Часть 8.

201. Под широтой и глубиной без прилагательного

далее я буду иметь в виду информационную широту и

глубину.

Ясно, что широта и глубина символа в той мере, в

какой они не существенные, измеряют имеющуюся о нем

информацию, то есть синтетические пропозиции, субъек-

том или предикатом которых он служит. Это прямо сле-

дует из определений широты, глубины и информации.

Далее следует:

во-первых, что если информация остается постоян-

ной, то чем больше широта, тем меньше глубина;

во-вторых, что всякое увеличение информации со-

провождается увеличением глубины или широты, не-

зависимо от того, что происходит с другим количе-

ством;

в-третьих, что в отсутствие всякой информации нет

либо глубины, либо широты, причем верно и обратное

Таковы истинные и очевидные взаимные отношения

широты и глубины. Их формулировка естественно на-

прашивается, если мы назовем информацию областью

(area) и напишем:

Широта ? Глубина = Область.

[В природе есть явление, аналогичное увеличению ин-

формации в нас, - развитие (development), - посредством

которого множество вещей обретают множество свойств,

вовлеченных в немногие свойства немногих вещей. -

1893.]

202. Если мы узнаём, что S есть Р, то, в согласии с

общим правилом, глубина S увеличивается без какого-

либо уменьшения широты, а широта P увеличивается

без какого-либо уменьшения глубины. И то и другое уве-

личение может быть достоверным или сомнительным.

Может случиться так, что либо одно из этих увели-

чений не будет иметь места, либо оба. Если P это отрица-

тельный термин, он может не иметь глубины, а поэто-

му - ничего не добавлять к глубине S. Если S это част-

ный термин, он может не иметь широты, а поэтому -

ничего не добавлять к широте Р. Последнее часто случа-

ется в метафизике, производя - благодаря тому, что об

Grammatica Specuiativa 205

S сказываются как не-Р, так и P - видимость противо-

речия там, где в реальности никакого противоречия нет;

ибо противоречие состоит в наделении противоречащих

терминов некоторой широтой, присущей обоим, а если

субъект, о котором они оба сказываются, не обладает

реальной широтой, то имеется лишь словесное, но не

реальное противоречие. Например, не будет реально про-

тиворечивым сказать, что граница лежит и внутри и вовне

того, что она ограничивает. Есть также еще один важ-

ный случай, когда мы можем узнать, что «S есть Р»,

ничего не добавив тем самым ни к глубине S, ни к широ-

те Р. Это происходит тогда, когда самим актом узнава-

ния, что S есть Р, мы также узнаём, что Р скрыто содер-

жалось в известной нам до этого глубине S и что, следо-

вательно, S было частью известной нам до этого широты

Р. В этом случае Р приобретает в экстенсивной отчетли-

вости, a S - в охватной.

203. Теперь мы в состоянии проверить возражение

Форлендера против обратной пропорциональности рас-

ширения и охвата. Форлендер требует от нас мысленно

отделить от объекта все его качества: это значит, конеч-

но же, не мыслить объект, как не имеющий своих ка-

честв, но мыслить его отдельно от них. Как мы можем

это сделать? Только допустив, что мы не знаем, обладает

ли объект качествами или нет, то есть уменьшив допус-

каемую информацию - в каковом случае, мы уже виде-

ли, глубина может уменьшаться без увеличения широ-

ты. Тем же способом мы можем допустить, что не знаем,

существует или нет более одного американца, - умень-

шить широту без увеличения глубины.

204. Именно благодаря отсутствию различий между

<мыслительным> движением, сопровождающимся изме-

нением информации, и движением, не сопровождающим-

ся таким изменением, люди способны спутать обобще-

ние, индукцию и абстракцию. Обобщение есть увеличе-

ние широты и уменьшение глубины без изменения ин-

формации. Индукция есть некоторое увеличение широ-

ты без изменения глубины - посредством увеличения

информации, в рсоторой убеждены (believed information).

Абстракция есть уменьшение глубины без изменения

широты - посредством уменьшения мыслимой (поня-

206 Логические основания теории знаков

тийно схватываемой - conceived) информации. Специ

фикация есть термин, обычно (и, должен сказать, к со-

жалению) употребляемый в значении увеличения глуби-

ны без изменения широты - посредством увеличения

утверждаемой информации. Суппозиция употребляется

в значении того же процесса, но в том случае, когда он

происходит лишь посредством мыслимого (conceived)

увеличения информации. Детерминация - в значении

любого увеличения глубины. Ограничение (restriction] -

в значении любого уменьшения широты; но особенно в

значении уменьшения широты без изменения глубины -

посредством допускаемого уменьшения информации.

Понижение (descent) - для уменьшения широты и уве-

личения глубины без изменения информации.1

1 Повышение (ascent) есть наиболее недвусмысленный тер-

мин, денотирующий переход от более широкого и менее глу-

бокого понятия без перемены информации, - для того же

употребляются и другие слова со сходным буквальным зна-

чением. Прямо, конечно же, выражается здесь лишь уменьше-

ние глубины, а увеличение широты предполагается. Расшире

ние, прямо выражающее увеличение широты, имеет несколько

иное значение. Этот термин применяется для того открытия

(посредством увеличения информации), что предикат приме-

ним - mutatis mutandis - к субъектам, к которым мы рань-

ше не догадывались его применить. Это не подразумевает

уменьшения глубины. Так, Герберт Спенсер [«The Genesis of

Science», British Quarterly Review, July, 1854] говорит, что

изобретение барометра позволило нам расширить принципы

механики так, чтобы их можно было применять в исследова-

нии атмосферы. Математики часто говорят о расширении тео-

ремы. Так, видоизменение теоремы об отношениях плоскостных

кривых в сторону ее применения ко всем пространственным

кривым будет называться расширением этой теоремы. Рас-

ширенная теорема утверждает все, что утверждалось в изна-

чальной, но также и что-то еще. Обобщение в строгом смысле

значит открытие посредством размышления о каком-то ко-

личестве случаев применимого к ним всем общего описания.

Это то мыслительное движение, которое я в другом месте [291]

назвал формальной гипотезой, или рассуждением от опреде-

ления к определяемому. Таким образом понятое, оно оказы-

вается не увеличением широты, а увеличением глубины. На-

пример, сегодня я получил несколько книг на английском,

Grammatica Speculativa 207

205. Рассмотрим теперь действие, которое оказыва-

ют разные виды рассуждения на широту, глубину и об-

ласть обоих входящих в заключение терминов.

В случае дедуктивного рассуждения будет при необ-

ходимости легко показать, что произойдет только уве-

личение экстенсивной отчетливости большего термина и

охватной отчетливости меньшего термина - без како-

го-либо изменения информации. Конечно, если заклю-

чение будет отрицательной или частной пропозицией, то

даже указанное действие не будет иметь места.

206. Индукция заслуживает более пристального вни-

мания. Возьмем следующий пример:

напечатанных индусами из Калькутты. Их изделия, не отли-

чаясь изяществом, тем не менее доставляют глазу своеобраз-

ное удовольствие. Вспоминая другие виденные мной индийс-

кие изделия, я получаю более определенное понятие о том, что

характерно для индийского вкуса. А поскольку эта идея полу-

чается в результате сравнения некоторого числа объектов, то

она будет называться обобщением. И тем не менее она будет не

расширением уже имевшейся идеи, но, наоборот, увеличени-

ем определенности понятий, которые я применяю к уже извест-

ным вещам. Кроме этого, собственного значения слова обоб-

щение, у него есть еще два широко употребляемых значения,

которые тем не менее, несмотря на такую их распространен-

ность, ни в коем случае не должны браться на вооружение

теми, кто сердцем привержен точности философской терми-

нологии. Конкретнее, обобщением называют частную разно-

видность расширения - расширение, в котором изменение

предиката, произведенное с целью сделать последний приме-

нимым к новому классу субъектов, далеко не очевидно -

настолько, что оказывается частью того умственного процес-

са, который очень привлекает наше внимание. Например, те-

орема, обычно называемая теоремой Ферма, заключается в

том, что если p это простое число, и ft - любое число, не

кратное р, то а^1 при делении на p дает остаток 1. В то же

время теорема, называемая обобщенной теоремой Ферма, зак-

лючается в том, что если k это любое целое число, и (pk -

его тотиент (totient), или число чисел, которые столь же малы

как k и относятся к нему как простые, а также если ? есть

простое число по отношению к fe, то О.ф|1 при делении на k

дает остаток 1. Вместо того чтобы называть такой процесс

обобщением, гораздо лучше было бы назвать его обобщаю-

щим расширением. - 1893.

208 Логические основания теории знаков Grammatica Speculatwa 209

Из тех, что суть M (from among the M's), были

выбраны наугад S', S", S'" и Slv;

S', S", S'" и SIV суть P:

.·. любое M есть Р.

В таком случае мы обычно имеем увеличение инфор-

мации. M приобретает в глубине, P - в широте. Тем не

менее между этими увеличениями есть разница. К M дей-

ствительно добавляется новый предикат - предикат, ко

торый и правда мог скрыто сказываться об M раньше, ў

теперь выявлен в действительности. С другой стороны,

по-прежнему не обнаружено, что ? применим к чему-

либо, кроме S', S", S'" и SI V , - обнаружено только то,

что он применим ко всем вещам, которые могут быть

впоследствии обнаружены содержащимися среди М. Сама

по себе индукция не делает известными подобные вещи.

207. Теперь рассмотрим пример гипотезы:

M есть, например, Р', Р", Р'" и Р1У;

S есть Р', Р", Р'" и PIV:

.·. S есть все, что M есть.

Здесь опять же нет увеличения информации, если

мы допускаем, что посылки репрезентируют состояние

информации до вывода. S приобретает дополнительную

глубину, однако последняя лишь потенциальна, ибо ничто

не показывает, что кроме Р', Р", Р'" и PIV какие-либо M

обладают какими-либо присущими им всем свойствами,

С другой стороны, M действительно приобретает допол-

нительную глубину в S, хотя, вероятно, эта приобретен-

ная глубина и сомнительна. Между индукцией и гипоте-

зой, таким образом, есть важная разница: первая потен-

циально увеличивает широту одного термина и действи-

тельно увеличивает глубину другого, а вторая потенци-

ально увеличивает глубину одного термина и действитель-

но увеличивает широту другого.

208. Рассмотрим теперь рассуждение от определения

к определяемому, а также аргумент от перечисления.

Определяющая пропозиция имеет значение. Поэтому она

не есть просто пропозиция тождества - между определе-

нием и определяемым есть разница. Согласно распрост-

раненному учению, разница целиком состоит в том, что

определение отчетливо, а определяемое неотчетливо. Я, од-

нако, думаю, что разница здесь в другом. Определяемое

имеет свойство быть означаемым при помощи слова, тогда

как определение до образования слова такого свойства не

имеет. Таким образом, определяемое превосходит опреде-

ление в глубине, хотя лишь словесно. Точно так же, лю-

бое непроанализированное представление (поиоп)-несет с

собой то чувство - устроительное (constitutional) сло-

во, - которого не несет с собой его (представления) ана-

лиз. Если так, то определение - это предикат, а опреде-

ляемое - субъект определяющей пропозиции, и такая

пропозиция не может быть с легкостью обращена. Фак-

тически, определяющая пропозиция утверждает, что для

всего, некоторым образом именуемого, допускается об-

ладание таким-то и такими-то свойствами; однако из

этого строго не следует, что все, обладающее таким-то и

такими-то свойствами, действительно указанным образом

именуется - хотя несомненно могло бы так именовать-

ся. Следовательно, в рассуждении от определения к опре-

деляемому есть словесное увеличение глубины и действи-

тельное увеличение экстенсивной отчетливости (каковая

аналогична широте). Так как увеличение глубины лишь

словесное, в этой процедуре невозможна ошибка. Тем не

менее мне кажется более уместным для этого аргумента

рассматривать его как особую разновидность гипотезы,

нежели - подобно рассуждению от определяемого к

определению - как дедукцию. Похожее размышление

показало бы, что в аргументе от перечисления имеет

место словесное увеличение широты и действительное

увеличение глубины, или точнее - охватной отчетли-

вости; а поэтому собственно его следует рассматривать

(вслед за многими логиками) как разновидность непогре-

шимой индукции. Эти виды гипотезы и индукции факти-

чески суть гипотезы и индукции от существенных час-

тей к существенному целому, причем такая разновид-

ность рассуждения от частей к целому есть разновид-

ность демонстративная. С другой стороны, рассуждение

от субстанциальных частей к субстанциальному целому

не есть даже вероятный аргумент. Никакая предельная

(ultimate) часть материи не заполняет пространство, но

из этого не следует, что никакая материя не заполняет

пространства.

210 Логические основания теории знаков

Пополнение 1893 г.]

209. Пригодность учения о логическом количестве

зависит от строгой приверженности точной терминоло-

гии. Тем не менее найти требующиеся термины не все-

гда легко.

Операцию, увеличивающую широту термина - с из-

менением информации или без него, - можно назвать

расширением термина. Это слово очень часто употребля-

ется, особенно математиками, для обозначения приме-

нения некоего учения (возможно, с небольшим видоизме-

нением) к новой сфере. Это подразумевает увеличившую-

ся информацию. Тем не менее, текущее словоупотребле-

ние позволяет закрепить предложенное здесь более широ-

кое значение. Подобным образом, ограничением может

быть названо любое уменьшение широты.

210. Операция, увеличивающая глубину термина - с

изменением информации или без него, - известна под

названием детерминации. В большинстве книг в качестве

противоположности детерминации приводят абстракцию.

Однако это неприемлемо. Я бы предложил слово очище

nue (depletion). Прилагательное абстрактный впервые

было употреблено как латинская имитация греческого

слова, применяемого к геометрической форме, которая

мыслится (схватывается в понятии - conceived) очищен-

ной от материи. Подобное понятие интуитивно - в смыс-

ле своей изобразительности (being pictoral). В седьмом

веке Исидор Севильский определяет абстрактное число в

том же самом смысле, в каком это словосочетание широ-

ко употребляется до сих пор. Однако ни слово абстракт-

ный, ни какое-либо однокоренное ему нельзя обнаружить

в числе логических терминов до двенадцатого столетия -

времени окончания великого спора о реализме и номи-

нализме. Введенный в ту пору термин абстракция мож-

но было бы назвать точкой, поставленной в этом спо-

ре - если не самым важным его плодом. Почти нет со-

мнений, что он представляет собой перевод греческого

ЬцбЯсеуЯт, хотя не нашлось ни одного из известных к

тому времени греческих текстов, из которого последнее

[«Терминология», дополнение к предшествующей статье.]

Grammatica Spccuiativa 211

могло бы быть позаимствовано. Этимологическое значе-

ние его, конечно же, это «отведение от» (drawing away

from); тем не менее оно не значит - как то часто пред-

полагается - отвлечение внимания от объекта, а зна-

чит - как полностью показывают отрывки из более ран-

них текстов на том и на другом древнем языке* - такое

отведение одного элемента мысли (а именно формы) от

другого элемента (материи), что последним далее в рас-

суждении пренебрегают. Но даже в самом первом отрыв-

ке, в котором абстракция оказывается логическим тер-

мином, даются два ее различных значения: созерцание

(contemplation) формы в отрыве от материи (например, когда

мы мыслим белизну) и мышление о природе indifferenter,

то есть безотносительно к отличиям ее индивидов (на-

пример, когда мы мыслим о белой вещи вообще).1 Подоб-

ный процесс называется также приближением (precision),

или, лучше, отвлечением (prescission)2 - и мы добились

бы значительной ясности мысли и словесного ее выра-

жения, если бы вернулись к словоупотреблению лучших

учителей схоластики и обозначали бы его исключитель-

но этим именем, употребляя абстракцию лишь для пер-

вого из указанных процессов - посредством которого

мы приобретаем представления (notions), соответствую-

щие «абстрактным существительным». Современные ло-

гики (особенно немецкие), изучение которыми собствен-

ного предмета к прискорбию было весьма поверхност-

ным, выработали для себя ту идею, что абстрактные су-

ществительные - это лишь вопрос грамматики, а уж

грамматика никак не требует того, чтобы ею занимались

в рамках логики. И однако, эти существительные отно-

сятся к самому существу математического мышления.

Так, в современной теории уравнений действие по изме-

нению порядка, связывающего несколько количеств, само

по себе рассматривается как субъект математической опе-

рации, называемый подстановкой (substitution). Точно

так же: прямая, которая есть не что иное, как отноше-

ние между точками, изучается и даже интуитивно со-

зерцается (intuited) как отдельная и отчетливая вещь.

1 [См.: Prantl, цит. соч. ??, 94.]

2 <См.: «Вопросы прагматитицизма», п. 12.>

212 Логические основания теории знаков Grammatica Speculativa 213

И хотя наиболее благоприятным было бы применять слово

«абстракция» к такому и только такому процессу, мало

кого можно в этом убедить - а в таком случае наиболее

благоприятным было бы прекратить употреблять слово

абстракция вообще, присвоив этому процессу наимено-

вание субъектификации. Следует отметить, что, несмот-

ря на полное изменение широты термина абстракция со-

временными логиками и психологами, применяющими

его не к субъектификации, а к отвлечению, они тем не

менее сохраняют его средневековое определение, которое

было дано как раз тому, что применяется к первому, а не

ко второму процессу. Конкретно, они определяют абстрак-

цию как обращение внимания на (attending to) некоторую

часть идеи и пренебрежение остальной ее частью. Внима-

ние же есть чистое денотативное применение, или функ-

ция широты (breadth-function), мысли-знака - другими

словами, оно есть роль, которую мысль играет как ин-

декс. Говоря об этом, я, конечно, не претендую на психо-

логическое объяснение внимания - если даже допустить

способность кого-то убедить меня, что есть такая вещь,

как психология (т. е. что-то отдельное, с одной сторо-

ны, от логики, а с другой - от физиологии). Внимание

есть некоторое видоизменение содержимого сознания в

направлении к (with reference to) некоему центру. Этот

центр находится там, где есть сильная чувственно-воле-

вая (sense-will) реакция, наделяющая идею природой

индекса (флюгер, указательный столб или другая слепая

принудительная связь между мыслью и вещью). Но

субъект пропозиции как раз и есть такой индекс. Следо-

вательно, реальное явление обращения внимания (real

phenomenon of attending) на качество - скажем, на бе-

лое - состоит в мышлении о нем как о субъекте, по

отношению к которому все остальные элементы мысли -

атрибуты. Что касается отвлечения, то, тщательно про-

анализировав его, мы обнаружим, что к вниманию оно

не относится. Мы не способны отвлекаться от цвета в

фигуре - лишь отличать (distinguish) их друг от друга.

Однако мы способны отвлекаться от цвета в геометри-

ческой фигуре - для этого надо вообразить ее освещен-

ной (illuminated) таким образом, что нельзя разобрать ее

оттенка (такая операция нам совершенно доступна - нам

следует просто довести до предела знакомое всем опыт-

ное переживание неотчетливости оттенков в сумерках).

Вообще отвлечение всегда выполняется актом воображе-

ния - воображения себя в ситуациях, в которых неко-

торые элементы факта не могут быть достоверно выясне-

ны (ascertained). Это иная и более сложная операция,

чем всего лишь обращение внимания на один элемент и

пренебрежение остальными. Итак, если принять обычно

даваемое абстракции определение - внимание к части

идеи и пренебрежение оставшейся ее частью, - то дан-

ный термин более не должен применяться к отвлечению,

а исключительно к субъектификации.

211. О терминах, выражающих увеличение и умень-

шение логической широты и глубины, сказано уже дос-

таточно. Что касается расширения посредством очище-

ния и детерминации посредством ограничения, произво-

димых без изменения информации, то для их выраже-

ния мы очевидно нуждаемся в словах обобщение и спе-

цификация. К сожалению, ни то ни другое в этом значе-

нии не употребляются. Под спецификацией неизменно

имеют в виду детерминацию посредством увеличения

информации. Под обобщением, правда, иногда имеют в

виду расширение идеи путем значительного видоизмене-

ния ее глубины; однако все равно обычно при этом подра-

зумевается увеличение информации. Еще чаще обобще-

ние обозначает формальное увеличение глубины, дости-

гаемое путем оказывания общей идеи о случаях, до того

не объединенных посредством синтеза, - его может со-

провождать, а может и не сопровождать увеличение

широты. Наконец, благодаря злейшему нарушению сло-

воупотребления, обобщение иногда значит просто индук-

цию. Все сказанное наводит на мысль, что необходимо

вовсе отказаться от этих двух слов и удовольствоваться

другими: повышение и понижение.

212. Открытием на сегодняшний день называется

увеличение информации вообще. Старое слово изобрете-

ние (invention) было гораздо лучше, поскольку оставля-

ло на долю открытия лишь обнаружение чего-то ново-

го - например открытие Америки. Что касается обнару-

жения нового свойства, то оно носило специальное назва-

ние детекции (detection). Так, Ольденбург (Oldenburg),

214 Логические основания теории знаков Grammatica Speculativa 215

секретарь Королевского общества, пишет в 1672 г., что

дисперсия света это «самая необычная, если не самая

значительная, детекция из тех, что были сделаны в об-

ласти действий природы». Жаль, что все эти тонкие раз-

личия были нами утрачены. Теперь мы должны гово-

рить об открытии случая (occurrence) или примера

(instance) и об открытии свойства. Воображаемое уве-

личение информации называется освоением (assumption)

или допущением (supposition), однако предпочтительней

все-таки первое. Увеличение информации посредством

индукции, гипотезы или аналогии - это презумпция

(presumption). (Правовая (legal) презумпция есть пре-

зумпция, соответствующая принятому правилу судопро-

изводства и не зависящая от здравого смысла.) Очень

слабая презумпция это догадка (guess). Презумпция, про-

тивоположная прямому свидетельству, есть конъектура

(conjecture), a слабая конъектура - подозрение (surmise).

Обозначение и применимость1

213. Это термины, которые заменяют употреблявшие-

ся Миллем и другими коннотацию и денотацию. Необхо-

димость в них возникла, (1) потому что предварительно

установившееся употребление слова «коннотировать»

было несколько изменено Миллем и его последователя-

ми и (2) потому что эти слова могут применяться к соот-

ветствующим свойствам как пропозиций, так и терми-

нов. Применимость (application) термина есть собрание

объектов, к которым он отсылает (refers); применимость

пропозиции - собрание примеров (instances) ее выпол-

нимости (holding good). Обозначение термина есть сово-

купность всех качеств, на которые он указывает; обозна-

чение пропозиции - ее разных импликаций.

214. Неразличение нескольких типов обозначения,

или коннотаций, термина стало причиной немалой пута-

ницы в логике. Так, на вопрос «коннотативны ли имена

собственные?» обычно ясно мыслящими философами

1 [Словарь Философии и Психологии (Dictionary of Philosophy

and Psychology, vol. 2, p. 528-9); 431-3 написаны Пирсом и

м-ром К. Лэдд-Франклином (С. Ladd-Pranklin).]

даются противоречивые ответы, причем даются как оче-

видно верные, - термин «коннотация» не означал для

них одно и то же. Необходимо различать между (1) необ-

ходимым (indispensable) обозначением; (2) обиходным

(banal) обозначением; (3) информационным обозначени-

ем; и (4) полным (complete) обозначением. (1)-го может

быть столько, сколько содержится в том, что может быть

закреплено как определение термина - все те элементы

значения, в отсутствие любого их которых имя стано-

вится неприменимо; (2) есть то, что «ясно без слов», что

известно всякому; а (3) есть то, для высказывания чего

предоставляется случай. Оба последних обозначения,

конечно же, варьируются в зависимости от тех индиви-

дов, чьему вниманию предлагается пропозиция. Сообще-

ние о том, что кислород обладает веселящим свойством,

будет информативным для изучающего химию и обы-

денным для преподавателя химии (однако ложным для

знакомого с последними достижениями этой науки). (4)

состоит из всех валидных предикатов рассматриваемого

термина. Когда я говорю: «Тот, кого я видел вчера, это

Джон Питер», необходимым обозначением имени Джон

Питер будет всего лишь тот индивидуальный объект со-

знания (обычно человек, хотя это может быть и пес, и

кукла), которого согласились означать таким именем;

однако его обыденное обозначение - для хорошо знаю-

щего Джона Питера - будет очень широким.

215. Те же характеристики, которые применимы к тер-

минам, применимы и к пропозициям. Так, полным обо-

значением (или импликацией) пропозиции Все ч есть у

будут все ее валидные следствия, а ее полной примени-

мостью (или областью (range)) - все те описания обсто-

ятельств, при которых она выполняется - иначе гово-

ря, все ее достаточные антецеденты.

216. Общий термин денотирует все, что обладает обо-

значаемыми им свойствами; Дж. С. Милль употребляет

вместо термина «обозначает» термин «коннотирует» -

слово, которое он или его отец позаимствовали у Окка-

ма. Однако слово «обозначать» в указанном смысле не-

прерывно употребляется начиная уже с двенадцатого

столетия, когда Иоанн Солсберийский говорил о «quod

fere in omnium ore c?l?bre est aliud scilicet esse appellativa

216 Логические основания теории знаков

significant, et aliud esse quod, nominant. Nominantur

singularia; sed universalia significantur».' Нельзя выра-

зиться яснее. Кроме того, слово «коннотировать» так рано

не встречается. Александр Гэльский (Summa Theol., I.

lui) приравнивает nomen connotans к appellatio relativa,

a само отношение берет как управляемое глаголом

connotare дополнение в аккузативе, говоря, например,

что отношение творца к сотворенному коннотируется

самим словом «творец». То же у Аквината: In sentent., I.

dist. viii. q. 1, Art. 1. Впоследствии, благодаря рассмотре-

нию прилагательных как относительных терминов - бе-

лое определялось как «имеющее белизну» и т. д., --

прилагательные также стали рассматривать как конно

тирующие абстракцию (правда, лишь тогда, когда кон-

кретно мыслилось то относительное свойство, которое, в

согласии с допущением, соответствовало тому или иному

прилагательному). У, например, Тартарета (Tartaretus),

писавшего, когда данное словоупотребление уже устоя-

лось, можно найти фразеологию следующего вида:

«Nulla relativa secundum se habent contrarium, cum

non sint qualitates primae, sed solum relativa secundum

dici, et hoc secundum esse absolutum et significatum principale

eorum et non secundum esse respectivum et connotativum

».2

Шовен3 (1-е изд.) говорит: «Connotativum illud est

cuius significatum non sistit in se, sed necessario ad aliud

refertur, vel aliud connotat.4 V. g. Rex, magister, primus».

По несчастью, как показывают вышеприведенные

цитаты, точное значение, признаваемое собственным для

слова «означать» во времена Иоанна Солсберийского

1 <см. Bbivie.>[Metalogicus, II, хх.]

2 <Никакие релятивные имена соответственно не имеют себе

противоположного, поскольку они не суть первые качества,

но лишь относительные сообразно говоримому, и оно, соответ-

ственно, есть абсолютное и по преимуществу их сигнификат,

но никак не относительное и коннотативное. - лат.>

3 [Lexicon Rationale.]

1 <Коннотативное есть такое (имя), сигнификат которого не

остается в себе, но необходимым образом либо ссылается на

нечто, либо коннотирует нечто. Напр., «царь», «учитель»,

«первый». - лат.>

Grammatica Speculatiua 217

(младшего современника Абеляра), ни до, ни после того

не употреблялось строгим образом. Наоборот, это слово

все больше сливалось по значению с «денотировать». Тем

не менее даже сегодня необходимо признать всю правоту

вышеприведенного Иоаннова замечания.

В средние века был написан не один труд De modis

significandi - все они опирались на Присциана (Priscian)

(современника Боэция), вдохновителем которого в свою

очередь был Аполлоний (Apollonius), обладавший дур-

ным нравом и прозвищем «grammaticorum princeps» и

живший во времена Адриана и Антонина Пия. Ср. так-

же: Thurot, Notices et Extraits des MSS. xxii. Pt. II, и

Дуне Скот, Труды, Лион, изд 1.

Глава 6

Грамматическая теория суждения и вывода1

§ 1. Суждения

217. Суждение есть акт осознания (consciousness),

заключающийся в признании нами убеждения, а убеж-

дение это умственная (intelligent) привычка, в согласии

с которой мы будем действовать, когда на то представит-

ся (presents itself) случай. Какова природа подобного при-

знания? Оно может подойти почти вплотную к действию -

наши мышцы могут напрячься и мы сможем сдержать

себя, лишь учтя, что надлежащий случай еще не предста-

вился. Но вообще мы просто оказываемся виртуально

решимы (we virtually r?solue) действовать в некотором

случае так, будто мы воспринимаем соответствующие этому

случаю воображаемые обстоятельства. Этот равносильный

подобной решимости акт есть особый акт воли, и им мы

причиняем образу, или Иконе, особо напряженную ассо-

циативную связь с объектом, который репрезентирован

Индексом. Сам по себе этот акт в пропозиции репрезенти-

1 [Из «Краткой логики» («Short Logic»), ок. 1893, следующий

абзац после п. 78.]

218 Логические основания теории знаков

руется символом, a осознание (consciousness) этого акта

выполняет функцию символа в суждении. Допустим, к

примеру, что я открываю для себя человека, с которым

оказался вынужден иметь дело в некоем его бесчестном

акте. У меня в уме есть нечто вроде «составной фотогра-

фии» всех людей, обладающих подобным свойством, и в

тот момент, когда я делаю открытие относительно дан-

ного человека, отличающегося для меня от остальных

благодаря некоторым указаниям, на эти указания (этот

индекс - that index) накладывается печать НЕГОДЯЙ

и остается закрепленной неопределенно долгое время.

218. Пропозиция утверждает что-то. Это утвержде-

ние выполняется символом, замещающим (which stands

for) акт осознания. То же, благодаря чему утверждение

кажется столь разнящимся от других типов обозначе-

ния, есть его волевой характер.

219. Всякое утверждение есть утверждение того, что

два знака имеют один и тот же объект. На вопрос о при-

чине такого (утверждения) двойственного характера от-

вет будет тот, что воление подразумевает вместе действие

и противодействие (reaction). Следствия такой двойствен-

ности можно обнаружить не только в анализе пропози-

ций, но также и в их классификации.

220. Невозможно найти пропозицию простую настоль-

ко, чтобы она не отсылала к двум знакам. Возьмем, на-

пример, пропозицию «идет дождь». Здесь Икона - это

имеющаяся в уме составная фотография всех дождли-

вых дней, которые мыслящий пережил на опыте, а ин-

декс - всё, посредством чего он отличает этот день как

размещенный в его опыте. Символом же будет тот ум-

ственный акт, посредством которого он запечатлевает этот

день как дождливый. ...

221. Дабы собственным образом показать отношение

между посылками и заключением в математическом до-

казательстве, необходимо признать, что в большинстве

случаев их субъект-индекс имеет состав, который ока-

зывается набором индексов. Так, в пропозиции «А про-

дает В <некоему> С по цене D» А, В, С, D образуют

набор из четырех индексов. Символ «- продает - <неко-

ему> - по цене -» ссылается на содержащуюся в уме

Икону или идею акта продажи и объявляет, что такой

Grammatica Speculativa 219

образ репрезентирует набор А, В, С, D, причем последний

рассматривается как закрепленной за этой иконой, А -

как продавец, С - как покупатель, В - как продан-

ный объект и D - как цена. Если мы скажем, что А, В,

С, D - это четыре субъекта пропозиции, а «- прода-

ет - <некоему> - по цене -» - ее предикат, мы

вполне адекватно представим имеющееся логическое от-

ношение, но отойдем от индоевропейского синтаксиса.

222. Могут спросить, почему утверждение не может

отождествлять объекты любых двух знаков вообще -

например двух индексов? Почему оно должно ограничи-

ваться провозглашением репрезентации объекта индек-

са именно Иконой? Ответом будет следующее: утвержде-

ние может отождествлять объекты любых двух знаков

вообще, но это всегда будет равносильно провозглаше-

нию того, что индекс, или набор индексов, репрезенти-

руется Иконой. Пускай, например, пропозиция будет гла-

сить, что Вильгельм Ламар, автор книги Correctorium

fratris Thomae в реальности есть Вильгельм Вар, учи-

тель Дунса Скота. Здесь отождествлены объекты двух

индексов. Однако такое отождествление логически рав-

носильно утверждению, что икона тождества, то есть

имеющийся в уме составной образ двух аспектов одной и

той же вещи, репрезентирует объекты набора из двух

индексов: Вильгельма Мара и Вильгельма Вара.1 На са-

мом деле от нас не требуется безусловно и в каждом слу-

чае всегда рассматривать один из этих двух знаков как

иконический. Однако именно таким способом можно очень

удобно объяснять некоторые свойства выводов. У него есть

и не столь важные преимущества - он, например, пре-

бывает в согласии с нашей естественной метафизикой и

с тем чувством, которое имеется у нас в отношении

субъекта и предиката вообще.

223. Икона так же, как и индекс, может быть состав-

ной. Например, взяв единственный общий индекс-селек-

1 Нельзя положительно утверждать, что Marra и Warra реаль-

но были одним и тем же лицом; однако эта гипотеза примеча-

тельно согласуется с известными фактами - за исключени-

ем, разве что, разницы в именах, каковая, вероятно, не такое

УЖ непреодолимое препятствие.

220 Логические основания теории знаков

тив (universal selective index), всё (everything), мы мо-

жем получить икону, которая, по-иному рассмотренная,

будет составлена из двух, т. е. будет составом из двух

иконических знаков, подобно тому как любой образ есть

«составная фотография» бесчисленных частностей. Даже

то, что называется «мгновенной фотографией» и снима-

ется фотокамерой, составлено из воздействий отрезков

экспозиции - отрезков, гораздо более многочисленных,

чем песчинки на морском дне. Возьмите некое абсолют-

ное мгновение в рамках течения экспозиции, и указан-

ный состав будет - помимо прочих - репрезентировать

и его. Две разные (иные по отношению друг к другу -

alternative) иконы составлены друг с другом точно та-

ким же образом. В нашем распоряжении оказывается

икона этой разности (смены - alternation) - состав из

всех разных случаев, о которых мы мыслим. Символ же

утверждает, что тот или иной из этих знаков репрезен-

тирует обобщенно выбранный индекс (universally selected

index). Пусть одной из разных икон будет идея того, что

не есть человек, а другой - идея того, что смертно.

Получим пропозицию: «Возьмите все что угодно, и это

либо будет не человек, либо будет смертно». Два знака,

соединенные таким образом, будут называться агрегат-

но сочлененными (aggregated), или дизъюнктивно свя-

занными (disjunctively connected), или посменно соеди-

ненными (alternatively conjoined). Возьмем другой при-

мер. Пусть индекс будет частно-селективным (particularly

selective). Далее, пусть икона будет так составлена из

двух икон, что в каждой ее разновидности обе эти ико-

ны будут оказываться соединенными. Например, пусть

одна будет иконой чего-то китайского, а другая - ико-

ной женщины. Тогда иконой-сочетанием будет икона

китайской женщины, а пропозиция будет такой: «Не-

что можно выбрать так, что оно окажется одновремен-

но чем-то китайским и женщиной». Так соединенные

знаки будут называться сочетаемыми (combined), или

конъюнктивно связанными (conjunctively connected),

или одновременно соединенными (simultaneously

conjoined). [...]

Grammatica Spcculativa 221

§ 2. Вывод

224. Теперь пришла пора более тщательно исследо-

вать природу вывода, иначе говоря - природу сознатель-

ной и контролируемой адаптации (adoption) убеждения

как следствия из иного <нежели это убеждение"» зна-

ния. Первый шаг вывода обычно состоит в сопоставле-

нии вместе некоторых, по нашему убеждению истинных,

пропозиций, которые мы до этого - при условии, что

данный вывод нов для нас - либо не рассматривали

вместе, либо рассматривали как объединенные по-друго-

му. Этот шаг называется связыванием (colligation). Со-

ставное утверждение, получающееся в результате связы-

вания, есть конъюнктивная пропозиция - то есть это

пропозиция с составной иконой и часто с составным ин-

дексом. Связывание - очень важная часть рассуждения,

для которой изобретательность (genius), возможно, бо-

лее необходима, чем для любой другой части этого про-

цесса. Многие логики отказываются называть рассужде-

нием акт вывода, в который связывание не входит со-

ставной частью. Подобный акт вывода они именуют не-

посредственным выводом. Этот термин вполне прием-

лем; однако, несмотря на то что связывание несомненно

сообщает выводу более высокий интеллектуальный ха-

рактер (higher intellectuality), преувеличением было бы

представлять связывание более важным, нежели созна-

тельный контроль за операцией. Именно присутствие

последнего предопределяет, будет ли умственный про-

цесс рассуждением или нет.

225. Таким образом, вывод может иметь всего лишь

одну посылку или несколько посылок, объединенных

связыванием. В последнем случае, будучи связаны, по-

сылки образуют одну конъюнктивную пропозицию. Но

даже если есть только одна посылка, икона этой пропо-

зиции <т. е. этой посылки> всегда оказывается более

или менее сложной. Следующий из рассматриваемых

нами шагов вывода состоит в созерцании (contemplation)

этой сложной иконы, закреплении внимания на некото-

рой ее характеристике и устранении всех остальных -

так, чтобы получилась новая икона. [...]

226. Всякий раз, когда одна мысль подводит к

(suggests) другой, в уме на мгновение обе оказываются

222 Логические основания теории знаков

Grammatica Speculativa 223

вместе. В нашем случае такая конъюнкция особенно

интересна и в свой черед подводит к тому, что одна мысль

необходимо вовлекает (involves) другую. Нескольких

умственных экспериментов - или даже одного, окажись

мы столь искушенными в такого рода эксперименталь-

ном исследовании, - уму оказывается довольно, чтобы

увидеть, что первая икона всегда будет подразумевать

другую, или, иными словами, подводить к ней особым

способом, изучением которого мы вскоре займемся. Сле-

довательно, ум не только приходит от убеждения в по-

сылке к суждению об истинности заключения, но также

закрепляет за этим суждением еще одно - суждение о

том, что всякая пропозиция, подобная рассмотренной

посылке - то есть содержащая икону, подобную ее ико-

не, - вовлекала бы (would involve) еще одну пропози-

цию (вынуждая вдобавок к ее принятию), которая отно-

силась бы к этой подобной посылке пропозиции как по-

лученное заключение относится к самой посылке. [Та-

ков третий шаг вывода.] Итак, и это чрезвычайно важ-

но, мы видим, что всякий вывод мыслится - в самый

момент его выполнения - как принадлежащий некоему

возможному классу выводов. Когда вывод рационален, в

иконе, репрезентирующей зависимость иконы заключе-

ния от иконы посылки, мы видим, вокруг чего обраща-

ется (about what ... is) данный класс выводов - хотя,

поскольку очертания (outlines) икон всегда более или

менее смутны, в нашем понятии этого класса выводов

всегда будет иметься та или иная мера смутности. Все

другие элементы вывода не будут существенно разнить-

ся от тех, что уже упомянуты. Изменения как в индек-

сах, так и в иконе посылки, и правда, вообще имеют

место. Некоторые индексы могут выпадать, некоторые

отождествляться друг с другом. Изменен иногда может

быть и порядок выбранных элементов. Но так как эти

последние должны изменяться по сути тем же способом,

которым некая характеристика иконы привлекает вни-

мание, их новое место должно получить свое оправдание

посредством экспериментов над иконами.

Из сказанного явствует, что все знание приходит к

нам через наблюдение. Некая часть навязывается (forced

upon) нам извне и, по всей видимости, оказывается про-

изводной Природного ума (seems to result from Nature's

mind); некая часть приходит из глубин ума, видимого

нам изнутри, - ума, который мы эгоистически имену-

ем таким несогласованным словосочетанием (anacoluthon),

как «наш ум». Итак, три существенных элемента выво-

да суть: связывание, наблюдение и суждение о том, что

наблюденное в связанных данных согласно с правилом.1

1 Суммируя и вместо идеи, каковая аналитична и иконична,

используя символ, который всегда есть сокращение, мы могли

бы сказать, что цель знаков - она же цель мысли - дать

выражение истине. Закон, по которому знак должен быть ис-

тинен, есть закон вывода; знаки же научного интеллекта по-

мимо всего прочего должны в первую очередь быть выводи-

мыми (be such as to lend themselves to inference). Следова-

тельно, отношение выводимости есть первичное и самое глав-

ное семиотическое отношение.

Могут возразить: сказать, что цель мысли - дать выражение

истине, значит сказать, что первичной целью оказывается про-

изводство пропозиций, а не выводов. Однако производство про-

позиций обладает общей природой вывода, так что вывод оказы-

вает существенной функцией познающего ума. - Из фрагмен-

та, использованного в «Спекулятивной грамматике», гл. 2, § 1.

ПИСЬМА СЭМУЭЛЮ П. ЛЭНГЛИ

И «ЮМ О ЧУДЕСАХ И ЗАКОНАХ

ПРИРОДЫ»1

[К 1901 г. профессиональная неустроенность Пирса и

отсутствие стабильного дохода поставили его на грань

нищеты. Он был вынужден браться за нескончаемые ре-

цензии и другую поденную работу вроде перевода науч-

ных статей для Смитсоновского института. Тогдашний

секретарь этого учреждения Сэмуэль П. Лэнгли велико-

душно выказал интерес в том, чтобы оказать помощь

Пирсу, позволив ему заработать себе на жизнь. В пер-

вом письме (1 апреля 1901 г.) из приведенной ниже пе-

реписки Пирса и Лэнгли содержится просьба Пирса ис-

пользовать Приложения к Ежегодному Отчету Секрета-

ря как средство для публикации дела всей его жизни -

оригинальных исследований в области логики и природы

логического рассуждения. Пирс упоминает статью Пуанка-

ре (переведенную им для Лэнгли), посвященную науч-

ным гипотезам, и порицает конвенционализм Пуанка-

ре как пример опасного попустительства «необязатель-

ному и бессвязному мышлению» - пример, стоящий в

одном ряду со столь »се неудовлетворительным номинализ-

мом «Грамматики науки» Карла Пирсона (Karl Pearson's

Grammar of Science). Пирс незадолго до этого со всей суро-

востью отрецензировал данную книгу для Кателла (Catell)2,

написавшего ему, что работа Пирсона «настолько попу-

лярна у студентов, что необходимо что-то сделать с целью

противодействия некоторым представленным в ней тен-

денциям». В своем первом письме Пирс послал копию

1 <С. S. Peirce, Selected Writings (Values in a Universe of Chance).

Ed. by Philip P. Wiener. Dover Publications, Inc., NY, 1966, p.

275-321.>

2 [Popular Science Monthly, Jan. 12, 1901.]

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли 225

упомянутой рецензии, а также газетную статью «Вели-

кие ученые <минувшего> столетия» («The Century's Great

Men of Science»)' и помещенный в «Нэйшн» (Nation) (т. 72,

N° 1865) обзор книги преп. Джона М. Бэкона «На суше и

на море» (Rev. John M. Bacon's By Land and Sea), в кото-

рой излагались научные наблюдения, сделанные с воз-

душного шара. В этом последнем обзоре Пирс указыва-

ет на «естественный путь развития науки. [...] Сперва

человек получает некоторые особого рода специальные

средства, предназначенные для осуществления некото-

рого класса наблюдений, а затем, насколько способен,

применяет эти средства». В «Великих ученых...» Пирс

развивал свою излюбленную тему исторической непре-

рывности и объективной реальности общих идей - речь,

конкретно, идет о том, что великие научные открытия

делались по большей части двумя или более лицами не-

зависимо друг от друга. Это иллюстрируется на примере

ведущих научных открытий девятнадцатого века: «Дар-

вин и Уоллес (Wallace) одновременно выдвинули гипоте-

зу о естественном отборе. Клаузиус, Ранкин и Сади Кар-

но, а возможно и Кельвин ... механическую теорию теп-

ла. Крениг, Клаузиус, Джоуль, Герапат, Уотерстон и

Даниил Бернулли ... кинетическую теорию газов и т. д.».

Здесь можно заметить, что, по иронии судьбы, сам Лэн-

гли и братья Райт вскоре проиллюстрировали этот тезис

Пирса, вступив в тяжбу между собой относительно пер-

венства в изобретении аэроплана.

В ответе секретаря Лэнгли (3 апреля 1901 г.) мы от-

мечаем, что тот «с удовольствием» вспоминает, как чи-

тал «Закрепление убеждения» (1877), первую из серии

шести пирсовских статей («Иллюстрации логики науки»

(«Illustrations of the Logic of Science»)). В постскрипту-

ме Лэнгли предлагает Пирсу написать о переменах, ко-

торые идея «законов природы» претерпела со времен Юма.

Лэнгли полагал, что скептическое отношение Юма к ра-

зумности религии, выраженное в его опыте о Чудесах,

стало началом разрыва с относящейся к восемнадцатому

веку рационалистической и деистической верой в незыб-

лемость (certainty) законов природы. Однако Пирс, как

это подчеркнуто демонстрируется посланными им пись-

1 [New York Evening Post, Jan. 12, 1901.]

8 Зак. 3309

226 Логические основания теории знаков

мами и рукописями, был непреклонен в своем убежде-

нии, что психологический номинализм Юма непригоден

в качестве опоры для современного представления о на-

учных законах как вероятностях. Сомнительно, чтобы

добрый секретарь, который был выдающимся физиком,

а не историком или метафизиком, мог вникнуть в нюан-

сы схоластического и тихистического реализма Пирса.

Лестер Ф. Уорд (Lester F. Ward), о чьем мнении относи-

тельно пирсовской рукописи осведомился Лэнгли, ответил

(17 апреля 1901 г.), что был озадачен пирсовским тези-

сом - базировавшимся на его (Пирса) тихистическом

эволюционизме, - согласно которому «научные идеи»

становятся «более теологическими», так как теперь

«меньше, чем то было ранее, уверенности в том, что зако-

ны природы неизменны».

Работа над первой рукописью под названием «Юм и

Законы Природы» заняла у Пирса менее недели (3-9 ап-

реля). Лэнгли был не слишком удовлетворен и в своем

письме от 19 апреля попросил Пирса добавить «несколь-

ко слов ... относительно изменений, которые претерпели

обычные воззрения на значение законов Природы со вре-

мен Юма и до наших дней», на что Пирс не замедлил

ответить (20 апреля), что ему понадобится написать но-

вую статью с разбором истории фразы «законы природы»

и логики юмовского аргумента, базирующегося на «урав-

новешивании вероятностей». В эту статью будет входить

формулировка собственной пирсовской «прагматической»

логики гипотезы, которой «исполнилось вот уже пять или

шесть лет»; возможно, Пирс подразумевает свою «Боль-

шую логику» («Grand Logic»), датируемую 1893 годом, в

которой Абдукция, Дедукция и Индукция были разрабо-

таны как принципиальные типы научного вывода. Как

бы то ни было, вторая рукопись Пирса, озаглавленная

«Надлежащая трактовка гипотез» («The Proper Treatment

of Hypotheses»), была получена в Смитсоновском инсти-

туте 13 мая и отослана автору 18 мая на том основании,

что она представляет собой «слишком трудное чтение».

В результате Пирс начал более откровенно настаи-

вать на том, что Лэнгли ошибается, предполагая нали-

чие какой-то логической связи между юмовским аргу-

ментом против чудес и более древним метафизическим

представлением о законах природы. В письме от 1 июня

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли 227

1901 г. он послал третью рукопись, «Юм о чудесах и

Законы Природы». Я вставил этот автоскрипт в приво-

димый ниже «окончательный вариант», в который вклю-

чены также окончательные изменения, сделанные Пир-

сом в отредактированной версии Лэнгли. Лэнгли пред-

ложил удалить и исправить некоторые части текста, дабы

«Сенчери Ревью» (The Century Review) заплатило за эту

статью Пирса 100 дол. - что было бы для него значи-

тельной финансовой поддержкой. Однако Пирс отказал-

ся принять все изменения (основания приводятся в его

письме от 5 сентября 1901 г.) и добавил дополнительные

комментарии относительно юмовской теории индукции

и вероятности к уже имеющимся - приведенный ниже

текст, в который они вставлены, снабжен сносками, по-

казывающими, где его первоначальный вариант (авто-

скрипт) отличается от этой окончательной версии.

Когда Смитсоновский Отчет за 1901 г. наконец вы-

шел в свет, в нем была статья «Законы Природы», но не

за авторством Ч. С. Пирса. Автором ее был С. П. Лэнг-

ли, который по-прежнему, несмотря на все пирсовские

аргументы, продолжал считать, что законы природы суть

«законы, созданные собственно умом - и представляют

собой всего лишь производное от нашей человеческой

природы»; добрый секретарь, предложив помощь Пир-

су, сам, по-видимому, был философски неспособен вос-

пользоваться помощью, предлагаемой пирсовским мета-

физическим реализмом.

Все эти документы, таким образом, проливают до-

полнительный свет не только на личную и интеллекту-

альную биографию Пирса, но также и на историю и фи-

лософию науки начала двадцатого столетия - времени,

когда ученых интересовало, в какую сторону воздухо-

плавание, рентгеновские лучи, радиоактивность, обна-

руженные Де Фрисом (De Vries) биологические мутации,

новые разработки в области математики и логики веро-

ятности могут изменить наше понятие о «законах при-

роды». На самом деле Людвиг Больцманн уже в 1904 г.

на Международном конгрессе ученых (Выставка в Сент-

Луисе) вкратце представил новую статистическую кон-

цепцию законов природы, которая должна была сменить

предпочитавшийся Максвеллом «динамический» тип

причинного объяснения в классической механике. На

228 Логические основания теории знаков

пирсовскую гипотезу, предвещающую эту статистичес-

кую идею законов природы, легла тень его метафизичес-

ких попыток связать ее с более древними, схоластичес-

кими идеями телеологического порядка природы.]

Письма Пирса к Лэнгли

1 апреля 1901 г. Милфорд, Пенсильвания

Мой дорогой профессор Лэнгли!

Я изучил Ваши Отчеты и, как полагаю, в точности

уяснил, какими Вы представляете себе будущие Прило-

жения к ним. Я пишу теперь к Вам, чтобы убедить Вас

доверить мне написание статьи длиной, скажем, в 12 000

слов - она предназначалась бы для опубликования в

следующем отчете и была бы посвящена предмету, о кото-

ром у меня к пользе большого числа читателей найдется

много что сказать. Было бы очень печально, если после

многих лет напряженного умственного труда, которые я

посвятил прояснению этого вопроса для собственного ума,

результаты, которые могли бы быть облечены в убеди-

тельную и ясную форму, равносильную доказательству,

умерли бы вместе со мною или не получили бы своего

выражения до тех пор, пока силы не покинули меня.

Вопрос, о котором я здесь говорю, это природа научного

рассуждения. Очень странно, что даже люди, подобные

Пуанкаре, будучи очень точны в своих понятиях о дру-

гих предметах - и это не говоря уже о логиках, точ-

ность мышления которых всюду лишь поверхностна, -

не только находят позволительным необязательно и бес-

связно мыслить об отношении теорий к фактам и тому

подобных предметах, но и придерживаются взгляда, что

такого рода мышление об этих предметах особенно по-

хвально. Мне следует попытаться убедить мыслящих

людей, что данный метод - как и другие распространен-

ные теперь методы (психологический, грамматический) -

полностью неверен, а также - что начинать необходи-

мо с достоверного выяснения принципов, на которых

должно покоиться учение о правильном (legitimate) вы-

воде, и впоследствии их придерживаться. Далее мне сле-

дует показать, на чем такое учение должно покоиться,

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли 229

конкретно же - на опыте; однако опыте не бессвязном,

а на некоторых типах опыта, определенным образом трак-

туемого. Далее я показал бы, что этот мой метод приво-

дит к конкретному определению нескольких практичес-

ких и полезных максим. [...]

[Ч*. С. Пирс]

(10) апреля 1901 г. Милфорд, Пенсильвания

Мой дорогой профессор Лэнгли!

Относительно предмета, о котором Вы попросили меня

написать, я сделал все от меня зависящее и прилагаю

результат своих усилий. Предмет этот, однако, принад-

лежит к классу тем, совершенно отличных от тех, кото-

рые я способен время от времени делать доступными для

понимания обыкновенного фермера. Прожив среди фер-

меров очень много лет и тщательно изучив строй их

мышления, я знаю, как вести с ними разговор - обо всем,

что только входит в круг их понимания. Логические пред-

меты, если рассматривать их в надлежащем порядке,

вполне входят в круг их понимания - здесь каждый шаг

можно проиллюстрировать рассуждением, в достаточной

мере схожим с тем, ходу которого их мысль принуждена

упорно и напряженно следовать круглый год. Но не в том

состоит мое знание, чтобы, оскорбляя их, приводить при-

меры, подразумевающие неспособность фермеров думать

о чем бы то ни было кроме хозяйства - я делаю так, что

мои примеры в точности аналогичны их собственным рас-

суждениям. Я нередко пинту статьи в журналы, которые

они читают, - к немалому их удовлетворению.

Конечно, трактовкой логических тем в газетных стать-

ях я занимаюсь постоянно; однако ум, к которому обра-

щается городская ежедневная газета, совершенно отлича-

ется то того, к которому обращен сельский еженедельник.

Что касается четырнадцатилетних подростков, с точ-

ки зрения логического ума они несравнимо уступают

фермерам - ведь им никогда не приходилось мыслить о

чем-то напряженно и всерьез. Мои статьи о других пред-

метах имели у них гораздо больший успех.

Читатели Смитсоновских Отчетов образуют класс,

весьма отличающийся от фермерского, и в некоторых

отношениях имеющий большую склонность к рассужде-

230 Логические основания теории знаков

нию (intelligent). Тем не менее я не думаю, что было бы

возможно хоть с каким-то успехом вынести на их об-

суждение метафизический вопрос, подобный тому, о ко-

тором Вы дали мне задание написать. Вероятно, Вы по-

считали его вопросом научным. Для меня же совершен-

но ясно, что ни одна специальная наука не способна от-

дельно осветить этот вопрос, хотя любому ученому и

приходится относительно него делать для себя некоторо-

го рода допущение.

Я увеличил предписанный Вами объем статьи ровно

вдвое, дабы сделать мою задачу несколько более выполни-

мой; и в этом объеме я рассмотрел мой предмет так, чтобы

рассмотрение принесло бы Вашим читателям максималь-

ную по возможности пользу. Некоторым из них, вероят-

но, будет все-таки полезно прочесть написанное мной.

Я рад, что Вы сочли мою статью в «Попьюлар Сайенс

Мансли» целиком неприемлемой для Ваших читателей.

Она была написана для совершенно иного класса, под-

робное определение которому я уже дал в своем письме

к Вам, и будь она в малейшей степени приемлема для

Ваших читателей, она должна была бы быть полностью

неприемлемой для тех, кому она была предназначена.

Я выставил напоказ сделанную мной лодку, как свидетель-

ство своего умения обращаться с плотницким инструмен-

том - Ваше же замечание говорило, что она вообще не-

пригодна к употреблению для ловли мышей. Мне надо

было бы только надеяться на это!

Хотя я и сделал написанную мной статью более под-

робной, я не думаю, что сделал ее более приемлемой для

Ваших читателей. Задача, поставленная мне относительно

ее предмета, была слишком невозможной. По этой причине

Вы не должны чувствовать себя обязанным ее публиковать.

Если Вас не привлекает мой замысел написать для

Ваших читателей на темы логики, о которой я многое -

и доступным языком - могу сказать, то нет ли такого

«наижелательнейшего» предмета, о котором Вам могла

бы понадобиться моя статья? Что если я, к примеру,

описал бы разработанный мной интересный метод изу-

чения великих людей?

Пусть, как Вы можете видеть, я далеко не очарован

тем предметом, написать о котором мне поручили Вы, и

не вполне примирился с Вашим отказом от того предме-

Писъма Сэмуэлю П. Лэнгли 231

та, о котором хотел бы написать я сам, тем не менее

прошу Вас, дорогой проф. Лэнгли, понять, что я цели-

ком и полностью ценю ту незаслуженную доброту и дру-

жеское расположение, с которыми Вы ко мне относи-

тесь, и что я глубоко признателен за материальную под-

держку, которую получаю от Вас и в которой действи-

тельно чрезвычайно нуждаюсь. Моя жена, которую я

отослал к нью-йоркским докторам, вернулась с их вер-

диктом, и в нем говорится, что ей должна быть сделана

уже вторая тяжелая операция - так скоро, как только

состояние моей супруги позволит ее перенести.

Безмерно преданный Вам,

Ч. С. Пирс

20 апреля 1901 г. Милфорд, Пенсильвания

Мой дорогой профессор Лэнгли!

Я только что получил Ваше письмо от 19-го числа с

вложенной в него моей неоправданно затянутой статьей.

Я сожалею, что ранее не смог верно понять Ваши поже-

лания относительно моей работы, которые теперь благо-

даря полученному письму стали совершенно ясны для

меня. Мне придется написать совсем новую статью -

что вовсе не мешает Вам напечатать, если пожелаете,

уже написанную; но, как я уже говорил, с Вашей сторо-

ны не может быть и речи о каком-то обязательстве. Пе-

ред тем как приступить, кое-что мне необходимо пере-

читать, а нужных книг у меня под рукой нет, нет даже

Юма. Мне придется поехать для этого в Нью-Йорк.

Тем временем я хотел бы сказать, что присутствие

слова закон в юмовском определении чуда не имеет боль-

шой значимости. Его определение прямо или косвенно

восходит к Аквинату, по словам которого Miraculum

propriae dicitur, сит aliquid f i t praeter ordinem naturae.1

Конечно же, для Аквината словосочетание «закон при-

роды» имело полностью иное значение. Фактически, для

кое-кого (за пределами Англии) подобное значение оно

имело даже и во времена Юма, что можно видеть из опре-

деления, которое приводит в своей книге (1738) Баумай-

1 <О чуде собственно говорится, когда нечто имеет место поми-

мо порядка природы.>

232 Логические основания теории знаков

стер (Baumeister): Miraculum est, cujus ratio sufficiens in

essentia et natura entis non continetur.1 Далее он в этой

связи определяет, что такое ordo naturae и cursus naturae.

но вовсе не что такое lex naturae' - об этом последнем он

упоминает, но только в связи с этикой. Как бы то ни

было, в Англии и отчасти во Франции дело обстояло

иначе. Само выражение «закон природы» обладает столь

же почтенным возрастом, как в греческом - сочинения

Пиндара, а в латыни - Лукреция. Но до наступления

современности (modern times) оно употреблялось - как

и должен употребляться <термин> «закон» - лишь по

отношению к чему-то, что можно, но не должно нару-

шить. С другой стороны, наша идея закона природы не

была чужда греческому уму. Только трудность в том,

что в те времена всякий думал о Физике то же, что се-

годня всякий, за исключением меня и еще весьма не-

многих, думает о Логике - именно же, что тщатель-

ным и точным исследованиям нет места, а не хватает

широкого охвата и весьма приблизительных набросков

(sketches). Так, Цицерон говорит в De Natura Deorum:

Alii naturam censent esse uim quondam sine ratione, cientem

motus in corporibus necessarios: alii autem, vim participern

rationis, atque ordinis; tanquam via progredientem,

declarantemque, quid cujusque rei causa e f f i c i a t , quid

sequatur, cujus sollertium nulla ars, nulla manus, nemo

opifex consequi possit imitando.3 Я убежден, что слово

«закон» обязано своим современным применением к чему-

то, что не может быть нарушено, Декарту и его необяза-

тельному окказионализму. Он говорил, что три угла тре-

угольника равны двум прямым, потому что Бог избрал

для них быть таковыми; и одновременно он придержи-

вался мнения, что все без исключения цели Бога равно

1 <Чудо есть то, чье достаточное основание не содержится в

сущности и природе сущего.>

2 <порядок ... ход ... закон природы>

3 <«О природе богов»: Некоторые считают природу той лишен-

ной иногда основания силой, которая необходима, чтобы воз-

буждать в телах движение; другие, наоборот - силой с учас-

тием основания или порядка, заявляя, что она действует в

согласии с планом, который есть действующая причина ве-

щей, и что ее умению не смогут подражать ни искусство, ни

рука, ни художник.>

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли 233