Часть 10.

дующее: наделять юмовские смутные термины такими

определениями, чтобы, насколько то позволяет их <тер-

минов"- существенная ложность, окончательное приме-

нение их к свидетельству (к каковому применению вся

предшествующая часть аргумента носит лишь подгото-

вительный характер) по возможности гармонировало с

истиной. Руководствуясь этим экзегетическим правилом,

я нахожу, что первым необходимым шагом в истолкова-

нии предложения «мудрый человек соразмеряет свою веру

с очевидностью» будет дать определение «очевидности»

или «отдельной очевидности» (an «evidence», or «item of

evidence»), каковое определение до того сложно в своей

абстрактной формулировке, что к нему необходимо под-

вести с помощью примера. Итак, допустим, мы знаем,

что в пустую урну поместили один черный шар и десять

белых. Это знание вселяет в нас уверенность, что если

урну хорошенько потрясти и вытащить из нее один шар,

взглянуть на него, затем опустить обратно, затем повто-

рить этот набор действий неопределенное количество раз,

и если вдобавок с регулярными интервалами по ходу вы-

таскивания (как, например, в конце каждой 10-й, 20-й,

30-й и т. д. пробы) удостоверять пропорцию всех «бе-

лых» проб к «черным», установившуюся с самого нача-

ла, - то при соблюдении всех этих условий единствен-

ным показателем (value), к которому каждая новая удо-

стоверенная пропорция, по сравнению с последней из удо-

стоверенных ранее, будет в целом чаще приближаться,

чем удаляться, будет показатель 10:1. Обычно мы кратко

выражаем это обстоятельство следующими словами: «в

конечном счете» («in the long run») на всякую «черную»

пробу придется десять «белых». Подобный известный нам

факт (в урне содержится десять белых и один черный

шар), вселяющий в нас уверенность, что при обстоятель-

ствах, определенным образом относящихся к этому фак-

ту (вытаскивание из урны будет производиться предпи-

санным способом), какой-то результат (вытаскивание

белого шара), определенным образом относящий к тому

же факту, в конечном счете будет с определенной часто-

той иметь место, как раз и называется «очевидностью»,

или «отдельной очевидностью». Не стоит упускать, что

во всем нижеследующем разборе слово «очевидность»

употребляется именно в этом, излишне особом смысле.

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли 261

Делая следующий шаг истолкования, необходимо опре-

делить смысл, в котором следует понимать слово «вера».

Для этой цели надо понять, что Юмом здесь постулирует-

ся следующее: если человек полагает некий факт «оче-

видностью» в только что определенном смысле, то по со-

зерцании (contemplation) любого из тех возможных бу-

дущих результатов, к агрегату которого эта «очевид-

ность» относится, в его груди возбуждается некоторое

переживание (feeling); так, например, <оно возбудится>

после того, как он поинтересовался, принесет ли пятая

проба белый шар. За этим переживанием, которое я все-

таки склонен называть ожиданием, Юм предпочитает

закрепить наименование «веры». Это может быть как

«вера» pro, так и «вера» con. Наконец, мы должны спро-

сить, каким смыслом нам следует наделить «соразмере-

ние» («proportioning») мудрым человеком своей веры с

очевидностью. Здесь я должен привлечь особое внимание

читателя к одному из нюансов той важной для Юма и

представителей «высокой критики» теории вероятностей,

на которой, с их точки зрения, необходимо покоится

всякое наше суждение о свидетельстве. И так как для

всех наиважнейшим здесь будет ясно понять, насколько

именно они правы, я уверен, читатель не станет возра-

жать, если далее от него потребуется по возможности

напрячь свою мысль. Итак, допустим, мы знаем, что со-

держимое урны таково:

1 черный шар

из слоновой кости

10 белых шаров

из слоновой кости

3 черных шара 30 белых шаров

из дерева из дерева

Некоей «очевидностью», в юмовском особом смысле

этого термина, здесь оказывается знание следующего

свойства: если вытаскивать шары наугад и опускать их

обратно в урну, в конечном счете на каждую «черную»

пробу придется десять «белых», а на каждый вытащен-

ный шар из слоновой кости придется три шара из дере-

ва. Более того, это будут две «очевидности», причем неза-

висимые - в том смысле, в каком этот термин употреб-

ляется в учении о вероятностях. Другими словами, мы

получим «очевидность» не только того, что 10 белых

шаров будут вытащены на каждый черный, но и того,

262 Логические основания теории знаков

что такая пропорция окажется одинакова истинной для

всех вытащенных шаров из слоновой кости. Точно так

.же, мы получим «очевидность» того, что 3 шара из дере-

ва будут вытащены на каждый шар из слоновой кости, и

так случится не только со всеми пробами вообще, но и со

всеми «белыми» пробами, и со всеми «черными». Именно

таково значение термина «независимый», как он употребля-

ется в учении о вероятностях. Но теперь допустим, что

мы поручили вытаскивать шары мальчику, предписав

ему смотреть на каждый вытащенный шар и показывать

его нам, если тот окажется либо и черным и из дерева,

либо и белым и из слоновой кости - но, не показывая

нам, опускать шар обратно в урну, если тот окажется

либо и черным и из слоновой кости, либо и белым и из

дерева. Согласно точке зрения как Юма, так и многих

авторов, пишущих на математические темы, если сде-

лать это последнее допущение, то имеющееся у нас зна-

ние о содержимом урны - рассматриваемое как «очевид-

ность» (в том же необычным смысле) того, каким будет

характеристика любого шара, показанного нам маль-

чиком, - аналогично нашему знанию, что, во-первых,

3 истинных свидетельства какого-то очевидца приходятся

на каждое его же ложное свидетельство, но что, во-вто-

рых, история, подобная им рассказанной, 10 раз ока-

жется ложной против каждого раза, когда она окажется

истинной, считая истинность по тому, верим мы этому

очевидцу или нет. Буде такое допущение сделано, вер-

ное правило теории вероятностей предписывает нам по-

множить показатель вероятности истинного свидетельства

очевидца, 3/1, на показатель вероятности истинности

<с точки зрения нашей веры> его рассказа, 1/10, и по-

лучить 3/10, что будет показателем вероятности (или от-

ношением благоприятных к неблагоприятным случаям)

<истинности> именно такой истории, рассказанной имен-

но таким очевидцем. Юм говорит об «уравновешивании»

(«balancing»), а это подразумевает, что здесь должны быть

употреблены сложение и вычитание, а не умножение и

деление. Это могло оказаться простой ошибкой с его сто-

роны - однако мое экзегетическое правило требует от

меня следующего истолкования: он имеет в виду, что

сила (intensity) переживания, называемого им «верой»,

пропорциональна логарифму того самого показателя ве-

Писъма Сэмуэлю П. Лэнгли 263

роятности, который его <это переживание> возбуждает

(согласно расширенному варианту закона Фехнера). Юм

был столь одаренным психологом, что, вполне возмож-

но, мог это увидеть.

В 1|4 Юм впадает в заблуждение, очень характерное

как в аспекте ошибок, зачастую совершаемых оккамис-

тами, так и особенно в аспекте их концепции законов

природы. Он, именно, полагает, что если человек в кон-

кретном случае приходит к ожиданию некоторого резуль-

тата, поскольку последний более, нежели был бы ему

противоположный, согласен с аналогичными примера-

ми из его прошлого опыта, то эти единичные опытные

примеры, или, как Юм называет их, «эксперименты»,

могут быть логически «уравновешены» друг против дру-

га - как если бы они были независимыми «очевидностя-

ми». Но это не так. Единичные примеры хотя и могут

быть чем-то очевидным в обычном смысле слова, не суть

«очевидности» в том смысле, которого требует его аргу-

мент. Если я не знаю, какие шары были <изначально>

положены в урну, то, вытащив шар и обнаружив, что

он - голубой, я не обрету никакой уверенности, что

какую-либо определенную пропорционально часть буду-

щих проб (и не более чем ее) составят пробы «голубые».

И хотя такую ошибку совершали даже великие матема-

тики, в явную нелепость впал только Юм - полагая

единичные примеры независимыми «очевидностями».

Окажись Юм прав, человек, знающий о некоторой урне,

что из нее по ходу эксперимента вытащили сто белых

шаров, но не знающий, были ли - и если да, то сколь-

ко - из нее вытащены черные, в отношении следующей

попытки вытащить шар с полным правом испытывал бы

«веру» четко определенной силы. Даже более того: сте-

пень этой «веры» нисколько не изменилась бы, узнай

он, что число черных шаров, когда-либо вытащенных из

этой урны, равняется нулю!

Нельзя делать следующего допущения: раз некий знак

того, что нечто есть факт, очень убедителен, то этот знак

должен быть «очевидностью» (в необходимом для Юма

смысле). «Очевидность» в обязательном для нас юмовс-

ком значении есть такой аргумент, из которого необхо-

димо следует, что тот или иной конкретный результат в

конечном счете должен иметь место с такой-то часто-

264 Логические основания теории .знаков

той - не больше и не меньше. Прошлый опыт не есть

«очевидность» будущего опыта, потому что вполне мыс-

лима перемена в устройстве универсума. Нет смысла и в

том, чтобы говорить об «очевидности» какого-либо еди-

ничного события - «очевидность» показывает только

то, как часто происходит событие некоторого типа (kind).

Коротко говоря, «очевидность» собственно соотносится

только с чисто гипотетическим положением вещей, ко-

торое - и наша вера в это индуцируется совершенно

другими основаниями - приблизительно согласуется с

реальным положением вещей.

Здесь надлежит объяснить аналогию между ошибоч-

ной юмовской презумпцией, что единичные примеры

некоей индукции суть независимые «очевидности», и тем

мнением - его самого и его последователей, - что про-

исшествие события (when an event occurs) в согласии с

законом природы не имеет в себе реальной «необходи-

мости». Они вовсе не говорили, что в таком происшествии

нет необходимости в любом смысле, и я далек от того,

чтобы вменять им это в вину. Наоборот, именно им очень

полюбилось называть себя «приверженцами учения о необ-

ходимости» («детерминистами» - «necessitarians»). Если

брать необходимость в строгом схоластическом смысле,

она, как это объясняют все излагающие учение о мо-

дальностях старые книги по логике, есть вид (species)

всеобщности, и слова «некое событие - необходимо» в

строгом смысле значат не только то, что оно происходит,

но то, что оно произошло бы при всех обстоятельствах.

Так что юмисты вовсе не одиноки в отрицании необхо-

димости любого экспериментального знания - с ними

согласны почти все философы. Но если брать необходи-

мость в том смысле, в каком она привычно употребляет-

ся в повседневной жизни, то необходимым оказывается

происходящее при всех обычно учитываемых обстоятель-

ствах. Так, мы не говорим, что смена дня и ночи - не-

обходима, ибо она зависит от того обстоятельства, что

Земля непрерывно вращается. Однако же мы говорим,

что в силу гравитации всякое тело у поверхности Земли

должно непрерывно получать составное (component) на-

правленное вниз ускорение - ибо это случится при всех

обстоятельствах, которые мы обычно берем в расчет. Но

и это ни Юм, ни его последователи даже не думают отри-

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли 265

цать. Говоря же, что в гравитации нет «необходимости»,

они имеют виду следующее: всякое «событие», в форму-

лировке которого участвует гравитация (which gravitation

formulates), есть в реальности событие, полностью неза-

висимое от всякого другого - и это в точности подобно

сделанному Юмом допущению, что разные примеры ин-

дукции суть независимые «очевидности». Другими сло-

вами, падение одного камня не имеет реальной связи с

падением другого. И недаром факт непрерывности уско-

рения (а именно в нем и состоит гравитация) заставил

бы таких теоретиков допустить, что и время составлено

из дискретных мгновений (инстанций - instances) -

оккамистское учение, что реально есть только индиви-

дуальные объекты, противостоит любой истинной непре-

рывности. Возражение же, которое можно выдвинуть

против юмовской концепции Закона Природы, таково: в

то время как она допускает совершенную непостижимость

универсума, <мы знаем, что> поистине единственной

гарантией любой гипотезы должна быть ее способность

делать явления постижимыми. Последователи Юма очень

любят представлять свою концепцию закона природы как

научный результат - и тем не менее у нас есть основа-

ние сказать: хотя метафизика, к сожалению, по-прежне-

му не достигла своей научной стадии, все сегодня указы-

вает на то, что в своей зрелости она будет настолько уда-

лена от такого, образца четырнадцатого века, оккамиз-

ма, насколько это возможно. У любого же, кто полагает,

что в каком-то смысле (кроме строгого схоластического)

не-необходимость закона природы есть результат науки,

можно по меньшей мере потребовать очень отчетливо

объяснить, что же это за смысл. Дабы не быть обвинен-

ным в в приверженности трюизму, он, вероятно, соизво-

лит рассказать нам, что среди сколько-нибудь влиятель-

ных современных философов есть и такие, кто придер-

живается противного мнения.

В посвященных вероятности книгах, написанных

исключительно в интересах развития математики и очень

слабых с логической стороны, свидетельства трактуются

как «очевидности», которые следует уравновешивать друг

с другом и друг против друга. Их авторы, другими сло-

вами, полагают, что характер очевидца и т. д. сам по

себе дает нам абсолютную уверенность, что этот очевидец

266 Логические основания теории знаков

солжет ровно столько-то раз - ни больше ни меньше.

Мне это кажется абсурдным. Как часто он даст неверный

ответ, зависит от того, как поставлены вопросы. Если они

ставятся так, что на них можно ответить только «да» или

«нет», попросту случайные ответы будут, говорят нам,

верны в половине случаев; однако человек, отвечающий

верно на половину вопросов, помещенный в такой, на-

пример, книге, как «Мангнолловы исторические вопро-

сы» (Mangnall's Historical Questions), отвечает не наугад.

Если скажут, что имеется в виду обычный ход задавания

вопросов и ответов на них в конечном счете (in the long

run), я очень сомневаюсь, что в таком деле может быть

какой-то конечный счет. Данное выражение подразуме-

вает серию отношений (ratios), сходящихся (пусть и нере-

гулярно) к некоему определенному показателю (value).

Однако необходимости в том, чтобы такое схождение имело

место, нет; а раз так, то в таком деле нет ни конечного

счета, ни чего-то подобного вероятности.

Не вдаваясь в дальнейшее обсуждение, я только ска-

жу, что если я прав и такая вещь, как исчисляемая «прав-

дивость» (numerical «veracity») очевидца, отсутствует -

если сама эта идея по сути своей абсурдна, - тогда -

прав я или нет, отрицая «достоверность» («credibility»)

рассказа, взятого самого по себе - юмовский аргумент

безнадежно неверен и не подлежит никакому исправле-

нию. Но если я не прав ни в том, ни в другом, то несом-

ненно, что, будучи взято вместе с надлежащими ему оп-

ределениями, юмовское «уравновешивание очевидностей»

представляет из себя исключительный по своей глубине

метод, а основанный на нем аргумент и вправду опровер-

гает все слишком необычные истории.]

Юм: Вера в свидетельство есть всего лишь случай

суждения, базирующегося на знании того, что в некото-

рых явлениях есть некоторая степень единообразия (та

именно степень единообразия, в согласии с которой сви-

детельство данного характера оказывается истинным), и

как таковая эта вера должна управляться теми же прин-

ципами, что и другие рассуждения на основании едино-

образия опыта. |5. Принимать или не принимать сви-

детельство, таким образом, необходимо в согласии с равно-

весием правдоподобий (likelihoods). Ц6. (Юм говорит: «рав-

новесием противоположных обстоятельств».) Мы должны

учитывать характер и число свидетелей и т. д. Ц7.

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли 267

Юм: Когда засвидетельствованный факт имеет в себе

что-то необычное и чудесное или оказывается одним из

тех, которые нам прежде редко доводилось наблюдать,

это обстоятельство должно лечь на другую <т. е. говоря-

щую против истинности факта> чашу весов. Ц8. Вывод

подкрепляется римской поговоркой. Ц9. Так же и ин-

дийцев, отказавшихся поверить в лед, вовсе нельзя было

уличить в отсутствии мудрости. 1|10. [Сделанное к этому

абзацу примечание интересно с той точки зрения, что

оно прямо отсылает к правилу непрерывности - хотя

само по себе оно едва ли относится к главному аргумен-

ту.] Что же нам необходимо заключить в случае, если

характер свидетелей, который следует положить на одну

чашу весов, таков, что лучшего мы не могли бы и же-

лать, но необычность их истории, которую следует поло-

жить на другую чашу весов, в своем приближении к чу-

десности также достигает максимума? 1|11. Чудо есть

нарушение X. [Нарушение «законов природы», говорит

Юм. Но поскольку стоящая перед нами проблема как

раз и заключается в том, чтобы достоверно выяснить

точное логическое отношение некоей частной концепции

законов природы к аргументу Юма, мы должны, соглас-

но правилу логики, заменить эту фразу символом - та-

кая операция делает невозможным выдвижение аргумен-

та без того, чтобы объяснить ровно столько логического

содержания замененной фразы, сколько имеет какое бы

то ни было реальное отношение к самому аргументу.]

Однако устойчивым (firm) и неизменным опытом была

установлена истинность X. Следовательно, аргумент про-

тив чуда убедителен настолько, насколько вообще мо-

жет быть убедителен любой аргумент из опыта. Само же

чудо есть такое событие, против которого имеется еди-

нообразный опыт. |12. [Это - единственное определе-

ние чуда, которое имеет отношение к самому юмовскому

аргументу. Как он говорит об этом в другом месте, чудо

есть событие, происшествие которого не только ни в один

век и ни в одной стране не было известно, но которое

положительно противно всякому опыту. Здесь же Юм

вставляет сноску, в которой трактуется одно ничтожное

возражение: в случае многих чудес, наблюдаемые их дей-

ствия вовсе не выходили за рамки чего-то привычного -

действия такого, к примеру, рода, как внезапная смерть

268 Логические основания теории знаков

Анании, пребывавшего в видимом здоровье, или мгно-

венное прекращение бури. Его ответ таков: подобные

обстоятельства никогда не образуют всего повествования

целиком, и если взять это последнее, то в результате все-

таки получится нечто, неведомое ранее. И хотя в этом

примечании Юм дает полное схоластическое определе-

ние чуда (к которому я еще вернусь), само оно в общем -

не более чем водоворот в течении его аргументации.]

Юм: Из сказанного следует: дабы установить <су-

ществование> чуда при помощи свидетельства, потребу-

ется представить свидетельство такого характера, чтобы

чудом оказалась его ложность - и чудом гораздо боль-

шим, нежели то, засвидетельствовать которое это свиде-

тельство призвано. 1|13.

[Дабы опровергнуть то широко распространенное и

чрезвычайно важное заблуждение (а именно таковым я

его считаю), что свидетельство необходимо оценивать

путем уравновешивания правдоподобий (likelihoods), и

дабы показать, на каких принципах его следует оцени-

вать, понадобилось бы, учитывая приведение достаточ-

ного количества демонстративных примеров, отдельное

эссе - при этом с концепцией закона природы его мало

что будет связывать. И тем не менее по крайней мере

одно возражение против метода подобного уравновеши-

вания я могу здесь привести. В этом методе путаются две

совершенно разные вещи, а именно: объективные вероят-

ности, каковые суть статистические факты - подобные

тем, что составляют фундамент страхового дела, - и

субъективные вероятности, или правдоподобия (likelihoods),

которые суть не что иное, как выражения наших пред-

взятых представлений (notions). Так, падение камня с

неба не было «правдоподобно» («likely»), пока у людей

был неискоренимый предрассудок против этого. Но и это

не все. Теория, гласящая, что человек говорит ложь имен-

но столько-то раз, независимо от того, о чем идет речь,

слишком далека от истины, чтобы быть хоть как-нибудь

пригодной. Более того, совершенно безосновательна при-

нятая у немецких авторов практика в тех отраслях древ-

ней истории, с которыми я знаком (что не включает биб-

лейской истории): зачастую они отвергают всякую имею-

щуюся <в историческом документе> очевидность в пользу

собственных представлений (notions) о правдоподобии,

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли 269

даже не попытавшись при этом объяснить, каким же

образом отвергнутое свидетельство стало таким, какое

оно есть. Истинным методом было бы объяснять имею-

щееся свидетельство во всех случаях, а уж затем подвер-

гнуть данное объяснение всем возможным испытаниям.

Однако, чтобы ясно показать, что я имею в виду, потре-

бовался бы не один пример.1]

Юм начинает Часть II своего аргумента [ее разбор не-

существен для наших целей] заявлением положения, ко-

торое ему предстоит доказать, а именно, что ни одно сви-

детельство о чуде не имеет требуемой степени достовер-

ности (certainty). 1|1. Достаточным доказательством это-

го на самом деле служит всего-лишь следующее сообра-

жение: нет таких очевидцев, чтобы событие сочинения

ими какой-то истории из смеси заблуждений и преуве-

личений могло бы быть названо чудесным, или очень

близким к чуду. Ц2.

Кроме того, более правдоподобно, что люди расскажут

чудесную ложную историю, нежели ложную историю, ни-

чем не примечательную. Щ|3-6. Далее, уже имеющееся у

нас знание о повествованиях такого рода говорит как

раз в пользу их невероятности. Щ7-10. Далее, чудесам

каждой религии противостоят чудеса (и другие очевид-

ности) всех других религий. Ц11. Приводятся три вполне

авторитетных рассказа о чудесах, каковые чудеса сами

по себе <т. е. не исходя из авторитетных уст> современ-

ным Юму средним англичанином были бы без колеба-

ний отвергнуты. ^||12-14. [В современном свете автори-

тетность этих рассказов не кажется такой полной.] Сле-

дует семь аргументов <против чудес> (Щ|15~21), все из

которых носят специальный характер, за исключением

первого, но и этот аргумент - не разработан. Наконец в

1|22 Юм суммирует свой аргумент в полном согласии с

1 [Этот заключенный в квадратные скобки абзац был вставлен

Пирсом в окончательный вариант после того, как Лэнгли уда-

лил остаток части V и вставил следующее: «В обиходном, пусть

и неправильном, употреблении языка закон природы есть пос-

ледовательность событий, относительно которой мы наблюда-

ем лишь то, что события на самом деле - пока длится наблю-

дение - следуют друг за другом, причем данное наблюдение

никоим образом не дает нам права сказать, что в таком их

следовании есть какая бы то ни было необходимость».]

270 Логические основания теории знаков

проведенным им выше анализом. [Следующие три абза-

ца, 1HI23-25, являют собой пример неудовлетворительно-

го рассуждения, ибо здесь Юм находит нужным выска-

заться только по частным случаям, не показывая, к ка-

ким же заключениям его принципы приведут как тако-

вые. Относительно всех событий, трактуемых в этих аб-

зацах, Юм лишь подтверждает уже примененные им

принципы, демонстрируя, согласуются эти события с тем,

что диктует здравый смысл, или нет.] Фрэнсис Бэкон,

по-видимому, придерживался тех же принципов рассуж-

дения. 1|26. [Два заключительных абзаца, ЦЦ27, 28, пред-

ставляют собой не более чем ничем не спровоцированное

оскорбление христиан, которое Юм бросает с целью выз-

вать вокруг данной главы его книги некоторую шуми-

ху - а тем самым и рассерженные возражения.]

VI. Каково воздействие на этот, аргумент какой бы то

ни было концепции законов природы, или

метафизической сущности чуда?

Согласно определению Отцов церкви, чудо есть дея-

ние (performance), настолько превосходящее обычные

человеческие способности, что становится ясна необходи-

мость оказанной деятелю необычной сверхчеловеческой

помощи. Это определение, в котором ничего не говорит-

ся ни о законах природы, ни о других вещах, имеющих

метафизический характер, до удивления подошло бы Юму

для достижения его целей. Он мог бы сказать: «Мы име-

ем перед собой две противоположных возможности: либо

мы должны поверить, что в свидетельство каким-то об-

разом закралась ложь, либо мы должны поверить, что

человек совершил деяние, против возможности которого

говорит весь наш опыт. Что более правдоподобно? По-

скольку опыт есть единственный источник знания, нам

необходимо принять первую возможность, которая со-

гласна с опытом - тогда как вторая полностью ему про-

тивна». Ведь именно таков и есть, в неизменном виде,

аргумент Юма. Иначе говоря, аргумент Юма, по-види-

мому, вовсе не требует принятия какого-либо частного

воззрения на имеющуюся в явлениях правильность

(regularity) или на природу чуда - т. е. воззрения, ко-

Писъма Сэмуэлю П. Лэнгли 271

торое выходило бы за пределы простого противопостав-

ления чуда всякому опыту.

Юм не взял на вооружение данного патристикой опре-

деления, потому что в его дни оно уже вышло из обихо-

да. Он попросту переделал определение Аквината, заме-

нив в нем ordo naturae на «законы природы» - ибо

именно так в Англии (к тому времени уже на протяже-

нии более чем двух поколений) обычно переводили дан-

ное латинское словосочетание.1

Несомненно, Юму было предпочтительнее воспользо-

ваться расхожим определением (чуда), дабы не услож-

нять главный вопрос обсуждением подобных материй.

И все же, будь это расхожее определение на самом деле

им принято - в изначальном смысле или в смысле, ко-

торым наделяли его картезианцы и другие современные

Юму школы, - оно должно было сделать юмовский аргу-

мент логически недопустимым. Ибо если для этого аргу-

мента постулат о том, что опыт есть абсолютно единствен-

ный источник нашего знания, был жизненно важен, то

схоластические реалисты понимали под « порядком приро-

ды» нечто вроде мысли, или разумности (reasonableness),

реально и деятельно участвующей в формировании

(shaping) явлений космоса. Тем не менее признание та-

кой энергетической (energizing) разумности оставляло бы

какую-то надежду на то, что врожденный свет челове-

ческого разума может иметь свой вклад в знание. Если

же мы оставим этой надежде какое-то место, то в случа-

ях, когда опыт являет нам свою полную непригод-

ность2 - как (не беря евангельские чудеса) он явит свою

1 Самый ранний из известных мне примеров подобного упот-

ребления этой фразы (в современном смысле) встречается в

стихотворении Фулка Гревилла (Fulke Greville), «написанном

в его Молодости, каковое Упражнение небезызвестно было сэру

Филипу Сидни» (говорится на титульном листе), и напечатан-

ном в 1633 году... [В этой сноске, вставленной в окончатель-

ный вариант из-за того, что Лэнгли удалил приведенный выше

отрывок стихотворения вместе с последними абзацами части II

АС, Пирс цитирует первые четыре строчки из этого отрывка.]

2 [Принадлежащая Лэнгли версия остатка части VI: «мы неиз-

бежно и к полному краху юмовского аргумента будем вынуж-

дены прибегнуть к этому самому внутреннему „свету естества».

Всякий должен был видеть, что если считать явления обязан-

272 Логические основания теории знаков

полную непригодность, спроси мы, что произойдет, если

Сын Божий велит человеку восстать из мертвых. В та-

ких случаях мы неизбежно и к полному краху юмовско-

го аргумента будем вынуждены прибегнуть к этому са-

мому внутреннему «свету естества» («light of nature»).

Из сказанного явствует, что аргументом Юма предпола-

гается строго оккамистская концепция мира а, соответ-

ственно, и законов природы.

VII. Какое действие произвел аргумент Юма на тех его

современников, которые не публиковали своих мнении?'·

На большинство таких людей никакое рассуждение

не оказывает влияния, если у его автора нет авторите-

та - имя же Юма никакого веса ко времени данной

публикации не имело. Из остальных его современников

многие отметили бы про себя, что аргумент Юма есть не

более чем сжатая версия других - тех аргументов, о

которых они, и правда, были хорошо наслышаны, но с

которыми, по их мнению, определенно не более, а воз-

можно и менее юмовского, было необходимо согласить-

ся. Не мог оказать значительного воздействия данный

аргумент и на любого их тех, кто был достаточно заин-

тересован в предмете, чтобы ознакомиться с книгами

Вулстона и Анкета. В реальности он мог привлечь внима-

ние одних лишь оккамистов, хотя мало кто к тому време-

ни уже не был заклятым противником всяких чудес. Что

же касается большинства образованных людей, то, счи-

ными своей правильностью всего лишь особому постановле-

нию Всемогущего (а именно это [почти и] подразумевает фраза

«закон» природы), то это чрезвычайно благоприятно для [веры

в] чудеса - благоприятно до такой степени, что способно под-

вигнуть людей на утверждение (нередко высказывавшееся),

что слишком невероятное [с привычной точки зрения] может

стать весьма вероятным, если Бог пожелает дать нам открове-

ние о Себе. Тем не менее, несомненно, что для огромного коли-

чества людей подобное рассуждение было слишком темным».

[Слова в квадратных скобках были добавлены Пирсом.]

1 [В версии Лэнгли многое из частей VII и VIII удалено, а ос-

тавшееся от них включено в часть VI, так что части IX и X

пирсовского АС у Лэнгли стали частями VII и VIII.]

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли 273

тая церковь лишь придатком государства, они не могли

не счесть выступление Юма заслуживающим порицания.

VIII. Какое воздействие, по мысли тех, кто не

публиковал своих мнений, имела метафизическая

сущность закона природы на аргумент Юма?

Всякий должен был видеть, что считать явления обя-

занными своей правильностью (regularity) всего лишь

особому установлению Всемогущего (а именно это под-

разумевает фраза «закон» природы) чрезвычайно благо-

приятно для <веры в> чудеса - благоприятно до такой

степени, что некоторых способно подвигнуть к заявле-

нию (нередко высказывавшемуся), что слишком неверо-

ятное при обычных обстоятельствах может стать весьма

вероятным, если Бог пожелает дать нам откровение о

Себе. Но так как для огромного количества людей по-

добное умозаключение (совершенно нелепое для окка-

миста) было, несомненно, слишком сложным, им оста-

валось сказать лишь следующее: «Этот джентльмен по-

казывает свою расположенность принять все, что только

можно, но при этом все же неспособен принять чудеса, а

ведь он так замечательно умеет рассуждать - так заме-

чательно, что нам нельзя даже за ним уследить. Поэто-

му нет сомнения, что он прав». Другим, заслышавшим

об упоминании «законов природы» и прекрасно знающим,

что ни Гоббс, ни другой строгий оккамист не потерпел бы

подобной фразы, данное обстоятельство не позволило бы,

вероятно, увидеть, что ни на чем, кроме оккамистского

фундамента, аргумент Юма покоиться не может.

IX. Оказал ли аргумент Юма иное влияние на

образованных людей нашего времени;

и если да, то почему?

У меня почти нет сомнений (ибо здесь я вновь могу

выражать только то, что не выходит за пределы моего

узкого кругозора), что данный аргумент в основном ут-

ратил тот престиж, которым он пользовался между време-

нем Юма и нашим - в том промежутке, когда филосо-

фия пребывала в путаном (confused) состоянии, а осозна-

274 Логические основания теории знаков

ние метафизических вопросов не было столько глубоким,

как тогда или как теперь.

Сегодня многие сомневаются, имеется ли достаточ-

ная очевидность, что был некий Иисус - о котором в

основном повествуется в Евангелиях, - и поэтому вряд

ли они полагают, что аргумент Юма заслуживает како-

го-то разбора. Другие придерживаются мнения, что не-

зависимо от юмовского аргумента, самого по себе могу-

щего быть сомнительным, никак не может быть призна-

но достаточным свидетельство толпы, посреди которой,

по-видимому, Иисус совершал свои чудеса. В наше вре-

мя очень мало чья вера покоится на евангельских чуде-

сах. Для большинства побуждением к религиозной вере

выступает какой-то свой личный опыт - и если в чуде-

са, в буквальном смысле, верят, то потому что они ка-

жутся неотделимыми от религии. И опять же: главный

принцип Юма - историческое свидетельство необходи-

мо судить посредством уравновешивания вероятностей -

использовался в недавнем прошлом немецкими критика

ми (ушедшими гораздо дальше, чем Юм позволял захо-

дить своим невинным сомнениям) столь усердно, что по-

терял всю свою новизну и большую часть своего блеска.

Кроме двух этих общих причин, две особых черты

аргумента Юма делают его теперь для многих неприем-

лемым. Во-первых, Юм учит, что все человеческое зна-

ние покоится на квазимеханическом изучении статисти-

ки, и что естественный свет разума недопустим ни в ма-

лейшей степени - а это противоречит течениям мысли,

распространенным нынче, когда эволюция так или ина-

че уже побудила нас отойти от чистого оккамизма. Во-

вторых, Юм, сделав всякое рассуждение применением

исчисления вероятностей, сам тут же выказывает такое

невежество в отношении этого исчисления,1 что застав-

ляет тех, кто хотя бы отчасти сведущ в последнем, счесть

его <Юма> более поверхностным <мыслителем>, неже-

ли он был в реальности. И так как наше главенствующее

настроение теперь - указывать на поверхностность скеп-

тицизма восемнадцатого века, заметив подобный симп-

1 [В окончательном варианте Пирс добавил: «того самого ис-

числения вероятностей, из которого он с такой помпой выво-

дит свой аргумент».]

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли 275

том, мы начинаем испытывать незаслуженное презрение

к Юму - в реальности бывшему одним из великих ге-

ниев психологии.

X. Стало ли какое бы то ни было изменение в

распространенной концепции закона природы в

некоторой степени причиной изменения нашего

отношения к аргументу Юма?

Нет сомнения, что в точности та же самая концепция

закона природы, которая была наиболее широко распрос-

транена в дни Юма, наиболее широко распространена и

сейчас. Разница же заключается в том, что в наши дни

прогресс прикладной науки заставляет людей обращать

все больше внимания на имеющуюся в природе регуляр-

ность1 - так, если в дни Юма значительное большин-

ство протестантского священства, насколько мы можем

судить, не только само себя убеждало, что верит в чуде-

са, но и в реальности в них верило, то сегодня вы, задав-

шись, к примеру, целью обойти в любое воскресенье в

течение периода жестокой засухи как можно больше

церквей, ни в одной из них так и не услышите молитвы

о дожде.

Осмелюсь сказать, что люди теперь больше увлечены

предсказаниями судьбы, хиромантией, связями с другим

миром и прочими средствами пощекотать нервы - ко-

торые, как вещи непостижимые, стоят для них в одном

ряду с беспроволочным телеграфом, телефоном, рентге-

новскими лучами и велосипедами, - нежели во време-

на Юма, когда в моде был здравый смысл. Однако я не

вижу никакой аналогии между таким состоянием ума и

верой в чудеса.

Некоторая часть научного мира с недавнего времени,

и правда, посвящает большую часть своего времени об-

суждению существенно условного (provisional) характе-

ра научных теорий. Ничего нового в этом нет. Св. Авгу-

стин в связи с чудесами заметил, что не преображенный

духовно человек неспособен что-либо знать о реальном

порядке природы и что чудо есть нарушение законов

[Лэнгли удалил оставшуюся часть этого предложения.]

276 Логические основания теории знаков

природы лишь в той степени, в которой мы их зна-

ем - во времена Юма это замечание повторил епископ

Батлер.1 Однако если заявить, что формулы, принять

которые как законы природы мы обнаружили основа-

ние, со временем, вероятно, будут заменены, то такое

мнение не только не будет необходимо враждебным ок-

камизму, но, наоборот, окажется в полном согласии с

его философией - это подтверждается тем, что в наше

время оно отстаивается по большей части как раз окка-

мистами. Нет в оккамизме и ничего такого, что делало

бы невозможными чудеса. Подлинно нелогичным, с ок-

камистской точки зрения, окажется лишь сделать ка-

кое-либо из этих двух положений <о сменяемости зако-

нов природы и о возможности чудес> основой принятия

того или иного частного чуда. Ибо если исходить из ок-

камистских принципов, логическим подкреплением лю-

бой веры может быть только положительный опыт, ар-

гументировать же из того, что тебе не известно, просто

нелепость.

В той мере, в какой в наше время есть эволюционист-

ские течения, которые уже заставили нас посмотреть на

законы с другой точки зрения, есть и зерно тех идей,

которые неизбежно приведут к краху оккамизма, а вме-

сте с ним и юмовского аргумента против чудес.

XI. Каковы реальные достоинства

юмовского аргумента?

Из когда-либо сделанных применений общего метода

суждения о свидетельствах посредством уравновешива-

ния правдоподобий юмовский аргумент относится к наи-

более сильным.

Данный общий метод покоится на презумпции, что

опыт есть единственный источник знания, а индуктив-

ный процесс - единственный путь перейти от известно-

го к неизвестному.

Однако не только наше знание не берется исключи-

тельно из опыта, но и каждый научный результат (item

[Лэнгли удалил оставшуюся часть этого абзаца.]

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли 211

of science) изначально был догадкой (conjecture), в кото-

рую опыт лишь внес свои поправки.

Индуктивный процесс необъясним на основе допуще-

ния, что все наше знание приходит лишь из опыта, и

был бы невозможен, если бы это был единственный путь

перехода от известного к неизвестному.

И если все существо (matter) наших серьезных науч-

ных книг состоит из догадок, поверяемых опытом, то

все существо книг, посвященных методу суждения о сви-

детельствах посредством уравновешивания правдоподо-

бий, состоит в догадливости - той догадливости, кото-

рая, как скверно подкованная лошадь, проносится мимо

всех относящихся к делу фактов.

Когда этот метод применяется на деле, всегда оказы-

вается так, что его плоды возбуждают либо смех, либо

ужас - в зависимости от того, было применение умозри-

тельным1 или практическим.

Умозрительно он применяется современными немец-

кими критиками древней истории, для которых обыча-

ем стало отрицать свидетельства каждого исторического

лица и взамен предлагать то, что кажется правдоподоб-

ным в немецком университетском городке в его конкрет-

ное историческое время. Однако эта критическая уста-

новка незамедлительно выказывала свою смехотворность

всякий раз, когда в возражение критика вонзался заступ

археолога.2

Тот же принцип практически применяется на евро-

пейском континенте к судебным уликам (evidence); и если

кого-то поражает ужасная несправедливость, чинимая

нашими собственными судьями и представителями про-

куратуры, то в своем роде бальзамом на его уязвленный

американизм могло бы стать изучение результатов при-

менения обсуждаемого нами метода в континентальном

«правосудии ».

1 [Пирс в окончательном варианте заменил «умозрительным»

на «чисто научным».]

2 [Здесь заканчивается версия Лэнгли, из которой приведен-

ный выше последний абзац был удален.]

ПИСЬМА К ЛЕДИ УЭЛБИ1

[Начало переписке Пирса с леди (Виолой) Уэлби по-

ложила обзорная статья, опубликованная им в журнале

Nation от 15 октября 1903 г., которая была посвящена

ее книге «Что такое значение?» (What is Meaning?), a

также труду Бертрана Рассела Principia Mathematica.

Леди Уэлби для исследования знаков, их роли в разви-

тии сознания вообще и рассмотрения различных пред-

метов, имеющих важное значение для гуманитарного

образования в частности, предложила использовать тер-

мин сигнифика (signifies). Позже ею была составлена

статья о сигнифике для Encyclopaedia Britannica. Пирс

много лет посвятил разработке логической теории зна-

ков и изучению особенностей исторической эволюции

мысли, которая, как он полагал, имеет тесную связь с

принципами использования знаков. Поэтому он был рад

вступить в длительную переписку с высокообразованным

человеком и тонким собеседником, проявляющим инте-

рес не только к его логическим изысканиям в области

языка, но также и к его философским взглядам на про-

блемы этики и религии. Составляющие письма непри-

нужденные рассуждения Пирса о прагматизме, космоло-

гических категориях, называемых им Первичностью,

Двоичностью и Троичностью, приводимый им разбор

различных типов знаков, его взгляд на этические идеа-

лы, рассматриваемые в качестве символов, и его мнение

о религиозной вере - все это не только дает возмож-

ность получить общее представление о философии Пир-

са, но и обнаруживает толкования, представляющие под-

час тот или иной предмет в более ясном свете, нежели

специально посвященные оному статьи. Вместе с тем

письма проливают свет на некоторые особенности его

частной жизни, касающиеся одиночества и денежных

1 <Перевод по изданию: Values in the university of chance. Dover

Publications, Inc. NY, 1938. P. 380-432.>

Письма к леди Уэлби 279

затруднений, которые он испытывал в последнее десяти-

летие своей жизни. Некоторые отрывки, не имеющие

существенного значения, были опущены.]

Отрывки из писем к леди Уэлби (1903-1911)

1 декабря 1903 г.

[...] Мне кажется, что возражения, выдвинутые про-

тив моего термина «прагматизм», попросту несерьезны.

Это учение о том, что истина состоит в будущей полез-

ности (serviceableness) наших целей, и данный термин,

как мне представляется, выражает его смысл достаточно

ясно. Я мог бы назвать его «практизм» или «практицизм»

(рсбкфйкьт несколько более корректно филологически, не-

жели рсбгмбфйкьт), но «прагматизм» лучше звучит.

[...] Даже величайший из когда-либо живших анали-

тиков мысли мог бы потратить неограниченное количество

времени в попытках найти для своих идей совершенное

выражение. Но выражение и мысль суть одно, поэтому,

потратив массу времени и энергии на то, чтобы сделать

собственные мысли абсолютно отчетливыми, он никогда

не достиг бы идеального результата и в конце концов

только запутал бы все дело, так что стало бы совершен-

но невозможно вообще что-либо понять. Думаю, Ваша

настойчивость в том, что касается точности метафор -

скажем, в случае такого выражения, как «пустить слово

в оборот» («to coin a word»), - представляет собой край-

ность, которой можно было бы легко избежать без каких-

либо потерь относительно сути дела. Я искренне и пол-

ностью согласен, что изучение предмета, представляю-

щего интерес для нас с Вами, должно служить - как бы

мне это выразить таким образом, чтобы ни в чем не согре-

шить перед изощренной строгостью Ваших требований, -

главной целью гуманитарного образования, каковая от-

личала бы его от образования в сфере специального зна-

ния. Под первым я имею в виду образование, необходи-

мое каждому человеку, от общества и диалога с которым

другой ожидает некоторый положительный результат.

Но в таком случае совершенная точность мысли недо-

стижима, теоретически недостижима, и чрезмерное

желание ее может привести к последствиям еще более

280 Логические основания теории знаков

нежелательным, нежели просто потеря времени - оно

положительно делает мысль гораздо менее ясной. [...]

12 октября 1904 г. Милфорд, Пенсильвания

Дорогая леди Уэлби,

С тех пор, как я получил Ваше последнее письмо,

дня не проходило без того, чтобы я не клял обстоятель-

ства, до сего момента откладывавшие мой ответ, кото-

рый я намеревался отправить сразу же, и после, чтобы

каждый раз я не давал себе обещание исполнить это как

можно скорее. Но жизнь в провинции, по эту сторону

Атлантики - если только ты не мультимиллионер -

сопряжена с большими трудностями. И хотя я провел

здесь безвыездно почти все последние годы, я никак не

могу привыкнуть к тому, что необходимое условие су-

ществования в этой стране - ничем не выделяться из

толпы. Рискну утверждать, что Вы совершенно не спо-

собны ни понять, ни представить себе, скажем, ту жизнь,

которую ведет обычная американская девушка: это жизнь

домашней прислуги. Также меня приводит в совершен-

ное бешенство опрометчиво подписанный мной контракт,

который обязывает меня к определенному сроку напи-

сать несколько статей для приложения к «Словарю Века»

(Century's Dictionary). Конечно, я мог бы описать мои

идеи грубо и в немногих словах, но все же до настояще-

го момента не уставал убеждать себя, что через несколь-

ко дней мне удастся найти время, чтобы изложить пред-

мет так, как мне бы того хотелось, пока наконец то, о

чем я собирался писать, вовсе не утеряло вполне ясные

очертания. Так или иначе, я не теряю надежды, что Вы

поверите - только невозможность помешала мне отве-

тить безотлагательно, ибо от того, кто живет в провин-

ции, можно ожидать подобной веры с большим основа-

нием, нежели от того, кто прячется за городские стены.

Должен заметить, что я был весьма удивлен, когда вы

предпочли не причислять себя к «рационалистам» и в то

же время сказали, что как женщина Вы представляете

собой существо естественным образом консервативное.

Конечно, хозяйка дома - всегда министр иностранных

дел (не говоря уже о финансах и юстиции) и, как закон-

ченный дипломат, осмотрительна и консервативна. Но я

Письма к леди Уэлби 281

по опыту знаю, что когда женщина близко принимает

некоторую идею, она - в чем, собственно, и состоит ее

исключительность - придерживается этой идеи с искрен-

ним сердцем. Среди моих лучших друзей есть несколько

весьма радикально настроенных женщин. И я совсем не

уверен, что ваше предложение изменить основа'ние ис-

числения не представляется мне несколько радикальным.

Но прежде всего я хотел изложить мои соображения

по поводу теории знаков, которая, с нашей с Вами точки

зрения, заслуживает весьма пристального внимания.

Впрочем, думаю, более с моей, нежели с Вашей, ибо счи-

таю, что наивысшая степень реальности достижима толь-

ко с помощью знаков, т. е. посредством реализации таких

идей, как идеи Истины, Долга и остальных. Последнее

утверждение звучит парадоксально, но когда я представ-

лю Вам мою теорию в полностью развернутом виде, оно

покажется Вам более основательным. Сегодня мне хоте-

лось бы дать объяснение принципов, служащих главной

предпосылкой моей классификации знаков.

Вам известно, что я полагаю введение новых терми-

нов в особенности заслуживающим оправдания, когда

дело идет о совершенно новых идеях. Не знаю, можно

ли посчитать идею науки, которую я называю Идеоско-

nue?, совершенно новой, но только термин феномено-

логия подразумевает собой нечто совершенно другое. Иде-

оскопия состоит в описании и классификации идей, име-

ющих отношение к обычному опыту или естественным

образом возникающих в повседневной жизни, безотно-

сительно к их значимости в ней и независимо от каких-

либо связанных с ними фактов психологии. Посвятив

изучению данного предмета три или четыре года, я уже

довольно давно (еще в 1867 г.) пришел к выводу, что все

идеи могут быть сведены к трем категориям - Первич-

ности, Двоичности и Троичности. Эти термины режут

слух мне в отнюдь не меньшей степени, чем любому дру-

гому; и я долгое время пытался избавиться от них, най-

дя им замену, но в конце концов оставил эту затею. Хотя

и непривычно приписывать подобные значения числам, и

более того - триаде, это настолько же непривычно, на-

сколько и истинно. Идеи Первичности, Двоичности и

Троичности достаточно просты. Придавая бытию возможно

более широкий смысл - в том, что равным образом каса-

282 Логические основания теории знаков

ется и идей, и вещей, и вместе с тем идей, которыми мы

думаем, что обладаем в той же степени, что и идей, кото-

рыми мы действительно обладаем - я определяю Пер-

вичность, Двоичность и Троичность следующим образом:

Первичность есть модус бытия нечто положительно

таким, каково оно безотносительно (without reference) к

чему бы то ни было еще.

Двоичность есть модус бытия нечто таким, каково

оно, принимая во внимание второе, но безотносительно

к третьему.

Троичность есть модус бытия такого нечто, которое

есть то, что оно есть в приведении второго во взаимо-

связь с третьим.

Я называю три указанные идеи кенопифагорейскими

(cenopythagorean) категориями. Типичные идеи Пер-

вичности суть качества переживаний или простые явле-

ния. Например, алый цвет в королевском гербе, само ка-

чество, независимо от того, воспринимается ли и являет-

ся ли оно содержанием памяти или нет. Я не имею в виду,

что Вам следует представлять себе, что Вы не восприни-

маете или помните его. Напротив, Вам должно не при-

нимать во внимание все, что может быть связано с каче-

ством в восприятии или памяти, и при этом не имеет

отношения к нему самому. Припоминая его, Вы имеете

<едва различимую или> тусклую идею качества, когда

же оно прямо у Вас перед глазами, Вы обладаете его

<живой или> яркой идеей. Но тусклость или живость не

принадлежат собственно идее качества, хотя, вне сомне-

ния, могли бы, если бы рассматривались просто как пе-

реживание. Однако, когда живость мыслится, она не

может быть рассмотрена с этой точки зрения, ведь вы

думаете о ней только как о выражении некоторой степе-

ни беспокойства сознания. Качество красного цвета не

мыслится как принадлежащее Вам или свойственное

ткани. Это просто некоторая позитивная возможность,

безотносительная к чему бы то ни было еще. Если спро-

сить минералога о том, что он называет твердостью, он

ответит, что это нечто, приписываемое телу, на которое

нельзя нанести порез при помощи ножа. Обычный же

человек понимает твердость как простую положитель-

ную возможность, реализация которой наделяет тело

свойствами кремня. Такая идея твердости есть идея Пер-

Письма к леди Уэлби 283

вичности. Недоступное для анализа общее впечатление

от некоторого многообразия, мыслимое не как действи-

тельный факт, но как качество, которое есть простая поло-

жительная возможность явления, есть идея Первичнос-

ти. Отметим na?vet? Первичности. Кенопифагорейские

категории, несомненно, суть другая попытка охаракте-

ризовать то, что Гегель пытался представить как три

стадии развертывания мысли. Они также соотносятся с

тремя категориями каждой из четырех триад кантовс-

кого списка категорий. Тот факт, что все эти попытки

были осуществлены независимо друг от друга (схожесть

моих категорий с гегелевскими стадиями долгое время

оставалась незамеченной из-за той антипатии, с которой

я отношусь к его философии), только свидетельствует в

пользу того, что таковые три элемента действительно

имеют место. Идея момента настоящего, который - су-

ществует он или нет - естественным образом мыслится

как некоторая точка во времени, в коей никакая мысль

не может осуществлять себя и никакая подробность не

может быть различима - есть идея Первичности.

Типический пример идеи Двоичности представляет

собой опыт усилия, отвлеченный от идеи причины. Мож-

но возразить на это, что такой опыт не есть нечто дей-

ствительное, что когда познаётся усилие, всегда берется

в расчет и причина. В последнем утверждении, однако,

вполне можно усомниться, так как в усилии, длящемся

непрерывно, идея причины рано или поздно теряется.

Так или иначе, я воздерживаюсь от всякого рода психоло-

гии, ибо таковая не имеет никакого отношения к идеоско-

пии. Существование слова усилие служит достаточным

доказательством того, что, как полагают, такая идея

имеет место, и этого достаточно. Опыт усилия не может

быть осуществлен без опыта сопротивления. Усилие есть

то, что оно есть, только благодаря тому, что нечто ему

противостоит, и при этом всякий третий элемент ис-

ключается. Заметьте, что я говорю об опыте, а не о пере-

живании усилия. Представьте себя сидящей в полном оди-

ночестве ночью в корзине воздушного шара, высоко над

землей, наслаждающейся полнейшей тишиной и поко-

ем. Внезапно вас настигает пронзительный сигнал паро-

возного свистка, который длится достаточно долгое вре-

мя. Ощущение покоя было идеей Первичности, качеством

284 Логические основания теории знаков

переживания. Пронзительный звук свистка лишает Вас

возможности думать или делать что-либо, так что все,

что Вы можете - ждать, пока он не прекратится. Это

также нечто совершенно простое, т. е. еще одна Первич-

ность. Но то, собственно, что тишина была нарушена

шумом, представляет собой опыт. В состоянии инертнос-

ти, сообщаемой восприятию предшествующим пережи-

ванием, человек идентифицирует себя с этим пережива-

нием, так что новое переживание, которое он начинает

испытывать, есть non ego. В момент перехода он облада-

ет двусторонним сознанием ego и non-ego. Такое осозна-

ние воздействия нового переживания, разрушающего пре-

жнее переживание, я называю опытом. Опыт в общем и

целом есть то, чему течение жизни подчиняет мои мыс-

ли. Двоичность может быть подлинной или вырожден-

ной. Подлинность обладает множеством степеней. Говоря

в общем, подлинная Двоичность состоит в воздействии, -

грубом воздействии, - которое нечто одно оказывает на

нечто другое. Я говорю о грубом воздействии, поскольку

когда мы привлекаем идею закона или разума, мы по-

падаем уже в сферу действия Троичности. Когда камень

падает на землю, закон тяготения сам по себе не застав-

ляет его это сделать. Последний подобен судье, вынося-

щему приговор до его исполнения - до тех пор пока

рука правосудия, грубая сила судебного исполнителя не

приведет приговор в исполнение, последний ровным сче-

том ничего не стоит. Правда, судья, если это понадобит-

ся, может наделить кого-то полномочиями исполнителя,

но, так или иначе, он должен такового иметь. Действи-

тельный факт падения камня касается собственно только

камня и земли, на которую он падает в тот или иной мо-

мент. И в этом случае мы имеем дело с противодействи-

ем. Равно и существование представляет собой модус

бытия нечто таким, каково оно во взаимодействии с дру-

гим нечто. Имеет место также и действие без противо-

действия. Таково действие предшествующего на после-

дующее. Является ли идея, имеющая подобное односто-

роннее определение, чистой идеей двоичности или же

она вовлекает троичность - трудный вопрос. На дан-

ный момент мне кажется корректным первое утвержде-

ние. Я полагаю, что когда Кант определил Время как

форму только внутреннего чувства, он руководствовался

Письма к леди Уэлби 285

соображениями приблизительно следующего характера.

Отношение между предшествующим и последующим со-

стоит в том, что предшествующее естественным образом

предопределено и закреплено для последующего, после-

дующее же не предопределено для предшествующего. Но

отсутствие естественной предопределенности присуще толь-

ко идеям, существующее же установлено во всех отноше-

ниях - в этом и состоит закон причинности. Отсюда,

временное отношение затрагивает только идеи. К этому

можно еще добавить, что, согласно закону о сохранении

энергии, в физическом универсуме не существует ниче-

го, что бы соответствовало идее о зависимости последую-

щего от предшествующего таким способом, каким само

последующее в свою очередь не определяло бы предше-

ствующее. В соответствии с указанным законом, все, что

имеет место в физическом универсуме, состоит в обмене

определенного количества uis хйхбл V2ni (ds/dt)2 для рав-

ного перемещения. Квадрат отрицательного количества

есть величина положительная. Следовательно, если бы

все скорости в некоторый момент времени изменили свои

значения на противоположные, это не привело бы ни к

какому изменению - только время изменило бы, так

сказать, свое направление. Все, что случается, случалось

бы в обратном порядке. Эти аргументы кажутся мне дос-

таточно вескими, чтобы доказать, что временная при-

чинность (нечто совершенно иное, нежели физическое

динамическое воздействие) представляет собой действие

в сфере идей, а не существований. Но поскольку наша

идея прошлого есть в точности идея того, что абсолютно

определено, закреплено, fait accompli и лишено жизни,

составляя в этом противоположность будущему как чему-

то живому, пластичному и определимому, мне представ-

ляется, что идея одностороннего действия - настолько,

насколько она затрагивает бытие определенным - есть

чистая идея Двоичности. Я думаю, что самыми грубыми

своими просчетами метафизики обязаны попыткам опре-

делить будущее как нечто, что должно стать прошлым.

Я никак не могу согласиться с тем, что идея будущего

может быть таким образом переведена в разряд Двоич-

ных идей прошлого. Сказать, что данный Тип событий

<Жизненная сила. - лат.

286 Логические основания теории знаков

никогда не будет иметь места, значит отрицать существо-

вание некоторого времени, когда случившееся событие

станет прошлым. При этом последнее вовсе не равнознач-

но утверждению о прошлом, что оно соотносимо с ка-

ким-либо определимым временем.

Когда мы переходим от идеи события к утвержде-

нию, что оно никогда не произойдет, или будет беско-

нечно повторяться, или тем или иным образом привне-

сет идею бесконечного повторения, я бы сказал, что идея

меллонизирована (мЭллщн, готовое быть, делать, претерпе-

вать). Когда я различаю факт, который действует, но не

способен испытывать воздействие, я называю его

parel?lythose (прошлое), а модус бытия, который состоит в

таком действии - parelelythosine (-ine = еЯнбй, бытие). Пер-

вое я рассматриваю как идею Троичности, последнее -

как идею Двоичности. Вообще идея любого диадическо-

го отношения, не вовлекающая никакого третьего, есть

идея Двоичности. Вырожденная Двоичность в чистом

виде представлена отношением тождества, к которому

близко примыкает подобие как единственно возможное

тождество для Первых. В свое время мною были пред-

ставлены самые различные способы классификации Ди-

адических отношений. Наибольшую важность имеет рас-

смотрение первого в том, что касается природы Второго

самого по себе, и второго в том, что касается природы

его первого. Второе, или Относящее (Relate) само по себе

либо Отсылающее (Referate), если оно по своей природе

есть возможность, как, например, Качество; либо Рас

крывающее (Revelate), если оно по своей природе есть

Существование. За основание разделения Второго по от-

ношению к своему первому берется его отношение либо

к своему динамическому первому, либо к непосредствен-

ному первому. Относительно своего динамического пер-

вого Второе определяется либо собственно своей внут-

ренней природой, либо реальным отношением ко второ-

му (действию). Его непосредственное второе есть либо

Качество, либо Существование.

Теперь я перехожу к Троичности. Я посвятил изуче-

нию данного предмета добрые сорок лет, предприняв

рассмотрение его со всех точек зрения, какие только воз-

можны, поэтому неадекватность Двоичности для того,

чтобы дать содержанию сознания полное описание,

очевидна для меня настолько, что когда я хочу убедить

Письма к леди Уэлби 287

в этом кого-либо, у кого есть на этот счет какие-либо

сомнения, я не знаю даже, с чего начать. Вместе с тем я

вижу, как многие ученые пытаются создавать собствен-

ные системы, вовсе не вкладывая в них троичность. Не-

которые из них - мои лучшие друзья - считают, что в

своих изысканиях во многом обязаны моим идеям, но

при этом так и не выучили главный урок. Что ж, стре-

миться досконально изучить Двоичность - в высшей сте-

пени правильное дело, ведь только так можно осознать

необходимость Троичности и полную невозможность ее

редукции, хотя для того, чей ум способен ухватить эту

идею как таковую, достаточно заметить, что путем про-

стого присоединения начала одной линии к концу дру-

гой никак не может быть получено разветвление пер-

вой. Мой друг Шредер буквально влюбился в мою ал-

гебру диадических отношений. Я посвятил ее пробле-

мам несколько страниц в моей Заметке В (Note В),1 опуб-

ликованной в «Логических исследованиях <представи-

телей Университета> Джона Хопкинса», которые объе-

мом вполне соответствуют значимости вопроса. Его книга2

весьма основательна, но последнее обстоятельство толь-

ко лишний раз делает более ясным тот факт, что Двоич-

ность никак не может обойтись без Троичности. (Он с

осторожностью избегает упоминания о таковой возмож-

ности, но заходит достаточно далеко, чтобы утверждать,

что Двоичность более значима. Так оно и есть, но лишь

в том смысле, что без Двоичности не может быть понята

Троичность. В том, однако, что касается ее применения,

она в такой степени уступает Троичности, что в этом

аспекте находится как бы в совершенно другом мире.)

Даже в своей наиболее вырожденной форме - а Троич-

ность обладает двумя степенями вырожденности - она

может обнаружить в себе нечто, не являющееся простой

двоичностью. Если взять любое обычное триадическое

1 [«Логические исследования представителей Университета

Цжона Хопкинса» («Studies in Logic by Members of the John

Hopkins University») редактировались Пирсом. Книга была

опубликована Little, Brown and Company в 1883 ф. Пирсона

«Заметка В» воспроизведена в 12 главе III тома Collected Papers

of Charles S. Peirce.]

2 [Vorlesungen ?ber die Algebra der Logik. B.G. Teubner, Leipzig,

1890-1905.]

288 Логические основания теории знаков Письма к меди Уэлби 289