распространения света

на расстоянии 2АВ. Это гениальное приспособление возникло,

благодаря комбинирующей, принимающей во внимание все

условия, фантазии. Возможно, что помогло здесь делу воспомина-

ние о явлении эха. Хотя сам Галилей признал этот опыт неосущест-

вимым вследствие слишком большой скорости распространения

света, тем не менее Физо мог более 200 лет спустя продолжать

работу его фантазии. Вместо наблюдателя В он придумывает

зеркало, отражающее свет обратно в А, а в А - равномерно вра-

щающееся зубчатое колесо, точно отмечающее моменты, в кото-

рые свет отходит и возвращается в А, и кроме того - в А и В

зрительные трубы для уменьшения потерь света. Живой интерес

к поставленной цели не дает улечься ассоциациям, а сосредото-

чение внимания на условиях, которые должны быть выполнены,

приводит к отбору полезных для данной цели ассоциаций, из

12 Наблюдение моей сестры.

13 Erman, ?gypten, II, стр. 352> 605 и след.

167

комбинации которых рождается продукт фантазии. -- Свет и

звук электрической искры возбуждают у Франклина предположе-

ние, что молния и гром суть явления электрические. Зарождается

живейшее желание овладеть этим предполагаемым электричест-

вом. Но как это сделать? Проводящего стержня не хватит; по-

строить вавилонскую башню он не может. Тут он вспоминает о

бумажных змеях, подымающихся вверх при легком ветре. Он

устраивает себе такого змея, снабжает его металлическим остри-

ем, пеньковой веревкой с ключом на ее нижнем конце и при

приближении грозы пускает этого змея, поместив между верев-

кой и своей рукой кусок шелковой нитки. И действительно, ве-

ревка, смоченная дождем, становится хорошим проводником

электричества. Франклин может извлекать искры из ключа, заря-

жать ими лейденские банки, наполнять эти банки «электриче-

ским огнем». В настоящее время такого змея мог бы заменить

прикрепленный к чему-нибудь на земле воздушный шар. К чис-

лу таких вспомогательных средств опыта, созданных фантазией,

принадлежат также: комбинация Ньютона выпуклой чечевицы с

плоским стеклом, дающая одновременно все цвета тонких плас-

тинок и позволяющая легко определить толщину, соответствую-

щую каждому цвету; далее, всадник Sauveur* &, служащий для

доказательства узлов в колебательном движении; вращающееся

зеркало Уитстона, акустический прибор Кенига и т. д.

14. Уже и в упомянутых выше случаях решения эксперимен-

тальных задач мы имеем дело не только с чувственными представ-

лениями, но и с понятиями. Раз мы усвоили себе какие-нибудь

общепринятые понятия, фиксированные в словах, знаках, фор-

мулах, определениях, эти понятия представляют уже объекты

памяти, воспоминания, фантазии. Возможно и в этих понятиях

фантазировать, исследовать их область, следуя нити ассоциации,

и делать комбинированные отборы их, соответственно условиям

поставленной задачи. Происходит это в особенности при разре-

шении относящейся к данной теории задачи, когда рассматрива-

ют тот комплекс понятий, который все освещает и дает ключ к

разрешению задачи. Во время своих гидростатических исследо-

ваний Stevin замечает, что отвердевание любой части жидкости,

находящейся в равновесии, не нарушает этого равновесия, нао-

борот, что таким способом целый ряд гидростатических задач

может быть сведен к решенным уже задачам статики твердых

тел. Законы Кеплера найдены, и Ньютон ставит себе задачу раз-

гадать их. Кривой путь планет (закон I) наводит его на мысль о

притягательной силе, исходящей из точки, лежащей внутри это-

го пути. Второй закон, закон секторов, определяет точнее этот

168

r пункт; это - солнце. Третий закон: - = konst, где г означает рас-

стояние, t - время оборота планеты, совпадает с выражением

г . 4г-р2 k Гюйгенса для центрального ускорения ц = ---, если ц = --.

t r

Таким образом центральная сила, обратно пропорциональная

квадрату расстояния, разрешает всю заданную Кеплером загад-

ку14. - Законы отражения и преломления света становятся ясны

для Гюйгенса, благодаря представлению совместного действия

элементарных волн, скорость которых определяется средой. Ко-

личественные законы поляризации света Malus'a, аналогия меж-

ду цветами двупреломляющих кристаллических пластинок и

цветами тонких пластинок, формулы Био для первых - все это

уясняется и приводится в одну связь концепцией поперечных

колебаний света Юнга - Френеля в связи с понятием сцепления.

15. Закон ассоциации оказался достаточным, чтобы осве-

тить рассматриваемую здесь деятельность научной фантазии.

Но художественная фантазия обнаруживает в своих проявлениях

известные особенности, и для их изложения мы должны пойти

несколько дальше. Ассоциация не ограничивается процессами

сознания, представлениями. Вообще все процессы организма,

совместно часто повторявшиеся, обнаруживают тенденцию к

сохранению этой связи. Так ассоциируются друг с другом дви-

жения при их совместном упражнении, ассоциативно происхо-

дят выделения и т. д. Ассоциацией является приобретаемая

постепенно связь разных органических функций, приобретае-

мая постепенно возбуждаемость одной органической деятель-

ности другою, постепенное взаимное приспособление частей

организма друг к другу на службе у целого и по обстоятельствам

индивидуальной жизни. Но связь органов, делающая возможным

такое взаимодействие, возникает не только через процессы инди-

видуальной жизни, но получается организмом - по крайней мере

в большей ее части - с самого начала жизненного пути в качестве

наследственного достояния. Таким наследственным способом да-

ется часть взаимодействий (например рефлективные движения),

увеличивающаяся еще в течение органического развития (при

половой зрелости) и лишь видоизменяющаяся под влиянием

приобретений индивидуальной жизни. Таким образом одними

лишь в индивидуальной жизни приобретенными ассоциациями

психология не может ограничиться для объяснения всех случа-

ев15. Жизнь на основе одних ассоциаций, в обычном смысле тер-

14 Mechanik, 5 Aufl., 1904, стр. 88, 195.

15 «Анализ ощущений», изд, С. Скирмунта, стр. 195.

169

мина, была бы невозможной. Далее, должно принять во внимание

и то, что органы, правда, существуют друг для друга и служат

друг другу, но тем не менее каждый из них ведет также свою осо-

бую, самостоятельную жизнь. Эта последняя проявляется в его

специфических энергиях16, которые хотя и могут видоизменять-

ся под действием возбуждения извне или исходящего от других

органов, но в общем и целом имеют определенный характер, а

порой являются и заметно самостоятельными. Так орган зре-

ния и слуха и всякий другой из органов чувств может при особых,

подлежащих еще дальнейшему изучению, условиях производить

ощущения самостоятельно, в виде галлюцинаций, - ощущения,

которые он обыкновенно развивает под действием физических

раздражений; так кора больших полушарий мозга может созда-

вать навязчивые идеи, мышца может сокращаться без произво-

льной иннервации, железа может производить выделения без

обычной причины. Галлюцинация именно и есть то, что науча-

ет нас видеть в ощущениях состояния собственного нашего

тела. Односторонняя переоценка этого познания служит затем

основой столь же односторонних философских систем (солип-

сизм).

16. Зрительные галлюцинации, в которых выражаются само-

стоятельные произвольные отправления чувства зрения, по-

дробно изучены и наглядно описаны Иоганнесом Мюллером11.

Ярко окрашенные фигуры - растений, животных, людей - воз-

никают в поле нашего зрения и изменяются постепенно, по-

мимо нашего участия. Эти фигуры являются не образами

воспоминания объектов, виденных нами раньше, и не вызваны

мыслями о них, а оказываются новыми образованиями. Наша

воля не имеет на них никакого заметного влияния. Мюллер до-

казывает этим ничтожность значения законов ассоциации. Но

он, значит, заходит слишком далеко. Конечно, то, что произво-

льно наступает, может произвольно и изменяться. Но фантаз-

мы не противоречат законам ассоциации, хотя образование их и

не может быть объяснено этими законами: они принадлежат к

другому классу явлений. Зато законы ассоциации служат нам

во многих других областях весьма ценными руководящими на-

чалами. Притом существует один род фантазмов, связанных с

тем, на что мы непосредственно перед ними смотрели; это -

Здесь имеется в виду теория, провозглашенная Иоганнесом Мюллером и далее

развитая Герингом.

J. M?ller, ?ber die phantastischen Gesichtserscheinungen. Koblenz, 1826. F. P.

Gruithuisen, Beitr?ge zur Physiognosie und Eautognosie. M?nchen, 1812, стр.

202-296.

170

явления чувственной памяти, описанные в особенности Фехне-

/кш18. После того как мы более или менее продолжительное

время занимались каким-нибудь зрительным объектом, образ

его выступает перед нами, в особенности в полутемноте, мол-

ниеобразно, но неизмененным и с полной объективностью.

Эти образы очень похожи на только что виденные объекты,

хотя, может быть, и не тождественны с ними19. Если объекты

при слабом освещении кажутся нам измененными иллюзией,

то это указывает, что предельные процессы - произвольные

фантазмы и образы, вызванные физическими раздражения-

ми - могут комбинироваться в различных степенях. Равным

образом встречаются и всевозможные промежуточные ступени

между ощущением и представлением. Если поэтому мы ска-

жем, что обыкновенно представление возбуждается другим

представлением, но при особых условиях может являться и

произвольно, то такое положение будет находиться в полном

согласии с известными до сих пор фактами20.

17. Так называемые свободно возникающие представления,

т. е. внезапные живые воспоминания о некогда виденном, о

слышанных прежде мелодиях и т. д., для которых не удается

указать ассоциативного исходного пункта ни в предшествую-

щих наших мыслях, ни в данной окружающей нас обстановке,

приходилось, вероятно, наблюдать всякому. Гербарт знал это

явление и пытался объяснить его по-своему. Оно как будто

родственно галлюцинациям. Но если принять ассоциацию в

более широком смысле, допустить, что ассоциационный ряд

может начинаться или кончаться и бессознательными процесса-

ми, то исчезнет необходимость видеть во всяком как будто сво-

бодно возникающем представлении что-либо, действительно

нарушающее законы ассоциации. Подобный взгляд может, мне

кажется, осветить с новой стороны интересные наблюдения

18 Fechner, Elemente der Psychophysik. Leipzig, 1860, II, стр. 498. См. далее «Ана-

лиз ощущений», изд. С. Скирмунта, стр. 157.

19 Oelzelt-Newin (?ber Phantasie-Vorstellungen. Graz, 1889, стр. 12) сообщает о

себе следующее: однажды он наткнулся на змей, из которых многих перебил;

в следующую затем бессонную ночь его непрестанно преследовали казавши-

еся объективными образы и движения их. Нечто подобное случилось и со

мною после того, как я в течение нескольких дней производил опыты над па-

уками: они во сне окружали меня. Однажды, когда я вскармливал молодого

воробья кузнечиками, мне приснился большой кузнечик, в рост человека,

который с угрожающим видом приполз ко мне, как будто желая сказать: до-

статочно места для всех на земле, почему же ты нас преследуешь?

20 «Анализ ощущений», изд, С, Скирмунта, стр. 165.

171

Свободы21, а также вполне согласуется с воззрениями R. Se-

топ'а22.

18. Признаком творческой художественной фантазии счита-

ется обыкновенно произвольное, без усилия новообразование ее

творений, противоположное простому воспроизведению пере-

житого. Она характеризуется, кроме того, внезапностью, с кото-

рой, по крайней мере, основные, черты творения являются

художнику, в виде как бы галлюцинаций или подобных им

форм. В сочинениях, трактующих о фантазии, в особенности в

цитированной нами уже выше оригинальной и интересной кни-

ге Oelzelt-Newin'a. приведены многочисленные примеры этого

рода. Но чтобы не принять за правило то, что является лишь ред-

ко, и не увлечься преувеличениями вместо здравых научных

взглядов, следует задать себе следующий вопрос: возможно ли,

чтобы какой-нибудь Бетховен или Рафаэль появился среди ди-

карей? Стоить только поставить этот вопрос, чтобы мы сейчас

почувствовали, что весь характер творений таких художников в

сильной степени определяется также искусством, существовав-

шим до них, и, следовательно, их переживаниями23. Если и до-

пустить галлюцинаторную форму вдохновения у художника, все

же должно считать и его зависимым от переживаний художника.

А затем является обработка деталей, которая едва ли отличается

чем-либо от научной обработки деталей, кроме более чувствен-

ного, менее абстрактного характера. Кто тщательно вслушается

в симфонию Шумана или стихотворение Гейне, заметит в них

следы более старого искусства. Более того, надо признать, что

привлекательность этих вещей в значительной своей части со-

стоит в неожиданной вариации старых мотивов, приятно нас по-

ражающей. Без этого более старого, более тривиального, и эти

творения не могли бы ни возникнуть, ни найти понимания24.

21 Swoboda, Die Perioden des menschlichen Organismus. Wien, 1904. Точной пе-

риодичности мне у себя наблюдать не удалось, хотя у меня часто бывает это

явление свободно возникающих представлений. Возможно, что точная пе-

риодичность встречается только у очень чувствительных индивидуумов.

22 Semon, Mneme. Leipzig 1904.

23 Очень здравые и трезвые взгляды по этому вопросу см. у К. Wallaschek,

Anf?nge der Tonkunst. Leipzig Г903, в особенности стр. 291 и след.

24 См. прекрасное небольшое сочинение E. Kulke, ?ber die Umbildung der Melodie.

Prag, 1884. Аналогичные соображения можно привести относительно

преобразования гармонии. Ограничусь одним примером: в опере Вагнера

Der Fliegende Holl?nder в балладе и увертюре трехзвучные аккорды Dur,

Es-Dur, D-Molle следуют друг за другом и притом с вопиющим пренебреже-

нием к запрету квинты: здесь перед нами небольшое видоизменение тривиа-

льного пассажа - трезвучие F-Dur, доминант-септаккорд, трезвучие -

F-Dur, и именно в этом и заключается вся прелесть.

172

19. Может ли мгновенная галлюцинация послужить исходным

пунктом научного открытия? Может быть, так именно возникла у

Гёте идея о метаморфозе растений. Таких редких исключений не

надо, конечно, игнорировать, но в общем можно и здесь сказать

то, что было сказано выше о сонных фантазмах (см. стр. 68). Я

по собственному опыту хорошо знаю, что такое галлюцинация и

сонные фантазмы, и у меня бывали иногда оптические и музы-

кальные фантазмы, которые могли бы оказаться пригодными

для художественного применения. Но я не знаю ни одного слу-

чая галлюцинаторного научного открытия, ни среди великих

классических исторических примеров, ни из собственного опы-

та25. Правда, нередко случается, что вдруг открывается перспекти-

ва, как решить ту или иную проблему, и мне самому приходилось

испытать кое-что подобное. Но если ближе присмотреться, то

оказывается, что этому моменту всегда предшествовала продол-

жительная и трудная работа, продолжительное и глубокое изуче-

ние данной области, или что собирание данных происходило

хотя и шутя, без особого труда, но все же под влиянием извест-

ным образом направленного интереса, пока какой-нибудь по-

следний факт не связал всего в одно неразрывное целое. Почему

же существует такая разница в этом отношении между искусст-

вом и наукой? Причину этого, мне кажется, указать нетрудно.

Искусство остается преимущественно чувственным и обращает-

ся главным образом к одному чувству. Могут быть галлюцинации

каждого чувства в отдельности. Но науке необходимы понятия.

Существуют ли галлюцинации понятий. Как они могли бы воз-

никнуть? Есть ли основание ожидать, что последнее человече-

ское интеллектуальное приобретение, научные понятия, которые

по природе своей возникли через сознательную, намеренную ра-

боту, являлись даром бессознательной организации?

20. Рассмотрим в заключение еще раз отношение понятия к

воззрению и ощущению. Преимущество привычных, лично при-

обретенных, а не только со слов или из книг схваченных понятий

состоит в легкой пробуждаемое™ потенциально содержащихся в

них воззрений и ощущений, причем последние можно с такой

же легкостью вновь складывать в понятие. Приведем для иллю-

страции этого один тривиальный пример. Положим, мы мыслим

о времени 3600 лет тому назад, т. е. эпохе фараонов, от которой

25 Рассказывают, что Кекуле увидел свою схему формулы бензола как галлюци-

нацию в лондонском тумане, но собственный его беспритязательный отчет о

его размышлениях в Лондоне и Генте вовсе не говорит в пользу этого утверж-

дения (Berichte d. Deutschen ehem. Gesellshaft, 23, Jahrg., 1890, стр. 1306 и

след.).

173

до нас дошли исторические свидетельства. Эти 3600 лет являют-

ся почти только «flatus vocis», пока мы не превратим их в нечто

более наглядное. Но представим себе древнего египтянина, у ко-

торого на 60-м году жизни родился сын; у этого сына в том же

возрасте родился тоже сын и т.д.; 60-ый потомок этого рода,

представителей которого можно вообразить себе поставленными

в ряд в небольшой сравнительно комнате, принадлежит уже на-

стоящему времени. При этом эпоха фараонов сделается нам зна-

чительно ближе, и мы не станем более удивляться, что еще

столько варварства сохранилось и доселе. И обратно, пусть тот,

кто любит вспоминать о своих славных предках или мечтать о

прекрасном будущем своих потомков, пусть попробует превра-

тить свои наглядные представления в понятия. Каждый имеет

двух родителей, четырех прародителей, восемь прапрародителей;

если продолжить этот счет на протяжении немногих столетий,

получим население, превосходящее числом население какой

угодно страны. Трудновато, следовательно, иметь исключитель-

но славных предков, и любитель их должен примириться с

мыслью, что и среди его предков были воры, убийцы и т. д., и

считаться и с такою наследственностью. И тот, кто скромно

оставляет после себя трех детей, и те делают то же и т. д., скоро

населил бы всю землю своим потомством. Следовательно, мно-

гие из его потомства обречены на гибель в борьбе за существова-

ние, - борьбе, которая будет вестись, конечно, не всегда наиболее

благородными средствами. Может быть, этот простой пример

превращения понятий в воззрения и, наоборот, уяснит мысль,

что крайняя безудержная эгоистическая забота о собственном

потомстве основана на иллюзии, и ее лучше было бы заменить

заботой о человечестве.

21. Человек, обладающий богатой, расчлененной и соответ-

ствующей его интересам системой понятий, которую он усвоил

при помощи языка, воспитания и обучения, пользуется значите-

льными преимуществами сравнительно с тем, кому приходится

основываться на одних своих восприятиях. Но и тот, кто не об-

ладает способностью быстро и легко превращать свои чувствен-

ные представления в понятия и наоборот, может порой быть

введен в заблуждение своими понятиями; они могут тогда пре-

вращаться для него в тяжелое бремя предрассудков.

174

ГЛАВА 10

ПРИСПОСОБЛЕНИЕ МЫСЛЕЙ К ФАКТАМ

И ДРУГ К ДРУГУ

1. Представления постепенно так приспособляются к фак-

там, что дают достаточно точную, соответственно биологическим

потребностям, копию их. Точность приспособления, естественно,

сохраняется только в тех пределах, в каких этого требуют инте-

ресы и обстоятельства того момента времени, в котором она об-

разовалась. Но так как эти интересы и обстоятельства меняются

от одного случая к другому, то и результаты приспособления в

различных случаях не вполне точно совпадают друг с другом.

Биологический же интерес вновь побуждает к поправке одних

представлений другими, к наилучшему, наиболее полезному

направлению уклонений. Это требование осуществляется сое-

динением принципа перманентности с принципом достаточного

дифференцирования представлений. Между обоими процесса-

ми - процессом приспособления представлений к фактам дейст-

вительности и процессом приспособления этих представлений

друг к другу - в действительности трудно провести резкую

грань. Уже первые чувственные впечатления зависят между про-

чим и от прирожденного и временного состояния организма, а

позднейшие чувственные впечатления зависят между прочим и

от прежних впечатлений. Так, почти всегда первый процесс

усложняется уже вторым. Эти процессы сначала происходят без

определенного намерения и без ясного сознания. Ведь, когда в

нас просыпается полное сознание, мы находим уже в себе дово-

льно богатую картину мира. Но затем обнаруживается постепен-

ный переход и к ясно сознанному и намеренному продолжению

обоих процессов, и как только такой момент наступает, возни-

кает исследование. Теперь мы можем уже лучше определить, что

такое приспособление наших мыслей к фактам действительно-

сти и приспособление наших мыслей друг к другу. Первое при-

способление есть наблюдение, а второе - теория. И между

наблюдениями и теорией трудно провести резкую грань, ибо

почти каждое наблюдение совершается уже под влиянием тео-

рии, а при достаточной важности наблюдение со своей стороны

оказывает влияние на теорию. Рассмотрим несколько примеров

этих процессов.

2. Без всякого усилия с нашей стороны мы узнали, что моло-

ко и хлеб имеют приятный вкус и утоляют наш голод, что удар тя-

175

желых твердых тел причиняет боль, что пламя обжигает, что вода

течет сверху вниз, что за молнией следует гром и т. д. Это приспо-

собление представлений осуществили наше тело и окружающая

его среда. Приспособления совершаются почти сами собою в не-

посредственном биологическом интересе индивидуума. Но дело

меняется, когда интерес приспособления мыслей становится то-

лько посредственным и самое приспособление должно, через со-

общение его, служить на пользу и другим, т. е. получить

словесное выражение. При этом к психической жизни предъяв-

ляются уже гораздо большие требования. Новый факт приходится

сравнивать со многими другими случаями, должны быть приняты

во внимание сходства и различия и найдены те уже известные и

обозначенные словами элементы, из которых новый факт может

быть мыслим составленным. Только окрепшая на службе у жизни

психическая деятельность дает проявиться с необходимой силой

посредственным интересам и может их удовлетворить. Еще деть-

ми мы научаемся всасывать жидкость при помощи трубки, не

зная, как это делается, не спрашивая даже об этом и не будучи в

состоянии этого передать словами. А между тем сообразим, какое

развитие необходимо для того, чтобы окольным путем при помо-

щи насоса доставить воду. Как силен должен быть непрямой инте-

рес, чтобы, повинуясь ему, фантазия соответствующим отбором

воспоминаний создала образец для конструкции насоса. Сколько

сравнений должно быть сделано, чтобы в конце концов можно

было сказать: вода, «боясь пустого пространства», следует, не-

смотря на свою тяжесть, за поднимающимся поршнем в насосе.

На первых ступенях приспособления часто бывает достаточной

новая комбинация наглядных представлений памяти деятельно-

стью фантазии. Вспомним «притяжение» и «отталкивание» маг-

нитов, «выбрасывание» световых частичек, вновь оживающее в '

настоящее время, замкнутое в себе магнитное течение Эйлера,

«тепловое вещество», «перетекающее» из более теплого в более

холодное тело, как вода перетекает из мокрой губки в сухую, и

даже «правило пловца» Ампера. Но дальнейшее приспособление

требует абстрактных, логических операций, рассмотрения целых

классов фактов или характерных для этих последних реакций.

Сюда следует отнести познание Галилеем движения падающего

тела как движения «равномерно ускоренного», доказательство

Кеплером «прямолинейного» распространения света и относяще-

гося сюда закона об интенсивности света, конструкцию Black'ou

понятия о «количестве» теплоты, закон Кулона о том, что дейст-

вие электрической силы обратно пропорционально квадрату рас-

стояния между заряженными электричеством телами.

т

3. Рассмотрим теперь на нескольких простых примерах кон-

фликт между мыслями и результат его - приспособление их

друг к другу. Часто бывает, что какое-нибудь чувственное пере-

живание пробуждает различные воспоминания, которые отчасти

согласно побуждают человека к действиям в определенном смыс-

ле, отчасти противореча друг другу, взаимно парализуют друг

друга. В таком положении находится, например, лисица, когда с

одной стороны видит пред собой дрожащую от страха добычу, а

с другой -- чувствует приближение охотника или подозревает

близость западни, напоминающей ей о былых, скверных пере-

живаниях. Но стоит ей заметить, что предполагаемый охотник

не охотник, а невинный ребенок, без оружия и без собаки или

что предполагаемая западня есть лишь густая заросль, в которой

она запуталась случайно, чтобы конфликт исчез. Когда мы пред-

принимаем какое-нибудь дело, шансы которого на успех частью

благоприятны, частью неблагоприятны, то под влиянием проти-

воречивых мыслей впадаем в более или менее мучительное на-

пряженное состояние духа, которое исчезает лишь после того,

как наши опасения или надежды оказываются напрасными и не

оправдываемыми существующими условиями, в соответствии с

чем мы или решаемся предпринять это дело, или отказываемся

от него. Раз принято такое окончательное решение, мы, в проти-

воположность прежним мучениям, ощущаем приятное чувство

освобождения от некоторого гнёта. На службе у жизни наши

мысли приспособляются к фактам, на службе же у жизни они

приходят и в равновесие друг с другом. Когда мышление доста-

точно усилилось, одно противоречие в наших мыслях само по

себе есть мучение, и разрешение этого конфликта ищется ради

устранения умственного неудовольствия, даже помимо всякого

другого практического интереса.

4. Молодой дикарь должен отнести корзину с фруктами вме-

сте с письмом; дорогой он съедает часть фруктов и очень изум-

лен, когда письмо выдает его. Во второй раз он предварительно

кладет письмо под камень, чтобы помешать «предателю» наблю-

дать за ним, но и на этот раз должен убедиться, что не остерегся

достаточно «волшебника». Только после того как он научается

считать и отмечать числа, примерно, черточками, он получает,

наконец, приблизительно верное представление о том, каким

образом письмо могло выдавать его. Так, первоначальное пред-

ставление письма до тех пор претерпевает видоизменения, так

сказать, в обществе воспоминаний, пока не исчезнет всякое

противоречие между этим представлением и воспоминания-

ми. - Мы в первый раз видим косо опущенную в воду палку

177

преломленной. Но когда мы опускали ее в воду, мы не чувствова-

ли ни малейшего сопротивления; вытащенная из воды, она ока-

зывается опять прямой, и конечно, не могла бы быть такою,

если бы действительно переломилась. На этом основании мы

оставляем без внимания преломленность палки, как иллюзию

или обман зрения, сравнительно с лучше согласующимися меж-

ду собой представлениями и имеющими более высокий автори-

тет. Но оставление без внимания какого-нибудь переживания,

практически маловажного, может, пожалуй, удовлетворять прак-

тическим целям, но с научной точки зрения, с которой всякий

факт имеет при известных условиях значение, такой прием, без

сомнения, нецелесообразен. Таким научным требованиям мы

удовлетворяем лишь тогда, когда мы констатируем, что и пря-

мое, и преломленное оптическое изображение равно определя-

ются условиями распространения света.

5. Приспособления мыслей, предпринимаемые индивидуу-

мом в собственном интересе, могут происходить при содействии

языка, но не связаны исключительно с ним. Но для того, чтобы

этот процесс оказался полезным для общества, результат его

должен найти словесное выражение в понятиях и суждениях,

причем обнаруживаются как все выгодные, так и все невыгод-

ные стороны этой формы. Это относится в особенности ко всем

научным процессам приспособления. Последние подлежат в та-

ком случае тем поправкам, которые одни группы понятий и суж-

дений вносят в другие группы.

6. Противоречия в жизни представлений очевидно повели

элеатов к их философским попыткам. Правда, они искали разре-

шения этих противоречий удивительным для нас способом в

том, что признали верховным воплощенное в языке единство

мысли и в угоду ему отказали чувствам с их различиями во вся-

ком значении. Как бы мы ни смотрели на эти примитивные по-

пытки, нельзя отрицать, что возбужденные ими споры направили

внимание на собственное мышление и собственную речь, повы-

сили способность и определенность мышления и речи и, через

чувство освобождения при действительных или мнимых разре-

шениях противоречий, познакомили с радостью мышления. Не

следует также уменьшат^ значения как побудительной силы и

удовольствия превосходства над другими, менее опытными. Дей-

ствительно, если Зенон Элейский прежде всего, конечно, испы-

тывал как неприятное то, что нельзя через дискретные числа

исчерпать непрерывность чувственного содержания, в чем и со-

стоит действительная трудность, то в его «Ахиллесе», т. е. геомет-

рической бесконечной профессии, которая в известном смысле

178

не может быть продумана до конца, мы не можем не видеть дела

хитреца, наслаждающегося своим превосходством. Порожден-

ные элейцами софисты, в дурном смысле этого слова1, ставив-

шие себе задачу «делать из худшего дела лучшее», эристика с ее

ложными заключениями, решавшаяся защищать любое мнение,

если это было выгодно, - все это однако косвенно содействовало

критике мышления и языка. Если ложные заключения, вроде тех,

которые Платон вкладывает в уста софистов в диалогах «Эвтидем»

и «Горгиас», кажутся нам теперь только пошлыми и безвкусными,

если мы не ломаем головы над хитроумными умозаключениями

вроде «лжеца», «закрытого человека», «крокодила», «рогатого»,

если процесс софиста Протагора против своего ученика Эйальта

(Aulus Gellius, Аттические ночи, V, 10) современным юристам

доставил бы менее затруднений, чем древним, то всем этим мы

обязаны и тому, что такие затруднения были уже разрешены на-

шими предками. Мы видим отсюда, «какая существует огромная

разница между мышлением в детском его возрасте и более зре-

лом, и мы можем поздравить себя с тем, что последнее сделало

для нас возможным быстро отбрасывать в сторону подобные

умозаключения и все, что похоже на них, и направлять наше

внимание на исследование более важных и более плодотворных

проблем»2. Но мы не должны быть и неблагодарными и забы-

вать, что наряду с этим косвенным содействием развитию мышле-

ния посредством злоупотребления им многие греческие философы

развили истинный метод взаимного приспособления мыслей,

метод исправления слабо обоснованных мыслей сильнее обо-

снованными, пользуясь геометрическим доказательством и опе-

рируя над простым и солидным материалом, и тем создали

непреходящее умственное достояние. Результат таких трудов,

«Элементы» Евклида, и в настоящее время может быть признан

образцом в логическом отношении.

7. Средневековая схоластика была почти совершенно бес-

плодна для научного исследования. Но для того, чтобы привести

свои взгляды в согласие с догматами церкви и изречениями Ари-

стотеля, она развила и использовала античную диалектику. Чем

меньше был фактический материал, тем более приходилось за-

ботиться о том, чтобы выжимать из положений, считавшихся

истинными, все, что в них могло содержаться. То, что получи-

77z. Comperz, Griechische Denker. Leipzig, 1896, I. стр. 331 и след.

E. F. Beneke, System der Logik als Kunstlehre des Denkens. Berlin, 1842 11. стр.

141. - Смотри также /. F. Fries, System der Logik. Heidelberg, 1819, стр. 492 и

след, и, наконец, превосходное и интересное изложение ложных умозаклю-

чений у W. Schuppe, Erkenntnistheoretische Logik, Bonn, 1878, стр, 673 и след,

179

лось в результате такого метода, было большей частью весьма

малопитательной бумажной пищей, с трудом перевариваемой

современным естествоиспытателем даже в том разжиженном со-

стоянии, в котором он находит ее у Кеплера, Гримальди, Кирхера

и др. Не следует однако забывать и значения этого метода, имен-

но как средства приучить себя к полному использованию извест-

ной данной мысли; значение это тотчас же обнаружилось, как

только оказался налицо действительный материал для исследо-

вания. Я не хочу, конечно, этим сказать, что какое-то доброе бо-

жество с намерением создало схоластику до начала научного

исследования природы. Но раз схоластика существовала, она не

могла не обнаружить своих и хороших, и плохих последствий. К

сожалению, эти последние она обнаруживала в течение многих

столетий, пока, наконец, не наступили события, после которых

она могла казаться жизненной только для людей искусственно

ослепленных3.

8. Сильное развитие представлений должно появляться в

форме игры, именно когда отсутствуют серьезные задачи, и та-

кою игрою далее укрепляться на пользу серьезного. Я думаю, что

оба указанные здесь взгляда на игру равно правильны, тогда как

обыкновенно выдвигается только одна или другая сторона игр4.

Рассмотрим для примера умственные игры-задачи из книги

«Thaumaturgus mathematicus» (Coloniae, 1651). Книга эта издана

в эпоху подъема естественнонаучного исследования и носит яс-

ные следы античного, схоластического и современного мышле-

По словам профессора Л. Marty, лучше всего можно познакомиться со схола-

стической диалектикой по книге Francisci Suarez, Disputationes metaphysicae

(Opera. Tom. 22, 23. Venetiis, 1751.) Стоит, например, прочитать диспут 23 «de

causa fmali» (T. 22, стр. 442) или диспут 40 «de quantitate continua» (T. 23, стр.

281), чтобы увидеть, какая масса глубокомыслия затрачивается только на то,

чтобы большими окольными путями в конце концов слабо и вяло прийти к

какому-нибудь церковному учению или учению Аристотеля. - Характерно

для схоластики то, что H. Reuter рассказывает о Simon von Tournay (Gesch. d.

religi?sen Aufkl?rung im Mittelalter. Berlin, 1877, H, стр. 19 и след.). После

успешного диспута последний при гомерическом хохоте публики восклик-

нул: «О, Иисусе, сколько я в этом вопросе содействовал к укреплению и воз-

величению твоего учения! Поистине, если бы я захотел выступить в качестве

злонамеренного противника этого учения, у меня нашлись бы еще более си-

льные доказательства и аргументы от разума, чтобы ослабить, унизить и

опровергнуть его». Как только он произнес эти слова, он онемел. Он потерял

язык и память. - Диалектика является часто искусством вводить в заблужде-

ние других, а порой и самого себя, но вкусу к мышлению она при всем том

содействовала. Безмятежное счастье, которым наслаждались люди, втянув-

шиеся в тесный замкнутый круг идей схоластики, не могут закрыть от нас

даже карикатуры «Писем темных людей».

См. К. Groos, Die Spiele der Tiere. Jena, 1896.

180

ния. В 13 задаче требуется взвесить дым сгорающего предмета.

Решение задачи заключается во взвешивании предмета до сгора-

ния и остающейся после его сгорания золы; разность между обо-

ими полученными весами принимается за вес дыма. И задача, и

решение ее, без сомнения, античного происхождения, ибо, по

рассказу Лукиана, циник Демонакс разрешал такую задачу имен-

но указанным способом. Хотя мы и знаем, что решение это не-

правильно, все же в нем ясно сказывается предчувствие того

более общего опыта, который мы в настоящее время выражаем в

принципе сохранения массы, как и потребность частную мысль

привести в соответствие с этой более важной мыслью, первую

приспособить ко второй5. Некоторые из задач таковы, что для

решения их необходимо экспериментирование в мыслях. К та-

ким принадлежит задача 15-я: через реку должны быть перевезе-

ны волк, коза и кочан капусты; в лодке есть место только для

одного из них и условие ставится такое, чтобы за время перевоза

никто никого и ничего не съел. Начинают, конечно, с перевоза

козы, а остальное ясно само собой. Сходна с ней предыдущая,

14-я, задача: нужно перевезти через реку трех господ с тремя их

рабами; трудность заключается в том, что лодка вмещает только

двух лиц, а между тем, согласно древнему обычаю, «dominorum

quisque suum amat servum» («каждый из господ любит своего

раба»). - Интересна численная задача 9-я, разрешаемая тоже

через экспериментирование в мыслях: даны три сосуда в 3, 5 и

8 единиц объема; первые 2 сосуда пусты, а третий наполнен

жидкостью, которая при помощи исключительно первых двух

сосудов должна быть разделена на две равные части. Для реше-

ния этой задачи требуется только живая фантазия, и трудность

ее обусловлена лишь неопределенностью начала операции. Свое-

образна 29-я задача: поместить человека в вертикальном поло-

жении одновременно и головой вверх, и головой вниз. На

первый взгляд это невозможно, если мы понятию «вертикаль-

ный», подобно людям, отрицающим антиподов, придаем значе-

ние абсолютное. Но если взять это понятие в значении относи-

тельном, то, поместив человека в центре земли, мы разрешаем

задачу6. - Прелестную пробу мышления дает задача 49: вокруг

земли строится совершенно равномерный мост, из-под которого

затем одновременно удаляются все подпорки. Что тогда проис-

Лавуазье не открыл закона сохранения массы, а это уже древнему миру зна-

комое инстинктивное допущение привело его к его великим химическим от-

крытиям.

И эта задача, и ее решение - античного происхождения. Она обсуждается у

Плутарха в беседе «о лице в диске луны».

181

ходит? «Si praxis tarn exacta accesserit quam speculatio est certa»

(если в действительности сделать так же точно, как в мышле-

нии), то мост, как замкнутое в себе строение, должен остаться

висеть в воздухе, ибо ни одна часть не может упасть раньше дру-

гой. Все представления приспособляются здесь к той более об-

щей мысли, что каждый процесс однозначно определяется своими

условиями. Ясно, что кольцо Сатурна могло бы представлять та-

кой мост. При этом, конечно, здесь упускается из виду закон тя-

готения, по которому сила обратно пропорциональна квадрату

расстояния, и обусловленное этим неустойчивое равновесие

твердого, висящего в воздухе кольца. Действительное кольцо Са-

турна может существовать только в том случае, если оно состоит

из изолированных, вращающихся в круге масс. И следующие зада-

чи служат для иллюстрации принципа достаточной определенно-

сти или достаточного основания. Так, в задаче 53-й доказывается,

что совершенно равномерная круглая паутинная нить не могла

бы быть разорвана равномерно размещенными силами «всех ан-

гелов и людей». - На странице 230-й ставится вопрос, существу-

ют ли два человека с равным числом волос на голове? Вопрос

этот с первого взгляда неразрешим. Он ставится однако для того,

чтобы указать на ценность систематизации и объединяющего

обзора представлений, - одним словом, ценность математики.

Именно, раз известно, что число людей гораздо больше maximum'a

числа n волос на голове одного человека, то, допустив на-

ивозможно большее различие в числе этих волос, мы можем

разместить в ряд первых n человек с числом волос, изменяю-

щимся от одного до я, и тогда (я-Н)-го, (я+2)-го и т. д. человека

придется поместить уже на одном из n уже занятых мест.

9. Ограничимся приведенными примерами. Мы видим, что

люди XVII столетия по своей способности и привычке к мышле-

нию, обнаруживаемой в их умственных играх, были вполне под-

готовлены к великим естественнонаучным открытиям. В этих

играх находят распространение и развитие метод эксперименти-

рования в мыслях, приспособление частных представлений к бо-

лее общим посредством опыта, и стремление к согласованию

развитых привычек мышления (как постоянство, однозначная

определенность), систематизация представлений в ряды, что

представляет именно те роды деятельности, которые всего более

содействуют развитию научного исследования природы.

10. Обратимся теперь к примерам приспособления мыслей

друг к другу, как оно происходило действительно в ходе разви-

тия науки и принесло ценные результаты. Stevin пытается опре-

делить значение тяжести, лежащей на наклонной плоскости, как

182

силы, действующей по длине этой плоскости. Он принимает за

таковую ту величину, при которой замкнутая, положенная во-

круг плоскости равномерная цепь остается в покое, что известно

из повседневного опыта. Он приспособляет таким образом ме-

нее обоснованную мысль к более прочно обоснованной. В нача-

ле своих исследований Галилей находит сохранившееся еще от

древней старины представление постепенно уменьшающейся

«сообщенной силы» («vis impressa») брошенного тела, каковое

представление тоже есть естественное выражение повседневного

опыта. Но его исследования ознакомили его с равномерно уско-

ренным движением падающего тела и равномерно замедленным

движением тела, поднимающегося вверх в вертикальном на-

правлении и в направлении, наклонном к горизонту. Вместе с

тем исследования над качанием маятника научили его рассмат-

ривать сопротивления как причины, уменьшающие, замедляю-

щие скорость движения. Когда же он усмотрел в равномерном

горизонтальном движении частный случай равномерно ускорен-

ного или замедленного движения с ускорением или замедлени-

ем, равным нулю, уменьшающаяся vis impressa оказалась излиш-

ней и вносящей путаницу и должна была уступить свое место

подходящему везде представлению инерции7. «Принципы» Нью-

См. Mechanik, 5. Aufl., стр. 139 и след. (Готовится рус. пер. Прим. пер.) - О

более древних формах понимания закона инерции сообщает Уэвелл (Whewell,

The Philosophy of the inductive sciences, I, стр. 216 и след.). Уэвеллу ясно, что

первым источником познания инерции мог быть только опыт. Но раз позна-

ли силу как причину движения или изменения движения, то при отсутствии

силы следует, по его мнению, допустить равномерное прямолинейное дви-

жение. Это совпадает и с моим взглядом, если только строже, короче и точ-

нее определить силу как обстоятельство, определяющее ускорение. Рассуждения

Даламбера (Trait? de Dynamique, 1743, стр. 4-6), которые и Уэвелл обсуждает

на стр. 218, без существенного изменения их формы прямо-таки непонятны.

Пусть тело (толчком?) приведено в движение. Или причины этой достаточ-

но, чтобы тело двигалось на протяжении одного фута (sic!) или продолжите-

льное действие этой причины было необходимо уже и для этого фута. В

обоих случаях остается в силе то же самое основание и для движения на про-

тяжении второго, третьего и т. д. фута. - Ясно, что рассмотрение пройденно-

го пути не может привести к существенному результату, раз не сделано

никакого допущения относительно пути как функции времени. Но раз при-

нимают, что движение остается равномерным хотя бы в бесконечно малое

время после толчка, то этим уже implicite установляется закон инерции и его

нетрудно отсюда философски развить. Изложение Даламбера есть блестящий

софизм. Playfair (цитирован у Уэвелла на стр. 219) полагает, что нужно отвер-

гнуть закон инерции и принять, что уменьшение скорости v есть некая функ-

ция времени/(г), или проще v = с(1 - &/), причем с есть начальная скорость.

Но Playfair не видит причины, почему бы отдавать предпочтение одной фор-

ме функции или одной величине постоянного k перед другими. Уэвелл на это

правильно замечает, что мы с нашим недостаточным пониманием не можем

быть судьями данных опыта.

183

тона начинаются восемью определениями (массы, количества

движения, сопротивления инерции, центростремительной силы

и т. д.) и тремя законами движения, как и вытекающими из них

следствиями. Эти положения абстрагированы от опыта или к

нему приспособлены и носят также и печать приспособления

друг к другу. Приспособление это не доведено однако до конца,

ибо среди этих положений есть некоторые излишние. Для пол-

ной оценки этих положений необходимо принять во внимание,

что они возникли в период развития статики в динамику и по-

тому содержат в себе двоякого рода понимания силы (с одной

стороны как силы притяжения или давления, а с другой - как

условия, определяющего ускорение). Только таким образом

становится понятной формулировка второго и третьего закона.

Если мы, рассматривая статику как специальный случай дина-

мики, исходим из факта, что пары тел определяют друг в друге

противоположные ускорения, что эти пары независимы друг от

друга, если мы отношение масс определяем динамически об-

ратным отношением ускорений и присоединяем сюда тот факт

опыта, что отношения масс остаются теми же самыми, незави-

симо от того, получены ли они прямо или посредственно, то

перед нами налицо основы всей динамики. При этом закон II

сводится к факту взаимного ускорения тел или к произвольно-

му количественному определению, закон I превращается в спе-

циальный случай закона II, а закон III становится совершенно

излишним8. Положения Ньютона, конечно, совершенно согла-

суются между собой, но их плеонастический характер выража-

ется в том, что некоторые из них могут быть выведены из

других9. Black конструировал понятие количества теплоты уже

на основе представления о тепловом веществе и пришел к пред-

ставлению о постоянстве суммы всех количеств теплоты; было

ему также известно, что определенное количество теплоты пе-

реходит от более теплого тела на соприкасающееся с ним более

холодное, вследствие чего температура первого понижается, а

температура второго повышается. Но вот он делает наблюде-

ние, что температура плавящихся и кипящих тел не повышается

от соприкосновения с гораздо более горячим пламенем, пока

плавление или кипение продолжается. Ясно, что постоянство

суммы всех количеств теплоты несовместимо с фактом исчез-

Mechanik, 5. Aufl., в особенности стр. 267 и след.

Кроме изложенного в «Механике» следует указать еще на то, что выраженная

в законе II пропорциональность может быть выведена из принципа паралле-

лограмма сил (Coroll I). Содержащееся в Coroll I допущение независимости

сил друг от друга требует установления особого Положения.

184