Часть 4.

зачастую приходится платить за суммарное представление. Я

называю эту структуру Башней порождения и проверки. При

возведении каждого нового этажа Башни организмы получают

возможность находить все лучшие и лучшие ходы и находить их

все более эффективным способом.

Тогда растушую способность организмов созидать будущее

можно представить в виде последовательности шагов. Почти

наверняка, эти шаги не соответствуют четко определенным

переходным периодам в эволюционной истории (без сомнения,

у разных биологических родов они совмещались, и в их осуще-

ствлении не было единообразия), но различные этажи Башни

порождения и проверки знаменуют важные успехи в развитии

познавательной способности, и как только мы увидим в общих

чертах несколько ключевых особенностей каждого этажа, ос-

тальные этапы эволюции станут более понятными.

В начале была дарвиновская эволюция видов путем есте-

ственного отбора. В процессе более или менее случайных ре-

комбинаций и мутаций генов вслепую было создано множест-

во различных организмов-кандидатов. Эти организмы прошли

испытание в полевых условиях, и среди них выжили только

сконструированные наилучшим образом. Это первый этаж

башни. Давайте назовем его обитателей дарвиновскими созда-

ниями.

Этот процесс прошел через многие миллионы циклов, про-

изведя на свет множество удивительных конструкций, как

растительных, так и животных. В конечном счете, среди его

новых созданий оказались некоторые конструкции, обладаю-

щие свойством фенотипической пластичности, т.е. конструк-

ция отдельных организмов-кандидатов не определялась полно-

стью при рождении; в ней присутствовали элементы, которые

могли быть откорректированы событиями, происходившими

во время полевых испытаний.

Некоторые из этих кандидатов, как мы можем предполо-

жить, жили не лучше своих собратьев, дарвиновских созданий

с жестко фиксированной конструкцией, так как у них не было

возможности предпочитать (выбирать «на бис») те варианты

поведения, «для испытания» которых у них было все необходи-

мое. Но другие, можно предположить, были более удачливы и

имели вмонтированные «подкрепители», которым случалось по-

90

дарвиновские

создания,

различные «жестко

вмонтированные»

фенотипы

Рис. 4.1.

предпочтительного

фенотипа

размножение

предпочтительного

фенотипа

ощрять совершение «умных» шагов, т.е. действий, которые бы-

ли лучшими среди доступных для кандидатов. Таким образом,

эти особи, сталкиваясь с окружающей средой, совершали раз-

нообразные действия, опробывая их одно за другим, пока не

находили то, которое срабатывало. Они обнаруживали это,

только получив положительный либо отрицательный сигнал от

окружающей среды, который корректировал вероятность по-

вторного совершения этого действия в другой раз. Конечно,

любые создания с неправильным монтажом - подкрепляющим

совершение негативных вместо позитивных действий - были

обречены. Только те, кому посчастливилось родиться с подхо-

91

k

дящими подкрепителями, обладали преимуществом. Мы мо-

жем называть этот подкласс дарвиновских созданий скинне-

ровскими созданиями, поскольку, как любил отмечать психо-

лог-бихевиорист В.Ф. Скиннер, такое «оперантное научение» не

является простым аналогом дарвиновского естественного от-

бора, а служит дополнением к нему:

«Там, где заканчивается врожденное поведение, начинается вро-

жденная модифицируемость процессов выработки условных рефлек-

сов» (1953, с. 83).

Произошедшая в 1970-х годах когнитивная революция

лишила бихевиоризм его господствующего положения в психо-

логии, и с тех пор существует тенденция недооценивать воз-

можности скиннеровского научения (или его разновидностей)

в превращении набора поведенческих реакций организмов в

высоко адаптивные и способные к различению структуры. Од-

нако успешные исследования по нейросетям и «коннекцио-

низм» в 1990-х годах заново продемонстрировали порой уди-

вительную виртуозность простых сетей, которые начинают

жизнь, имея более или менее беспорядочные соединения, а за-

тем корректируют их при помощи простой разновидности

«опыта» - пережитой ими истории подкреплений.

Основополагающая идея о том, что окружающая среда иг-

рает роль слепого отбора в формировании психики (или мозга,

или системы управления), свое происхождение ведет не от Дар-

вина, а из более глубокого прошлого. Предшественниками сего-

дняшних коннекционистов и вчерашних бихевиористов были

ассоцианисты, т.е. такие философы, как Дэвид Юм, который

попытался в XVIII веке представить, каким образом части ума

(он называл их впечатлениями и идеями) могут самоорганизо-

вываться без помощи некоего всезнающего управляющего.

Помнится, как однажды один студент сказал мне: «Юм хотел,

чтобы идеи сами думали». У Юма были замечательные догадки о

том, как впечатления и идеи могут соединяться друг с другом в

ходе процесса, напоминающего образование химических соеди-

нений, а затем прокладывать в душе проторенные тропинки

привычек, но эти догадки были слишком смутными, чтобы их

можно было проверить. Однако ассоцианизм Юма напрямую

92

вдохновлял Павлова в его знаменитых экспериментах по выра-

ботке условных рефлексов в поведении животных, которые, в

свою очередь, привели к созданию несколько иных теорий услов-

ных рефлексов Э. Л. Торндайком, Скиннером и другими психоло-

гами-бихевиористами. Некоторые из этих исследователей, в ча-

стности Дональд Хебб, попытались более тесно связать свой би-

хевиоризм с тем, что тогда было известно о мозге.

скиннеровское создание

вслепую пробует

различные реакции...

Рис. 4.2.

..., пока не будет

отобрана одна

благодаря

подкреплению

в следующий раз (

создание первой

выберет эту

подкрепленную реакцию.

В 1949 году Хебб предложил модели простых механизмов

научения, которые могут корректировать соединения между

нервными клетками. Эти механизмы (сейчас называемые хеб-

бовскими правилами научения) и их потомки служат двигате-

лем изменений в коннекционизме, последнем проявлении этой

традиции.

93

Ассоцианизм, бихевиоризм, коннекционизм - их истори-

ческий и алфавитный порядок позволяет проследить эволю-

цию моделей одного простого вида научения, которое может

быть названо ABC (или начальным1) научением. Нет сомнений

в том, что большинство животных способны к АВС-научению,

т.е. они могут начать видоизменять (или переконструировать)

свое поведение в соответствующих направлениях в результате

долгого и устойчивого процесса дрессировки или формирую-

щего воздействия со стороны окружающей среды. Сейчас су-

ществуют хорошие модели, различающиеся своей реалистич-

ностью и детальностью, которые показывают, как такой про-

цесс научения и дрессировки может осуществляться отнюдь не

чудодейственным образом в сети нервных клеток.

Для многих жизненно важных целей (например, для распоз-

навания образов, различения, обобщения и динамического уп-

равления передвижением) ABC-сети замечательно подходят -

они эффективны, компактны, надежны в работе, отказоус-

тойчивы и относительно легко переконструируются на ходу.

Более того, такие сети придают убедительность мысли Скинне-

ра о том, что не очень важно, где мы проведем границу между

тем, что формируется путем естественного отбора и генетиче-

ски передается потомству (монтаж, с которым вы родились), и

тем, что формируется позднее в самой особи (окончательный

перемонтаж в результате опыта или дрессировки). Природа и

научение сливаются воедино. Есть, однако, некоторые когни-

тивные приемы, которым пока еще не могут обучаться такие

ABC-сети, и (более веский аргумент) есть некоторые когнитив-

ные приемы, которые вообще не являются результатом дрес-

сировки. Некоторые животные, видимо, способны к «научению

с первого раза»; они могут усваивать некоторые вещи, не

пройдя через трудный и жестокий процесс проб и ошибок, ко-

торый является признаком всякого АВС-научения.

Скиннеровское научение неплохая вещь, если только вы не

погибнете из-за какой-нибудь допущенной вами ранее ошиб-

ки. Более совершенная система включает в себя предвари-

1 Первые буквы английских слов «associationism», «behaviorism», «connectionism

» образуют аббревиатуру ABC, которая в то же время означает

«начатки», «основы» чего-либо. - Прим. ред.

94

тельный отбор среди всех возможных видов поведения или

действий, позволяющий отбраковывать по-настоящему глупые

шаги до того, как их рискнут совершить «в реальной жизни».

Мы, люди, являемся созданиями, способными к этому особому

усовершенствованию, но в этом мы не одиноки. Мы можем

назвать владельцев этого третьего этажа Башни попперовски-

ми созданиями, поскольку, как однажды ясно сформулировал

философ сэр Карл Поппер, это конструктивное усовершенст-

вование конструкции «позволяет ттятттУг гипотезам умирать

вместо нас». В отличие от скиннеровских созданий, многие из

которых выживают только потому, что совершают удачные

первые шаги, попперовские создания выживают потому, что

они достаточно умны, чтобы делать свои первые шаги, не по-

лагаясь на удачу. Конечно, им всего лишь повезло, что они ум-

ны, но быть умным лучше, чем просто удачливым.

Как должен происходить этот предварительный отбор у

попперовских агентов? Должен существовать некий фильтр, и

любой такой фильтр должен быть равнозначен чему-то вроде

внутренней среды, в которой можно выполнять безопасные

испытания, т.е. чему-то внутреннему, структурированному та-

ким образом, что поощряемые им суррогатные действия чаще

оказываются теми действиями, которые получили бы благо-

словение в реальном мире, будь они совершены. Короче гово-

ря, внутренняя среда, чем бы она ни была, должна содержать

большое количество информации о внешней среде и ее регу-

лярностях. Ничто иное (за исключением магии) не могло бы

придать ценность предварительному отбору. (Всегда можно

было бы подбросить монетку или обратиться к оракулу, но это

ничем не лучше слепого метода проб и ошибок, если только на

монетку или оракула систематически не оказывают влияния

кто-либо, располагающий истинной информацией о мире.)

Привлекательность идеи Поппера подтверждают недавние

разработки реалистичных авиационных имитаторов, исполь-

зуемых для тренировки пилотов самолетов. В условиях имити-

рованного полета пилот, не подвергая риску свою жизнь (или

Дорогостоящий самолет) обучается тому, какие следует пред-

принять действия в критических ситуациях. Однако в одном

отношении авиационные имитаторы являются обманчивым

примером попперовского приема: они воспроизводят реалъ-

95

ный мир слишком скрупулезно. Мы должны предостеречь себя

от мысли, что внутренней среда у попперовского создания яв-

ляется простой копией внешнего мира со всеми его физиче-

скими случайностями. В таком чудотворном игрушечном мире,

разместившемся в вашей голове, маленькая раскаленная печ-

ка должна была бы быть достаточно горячей, чтобы обжечь

прикоснувшийся к ней маленький палец! Не нужно представ-

лять себе ничего подобного. Там должна быть информация о

последствиях прикосновения пальцем к плите, и она должна

быть в таком виде, чтобы вызвать эффект предупреждения

при обращении к ней во время внутренних испытаний, но этот

эффект может быть достигнут и без создания копии мира. В

конце концов, в равной мере попперовским было бы обучение

пилотов, при котором им просто давали бы прочесть книгу,

разъясняющую все непредвиденные обстоятельства, с которы-

ми они могут столкнуться, взобравшись в кабину самолета.

Это, возможно, не столь эффективный метод обучения, но он

несравнимо лучше, чем пробы и ошибки в небе!

попперовское создание

имеет внутреннюю

селективную среду,

в которой предварительно

«прокручиваются»

его действия

с первого раза

создание

действует

по «озарению»

(и это лучше,

чем случайно).

Рис. 4.3.

Общей чертой всех попперовских созданий является то,

что в них тем или иным способом (врожденным или приобре-

96

тенным) размещена информация - точная информация о ми-

ре, с которым они (вероятно) столкнутся, - и эта информация

содержится в таком виде, что позволяет осуществить предва-

рительный отбор, который служит ее raison d'etre*.

Один из способов достижения попперовскими созданиями

полезной фильтрации состоит в том, чтобы отдать возможные

варианты поведения на суд тела и воспользоваться мудростью,

накопленной в его тканях, какой бы устаревшей и недально-

видной она ни была. Если тело взбунтуется, отреагировав, на-

пример, таким типичным образом, как тошнота, головокруже-

ние или трепетание от страха, то это является не вполне на-

дежным (но лучшим, чем подбрасывание монетки) знаком то-

го, что предполагаемое действие может не быть удачным. Как

мы видим, вместо того, чтобы перемонтировать мозг и тем са-

мым исключить подобные действия, превратив их в абсолютно

немыслимые, эволюция может просто устроить все так, чтобы

ответом на любую мысль о них была столь сильная негативная

реакция, что становится практически невозможной их победа

в борьбе за осуществление. Та информация в теле, на которой

основана эта реакция, может быть размещена там согласно ге-

нетическому рецепту либо благодаря недавнему индивидуаль-

ному опыту. Когда младенец впервые учится ползать, он испы-

тывает врожденное отвращение к тому, чтобы выползать на

стеклянную поверхность, сквозь которую он видит «визуаль-

ный обрыв». И даже если рядом его манит, уговаривает и под-

бадривает мать, ребенок в страхе отползает назад, несмотря

на то, что он еще ни разу в своей жизни не падал. Опыт его

предков заставляет его перестраховаться. Когда крыса съедает

незнакомую пишу, а затем ей вкалывают вещество, вызываю-

щее у нее рвоту, она впоследствии будет проявлять сильное от-

вращение к пище, которая выглядит и пахнет так же, как та,

которую она ела перед рвотой. Здесь информация, заставляю-

щая ее перестраховаться, была получена из ее собственного

опыта. Ни один фильтр не совершенен - в конце концов,

стеклянная поверхность безопасна, а новая пища крысы не

ядовита, но лучше не рисковать, чем сожалеть.

2 Зд.: смысл, причина существования (франц.). - Прим, перев.

97

Искусные эксперименты психологов и этологов подсказы-

вают иные способы, при помощи которых животные могут оп-

робовать действия «в уме» и тем самым пользоваться поппе-

ровским преимуществом. В 1930-х и 1940-х годах бихевиори-

сты доказывали себе снова и снова, что их подопытные жи-

вотные способны к «латентному научению» в окружающем их

мире - научению, которое не вознаграждается в виде какого-

либо обнаруживаемого подкрепления. (Их упражнения в само-

опровержении сами служат превосходным примером для дру-

гой попперовской темы: наука развивается вперед, только ко-

гда выдвигает опровергаемые гипотезы.) Если крыс оставить в

лабиринте, в котором нет тптттрт или какого-либо другого возна-

граждения, они просто будут осваиваться в окружающей об-

становке обычным способом; если лее затем положить в лаби-

ринт нечто ценное, то крысы, освоившиеся в лабиринте во

время предшествующих вылазок, будут намного лучше нахо-

дить это (неудивительно!), чем крысы из контрольной группы,

видящие лабиринт в первый раз. Это может показаться ни-

чтожным открытием. Разве и раньше не было очевидным, что

крысы достаточно умны, чтобы осваиваться в окружающей

обстановке? И да, и нет. Это могло казаться очевидным, но

именно такого рода проверка - проверка, имеющая своим

фоном нулевую гипотезу, - должна быть выполнена, если мы

хотим удостовериться в том, насколько разумны различные

виды животных. Как мы увидим, другие эксперименты с жи-

вотными демонстрируют их удивительную глупость - почти

невероятные пробелы в их знании окружающей среды.

Бихевиористы отважно старались подогнать латентное

научение под свои ABC-модели. Одним из их наиболее эф-

фектных паллиативов было постулирование такого влечения,

как «любопытство», которое удовлетворялось (или, как они го-

ворили, «ослаблялось») в процессе исследования. В конце кон-

цов, подкрепление осуществлялось и в этих не содержащих

подкрепления средах. Любая окружающая среда наполнена

подкрепляющими стимулами просто потому, что в ней есть

чему обучаться. Как попытка спасти ортодоксальный бихевио-

ризм, этот шаг был совершенно бессмысленным, но сама идея

вовсе не безнадежна в других контекстах; она означает при-

знание того, что любопытство - эпистемический голод -

98

должно побуждать к действию любую мощную обучающуюся

систему.

Мы, люди, способны к ABC-научению, поэтому мы являем-

ся скиннеровскими созданиями, но не только ими. Мы также

пользуемся благами того, что является во многом генетически

наследуемым и жестко вмонтированным, поэтому мы еще и

дарвиновские создания. Но, сверх того, мы являемся поппе-

ровскими созданиями. Какие еще животные относятся к поп-

перовским созданиям, а какие - к просто скиннеровским?

Любимыми подопытными животными Скиннера были голуби;

он и его последователи развили технологию оперантного нау-

чения до очень высокого уровня, добиваясь усвоения голубями

удивительно странных и совершенных видов поведения. При-

мечательно, что скиннерианцам так и не удалось доказать, что

голуби не являются попперовскими созданиями; исследование

же множества других видов животных, от осьминогов и рыб

до млекопитающих, дает веские основания предположить, что

если и существуют чисто скиннеровские создания, способные

обучаться только слепым методом проб и ошибок, то их можно

найти лишь среди простейших беспозвоночных. Огромный

морской слизень (или морской заяп) Aplysia californica до неко-

торой степени заменил голубя в качестве объекта внимания со

стороны тех, кто изучает механизмы простого научения.

Следовательно, мы не отличаемся от остальных видов жи-

вотных тем, что являемся попперовскими созданиями. Отнюдь,

млекопитающие, птицы, рептилии, амфибии, рыбы и далее мно-

гие беспозвоночные проявляют способность использовать об-

щую информацию, получаемую из окружающей их среды, для

предварительной сортировки своих вариантов поведения. Ка-

ким образом новая информация о внешней среде встраивается в

их мозг? Очевидно, через восприятие. Окружающая среда пре-

доставляет слишком богатый выбор, в ней намного больше ин-

формации, чем мог бы использовать даже познающий ангел. Ме-

ханизмы восприятия сконструированы таким образом, чтобы

Игнорировать большую часть поступающих стимулов и концен-

трироваться на наиболее полезной, наиболее надежной инфор-

мации. Каким же образом собранная информация оказывает

Флективное влияние при «рассмотрении» животным вариантов

Доведения, помогая ему выстраивать все более эффективные

99

взаимодействия с миром? Без сомнения, существует множество

различных механизмов и методов, но среди них есть и такие,

когда тело используется в качестве резонатора.

Поиск способности ощущать:

отчет о достигнутых результатах

Мы постепенно добавляли составные части в наш рецепт

разума. Имеем ли мы уже все необходимые ингредиенты для

способности ощущать? Безусловно, многие из описанных нами

животных в своем обычном поведении с блеском проходят

найти интуитивные тесты на способность ощущать. Наблюдая

за щенком или ребенком, дрожащим от страха на краю кажу-

щейся пропасти, или за крысой, у которой вызывает гримасу

отвращения запах якобы ядовитой пищи, нам трудно даже

предположить, что перед нами не способные ощущать сущест-

ва. Но мы также обнаружили веские основания соблюдать ос-

торожность: мы видели, что иногда поведение, удивительно

похожее на разумное, могут демонстрировать относительно

простые, механические, явно не обладающими психикой сис-

темы управления. Например, наши сильные инстинктивные

реакции на одну лишь скорость движения как на свидетельст-

во жизни должны стать нам предостережением, что есть ре-

альная (а не просто философская) возможность ошибочно на-

делить некоторое существо большей проницательностью и по-

ниманием, чем позволяют обстоятельства. Признав, что на-

блюдаемое поведение может зачаровывать нас, мы осознаем

необходимость дополнительных вопросов - о том, что стоит за

этим поведением.

Рассмотрим боль. В 1986 году британское правительство

внесло поправки в законы о защите подопытных животных, до-

бавив осьминога к привилегированному кругу животных, кото-

рых запрещено оперировать без анестезии. Осьминог является

моллюском, который по своей физиологии более похож на уст-

рицу, чем на форель (не говоря уже о млекопитающих), но пове-

дение осьминога и других головоногих (кальмара, каракатицы)

настолько поражает своей разумностью и, видимо, говорит о

способности опфпцать, что научные крути позволили поведенче-

скому сходству возобладать над внутренним различием: голово-

100

ногие (в отличие от остальных моллюсков) официально призна-

ны способными испытывать боль - так на всякий случай. Ма-

каки-резус, напротив, в физиологическом и эволюционном пла-

не очень близки к нам, поэтому мы склонны считать их способ-

ными страдать так же, как мы, но, к нашему удивлению, при

определенных обстоятельствах они демонстрируют совершенно

иное поведение. Приматолог Марк Хаузер в беседе рассказал

мне, что во время брачного сезона макаки-самцы яростно де-

рутся, и нередко можно наблюдать, что один самец, зажав дру-

гого, зубами вырывает у него один из семенников. Раненый са-

мец не вопит и не меняет мимики, а просто облизывает рану и

уходит. А через день или два раненое животное можно видеть

спаривающимся! Трудно поверить, что это животное испытало

что-то подобное мучениям человеческого существа, перенесшего

сходное увечье (голова идет кругом при одной мысли об этом),

несмотря на наше биологическое родство. Поэтому мы больше

не можем надеяться получить недвусмысленные ответы благо-

даря удачному совпадению физиологических и поведенческих

данных, так как нам уже известны случаи полного расхождения

этих двух видов неотразимых, но не позволяющих сделать

окончательного вывода данных. Так как же нам быть в этом

случае?

Ключевой функцией боли является негативное подкрепле-

ние, т.е. «наказание», уменьшающее вероятность повторного

совершения некоторого действия, и каждое скиннеровское

создание можно дрессировать с помощью негативного подкре-

пления того или иного вида. Но любое ли подобное негативное

подкрепление является болью? Ощущаемой болью? Могла бы

существовать неосознаваемая или неошущаемая боль? Имеют-

ся простые механизмы негативного подкрепления, благодаря

которым способность боли оказывает формирующее воздейст-

вие на поведение, но которые не имеют в качестве следствия

что-то подобное психике, поэтому было бы ошибкой предпола-

гать способность ощущать везде, где мы обнаруживаем скин-

неровское научение. Другой функцией боли является срыв

обычных моделей телесной активности, способных усугубить

рану; например, боль заставляет животного оберегать повреж-

денную конечность до ее заживления, и это обычно осуществ-

ляется благодаря потоку нейрохимических веществ во время

L 101

самоподдерживаемого цикла взаимодействия с нервной сис-

темой. Гарантирует ли в таком случае присутствие этих ве-

ществ появление боли? Нет, ибо сами по себе они просто клю-

чи, плавающие в поисках своих замков; если цикл взаимодей-

ствия прервать, то нет оснований предполагать, что боль оста-

нется. Являются ли эти конкретные вещества вообще необхо-

димыми для наличия боли? Могли бы существовать создания с

иной системой замков и ключей? Возможно, ответ на этот во-

прос в большей степени зависит от исторического процесса

эволюции на нашей планете, чем от каких-либо внутренних

свойств веществ. Пример осьминога показывает, что нам сле-

дует искать, какие имеются различия в химической реализа-

ции и в функционировании, не рассчитывая на то, что эти

факты сами по себе позволят нам разрешить вопрос о способ-

ности ощущать.

Тогда как насчет других особенностей этого цикла взаимо-

действия? Насколько рудиментарной могла бы быть система

боли, чтобы все еще включать в себя способность ощущать?

Что и почему было бы существенным? Рассмотрим, например,

жабу со сломанной ножкой. Ощущает ли она боль? Она являет-

ся живым существом, чей нормальный образ жизни был нару-

шен из-за повреждения одной из частей тела, и это не позво-

ляет ей заниматься тем, что обеспечивает ее существование.

Более того, состояние, в котором она находится, имеет боль-

шой потенциал негативного подкрепления - она легко может

научиться избегать таких состояний своей нервной системы.

Это состояние сохраняется благодаря циклу взаимодействия,

который до некоторой степени нарушает обычную склонность

жабы к прыжкам, хотя в случае крайней необходимости она

все равно будет прыгать. Заманчиво рассматривать все это

как равнозначное боли. Но так лее заманчиво наделить жабу

внутренним монологом, в котором она со страхом говорит о

такой крайней необходимости, молит об облегчении, сокруша-

ется по поводу своей относительной уязвимости, горько сожа-

леет о своих глупых действиях, приведших к этой критической

ситуации, и т.д., хотя ничто из того, что известно о жабах не

дает нам права предполагать наличие этих дополнительных

сопутствующих элементов. Напротив, чем больше мы узнаем о

жабах, тем больше мы убеждаемся в том, что их нервная сис-

102

тема сконструирована таким образом, чтобы позволить им

жить без подобной дорогостоящей способности к рефлексии.

Так что лее? Какое отношение имеет способность ощущать

к таким изысканным интеллектуальным способностям? Это

хороший вопрос, и, стало быть, мы должны попытаться на не-

го ответить, а не использовать его как риторический, чтобы

сменить тему обсуждения. Именно в этом случае может иметь

большое значение то, как мы поставим данный вопрос, потому

что мы можем сами себя обмануть и создать иллюзорную про-

блему. Как? Упустив из виду, где мы находимся, совершая

свои прибавления и вычитания. С самого начала мы ищем х,

особый ингредиент, отличающий простую чувствительность от

подлинной способности ощущать, и мы разрабатываем этот

проект с двух сторон. Когда мы идем вверх от простых случа-

ев, добавляя рудиментарные варианты каждого отдельного

свойства, результаты обычно не производят на нас особого

впечатления: хотя есть основания считать каждое из этих

свойств существенным компонентом способности ощущать,

несомненно, сама эта способность не сводится только к этому

- даже робот вполне мог бы проявлять это, не будучи способ-

ным ощущать! Идя вниз от нашего собственного богатого дета-

лями (и очень ценного для нас) опыта, мы видим, что другие

создания явно лишены отличительно человеческих особенно-

стей нашего опыта, поэтому мы вычитаем эти особенности как

несущественные. Мы не хотим быть несправедливыми к на-

шим собратьям-животным. Поэтому, хотя мы понимаем, что

многое из того, о чем мы думаем, представляя себе ужасы боли

(и пытаясь объяснить, почему с моральной точки зрения, важ-

но, испытывает ли некто боль), как раз и является антропо-

морфными дополнениями, мы великодушно заключаем, что

они лишь сопутствующие элементы, не «существенные» для са-

мой способности ощущать (и ее морально наиболее важного

проявления - боли). Вполне возможно, что, двигаясь «во мра-

ке», мы не замечаем, как вычитаем с одной стороны именно

то, что ищем с другой. Если мы так и делаем, то наше убежде-

ние в том, что нам еще предстоит открыть х - «недостающее

звено» в способности ощущать - было бы самоиндуцирован-

иллюзией.

103

Я не утверждаю, что мы действительно совершаем подоб-

ную ошибку, но мы вполне могли бы ее совершить. На данный

момент этого достаточно, так как это смещает бремя доказы-

вания. В этом случае консервативная гипотеза относительно

проблемы способности ощущать такова: не существует подоб-

ного дополнительного феномена. «Способность ощущать» про-

является на всех возможных уровнях или с любой возможной

интенсивностью, от простейшей и наиболее «роботообразной»

до наиболее чувствительной, гипер-реактивной у человека. Как

мы видели в главе 1, мы действительно должны провести раз-

граничительные линии в этом сложно переплетенном конти-

нууме случаев, поскольку этого требует наша мораль, но пер-

спектива обнаружения некоего порога - морально значимой

«ступеньки», а не просто наклонной плоскости, - не только

чрезвычайно маловероятна, но и непривлекательна с мораль-

ной стороны.

Рассмотрим в этом отношении еще раз жабу. По какую

сторону разделяющей линии оказывается жаба? (Если у вас

нет никаких сомнений относительно того, куда отнести жабу,

выберите любое другое создание, которое для вас не является

столь очевидным случаем, например муравья, медузу, голубя

или крысу.) Теперь предположим, что «наука подтвердила» на-

личие у жабы минимальной способности ощущать, например,

«боль» жабы является реальной, оп^оцаемой болью. В этом слу-

чае жаба получает право на особое обращение, установленное

для способных ощущать существ. Теперь, наоборот, предполо-

жим, что мы определили, что есть х и что жаба им не обладает.

В этом случае жаба в своем статусе опускается до «простого

автомата», которому мы можем причинять какой угодно вред

без всяких угрызений совести. Учитывая уже известное нам о

жабах можно ли считать правдоподобным существование не-

которого свойства, о котором мы до сих пор не догадывались и

открытие которого могло бы оправдать столь разительную пе-

ремену в нашем отношении к жабам? Конечно, если бы мы об-

наружили, что в действительности жабы - это крошечные че-

ловеческие существа, заключенные в жабье тело, подобно

принцессе из сказки, у нас сразу лее появился бы повод для ве-

личайшей озабоченности, ибо мы поняли бы, что, несмотря на

все внешние особенности поведения, жабы способны испытъ1"

104

вать все муки и тревоги, которые мы считаем столь важными

для себя. Но мы уже знаем, что жабы не таковы. Нас просят

представить, что существует некий х, который ничем не напо-

минает человеческую принцессу, заключенную в жабье тело, но,

тем не менее, налагает на нас моральные обязательства. Однако

мы также уже знаем, что жаба - это не просто заводная иг-

рушка, а удивительно сложное живое существо, способное к

удивительно разнообразным действиям по самосохранению и

осуществлению предначертанной ему цели - дать как можно

большее потомство. Разве этого недостаточно для особого вни-

мания с нашей стороны? Нас просят представить, что сущест-

вует некий х, который ничем не напоминает это простое усо-

вершенствование в структуре управления, но, тем не менее, в

случае его открытия потребовал бы нашей моральной оценки.

Полагаю, что нас просят вообразить нечто невообразимое. Но

давайте продолжим наш поиск и посмотрим, что же последует

дальше, ибо мы все еще далеки от человеческого сознания.

От фототаксиса к метафизике

Мы дошли до попперовских созданий - созданий, мозг

которых в потенциале наделен умением осуществлять во внут-

ренней среде предварительный отбор, так что же происходит

дальше? Без сомнения, множество разных вещей, но мы со-

средоточим наше внимание на одном конкретном новшестве,

возможности которого мы ясно видим. Среди преемников

попперовских созданий есть такие, внутренняя среда которых

формируется из пригодных для этого частей внешней среды.

Одна из фундаментальных идей Дарвина состоит в том, что

конструирование стоит дорого, а копирование конструкций

стоит дешево, т.е. создавать совершенно новую конструкцию

очень трудно, а переконструировать старые конструкции от-

носительно легко. Немногие из нас могли бы заново изобрести

колесо, но нам этого и не нужно, так как мы получаем конст-

рукцию колеса (и огромное количество других конструкций) из

Культуры, в которой воспитываемся. Мы можем назвать это

Еод-под-множество дарвиновских созданий грегорийскими соз-

даниями, поскольку британский психолог Ричард Грегори, на

взгляд, является ведущим теоретиком в области изучения

105

роли информации (или, точнее говоря, того, что Грегори назы-

вает потенциальным интеллектом) в создании умных действий

(или того, что Грегори называет кинетическим интеллектом).

Грегори отмечает, что ножницы как хорошо сконструирован-

ный артефакт, являются не просто продуктом интеллекта, но и

тем, что наделяет интеллектом (внешним потенциальным ин-

теллектом), в самом прямом и интуитивно понятном смысле:

когда вы даете кому-либо ножницы, вы увеличиваете его воз-

можности более быстро и благополучно достичь выполнения

умных действий (1981, стр. 311fl).

Антропологи давно отмечали, что начало использования

орудий сопутствовало значительному росту интеллекта. В есте-

ственных условиях шимпанзе для ловли термитов засовывают

грубо сделанное удилище глубоко в их подземные норы, затем

быстро вытаскивают его со всеми заползшими на него терми-

тами и отправляют их себе в рот. Этот факт приобретает до-

полнительную значимость, когда мы узнаем, что не все шим-

панзе научились этому приему; в некоторых «культурах» шим-

панзе термиты не служат источником пищи. Это напоминает

нам, что использование орудий является признаком интеллек-

та в двух отношениях: интеллект требуется для того, чтобы

распознавать и сохранять орудие (не говоря уже об его изго-

товлении), но не только, ибо орудие передает интеллект тем,

кому посчастливилось его (орудие) получить. Чем лучше скон-

струировано орудие (чем больше информации вложено в него

при его изготовлении), тем больше потенциального интеллекта

оно передает тому, кто его использует. К числу наиболее важ-

ных орудий, напоминает нам Грегори, относятся те, которые

он называет орудиями ума, т.е. слова.

Слова и другие орудия ума предоставляют грегорийскому

созданию внутреннюю среду, позволяющую ему строить еще

более искусные генераторы и тестеры движений. Скиннеров-

ские создания спрашивают себя: «Что я делаю дальше?» и У

них нет ответа на этот вопрос, пока они не перенесут несколь-

ко оглушительных ударов судьбы. Попперовские создания де-

лают большой шаг вперед, ибо прежде чем спросить себя: «Что

же следует делать дальше?», они спрашивают: «Что мне следует

думать о дальнейшем?» (Следует подчеркнуть, что ни скиняе-

ровским, ни попперовским созданиям в действительности яе

нужно разговаривать с собой или продумывать эти мысли.

Просто они сконструированы так, чтобы действовать, как если

бы они задавали себе эти вопросы. В этом проявляется как си-

ла, так и рискованность интенциональной установки. Причи-

на, по которой попперовские создания являются более умны-

ми, т.е. более удачливыми в своей изворотливости, чем скин-

неровские создания, заключается в том, что они способны

адаптивно реагировать на большую и лучшую информацию.

Мы можем дать этому яркое, хотя и очень* вольное описание,

исходя из интенциональной установки и используя эти вооб-

ражаемые монологи. Но было бы ошибкой приписывать этим

созданиям все тонкости, связанные со способностью формули-

ровать подобные вопросы и ответы, которая в качестве образ-

ца имеет откровенный анализ человеком своих побуждений.

«коллективная

работа»

Грегорийское создание берет орудия ума из окружающей среды

(культуры); они позволяют улучшить как генераторы, так и тестеры.

Рис. 4.4.

Грегорийские создания делают большой шаг в направле-

человеческого уровня умственного развития, извлекая

Юльзу из опыта других благодаря мудрости, воплощенной в

°РУДИях ума, которые эти другие изобрели, усовершенствовали

1 Передали им; таким образом они учатся лучше размышлять о

106 107

том, что им следует думать о дальнейшем, и уже далее возво-

дится башня из последующих внутренних размышлений, не

имеющих фиксированного или видимого предела. Как мог бы

быть осуществлен этот переход на грегорийский уровень, мож-

но лучше всего понять, если еще раз обратиться к прошлому и

рассмотреть андестральные3 способности, из которых должны

выстраиваться эти наиболее человеческие умственные способ-

ности.

Одна из простейших жизнеулучшающих практик, обнару-

живаемая у многих видов, - это фототаксис, способность от-

личать свет от темноты и направляться к свету. Свет легко

преобразовывается, и если учесть способ его излучения источ-

ником и постепенное снижение его интенсивности по мере

удаления от источника, то для получения надежного фототак-

сиса требуется достаточно простая связь между датчиками и

эффекторами. В превосходной небольшой книге невролога Ва-

лентине Брайтенберга «Движущиеся средства» предлагается

простейшая модель такого средства (см. рис. 4.5.) У него есть

два световых датчика и их переменные выходные сигналы пос-

тупают, пересекаясь, на два эффектора (представьте себе эф-

фекторы в виде подвесных моторов). Чем больше света преоб-

разовывается, тем быстрее работает мотор. Датчик, находя-

щийся ближе к источнику света, будет заставлять мотор рабо-

тать немного быстрее, чем более удаленный от света датчик, и

благодаря этому движущееся средство будет всегда переме-

щаться в направлении к свету, пока, в конце концов, не дос-

тигнет его источника или не станет кружить прямо вокруг него.

В мире такого простого существа свет сменяется полумра-

ком и темнотой, и оно перемещается по градиенту4 световой

интенсивности. Ничего другого оно не знает, да ему и не нуж-

но знать. Распознавание света практически ничего не стоит;

датчик включается лишь под воздействием света, и системе

неважно, возвратился ли тот же самый свет или это новый

свет. В мире с двумя лунами могло бы быть экологически важ-

3 Предшествующие, предковые, наследственные. - Прим, ред.

4 Градиент - это мера возрастания или убывания в пространстве ка-

кой-либо физической величины (в данном случае - интенсивности свето-

вого излучения) на единицу длины. - Прим, ред,

108

ным, за какой луной вы следуете, поэтому распознавание или

идентификация луны были бы дополнительной проблемой, ну-

ждающейся в решении. В таком мире одного фототаксиса бы-

ло бы уже недостаточно. В нашем же мире луна не относится к

тому роду объектов, которые обычно требуют от животных по-

вторной идентификации. Напротив, матери часто относятся к

таким объектам.

Рис. 4.5.

Маматаксис - движение к матери - значительно более

сложная способность. Если бы мама испускала яркий свет, мог

бы подойти и фототаксис, но не в том случае, если поблизости

есть другие матери, использующие ту же систему. Если же ма-

ма будет испускать особый голубой свет, отличающейся от то-

го, что испускают все другие матери, тогда размещение на

Каждом из ваших фотодатчиков особого фильтра, отсекающе-

109

го все, кроме голубого цвета, вполне решало бы проблему. За-

частую сходный принцип применяется и в природе, но при

этом используется более эффективный, с точки зрения энерго-

затрат, носитель. Мама распространяет запах-сигнатуру, силь-

но отличающийся от всех других запахов (в ближайшем окру-

жении). Маматаксис (повторная идентификация мамы и наве-

дение на нее) осуществляется поэтому с помощью трансдукции

запаха, или обоняния. Интенсивность запахов есть функция от

концентрации молекул-ключей, диффундирующих в окружаю-

щей среде - воздухе или воде. Таким образом, датчик может

быть замком подходящей формы, и перемещение будет проис-

ходит в направлении возрастания концентрации этих молекул

по такой же схеме, как в случае движущегося средства Брай-

тенберга. Подобные обонятельные сигнатуры являются древ-

ними и эффективными. У человеческого рода поверх них нало-

жились тысячи иных механизмов, но их все еще можно разли-

чить в их основании. Несмотря на всю нашу сложную органи-

зацию, запахи движт/га нами, но мы не знаем, почему и каким

образом это происходит, как прекрасно отметил Марсель

Пруст*.

Этот же конструктивный принцип используется в технике

с применением иного носителя: EPIRB (аварийный радиомаяк,

указывающий местоположение судна) является автономным,

питающимся от батарейки радиопередатчиком, повторяющим

особый идентификационный код на определенной частоте. Вы

можете купить его в магазине корабельных принадлежностей и

взять с собой на ваше судно. Если с вами случается беда, вы

его включаете. Немедленно всемирная система слежения улав-

ливает ваш EPIRB-сигнал, и ваше местонахождение высвечи-

вается на электронной карте. Кроме того, система осуществля-

Запахи используются не только в качестве идентификационных сиг-

налов. Часто они играют действенную роль в привлечении особей противо-

положного пола и даже в подавлении половой активности или полового со-

зревания соперников. На пути в мозг сигналы от обонятельного органа ми-

нуют таламус и, таким образом, в отличие от сигналов, поступающих от

зрительных, слуховых и даже осязательных органов, они идут прямо к древ-

ним центрам управления, минуя многих посредников. Вероятно, этот более

прямой путь позволяет объяснить непреодолимое, почти гипнотическое

действие на нас некоторых запахов.

110

ет поиск вашего идентификационного кода в огромном списке

кодов и таким образом идентифицирует ваше судно. Иденти-

фикация значительно упрощает поиск и спасение, так как она

обеспечивает дополнительной информацией: радиомаяк мож-

но вслепую запеленговать с помощью радиоприемников (пре-

образователей), но когда спасатели приблизятся, им полезно

знать, ищут ли они (с помощью зрения) черный рыболовецкий

траулер, маленькую темно-зеленую яхту или ярко-оранжевый

резиновый плот. Другие сенсорные системы также могут быть

задействованы для того, чтобы окончательное сближение про-

исходило быстрее и меньше зависело от разного рода помех

(например, если иссякнет батарейка EPIRB). У животных оты-

скание по запаху является не единственным способом мама-

таксиса. Они также используют визуальные и слуховые сигна-

туры, как это замечательно продемонстрировал этолог Конрад

Лоренц в своих новаторских работах по «импринтингу» у гусят

и утят. Птенцы, у которых сразу после рождения не отпечата-

лось, кто их настоящая мать, выбирают первый увиденный

ими крупный движущийся предмет и в дальнейшем относятся

к нему, как к матери.

Сигнальные маячки (и дополнения к ним в виде сенсоров)

являются Прекрасным конструктивным решением, когда аген-

ту в течение долгого времени нужно отслеживать (распозна-

вать, повторно идентифицировать) какой-то особый объект -

обычно другого агента, например мать. Вы просто заранее ус-

танавливаете на нем сигнальный маячок и позволяете ему уда-

литься. (Современный пример - противоугонные автомобиль-

ные радиомаяки, которые вы прячете в своей машине и с по-

мощью дистанционного управления включаете в случае кражи

вашего автомобиля.) Но, как обычно, есть и издержки. Один из

очевидных недостатков состоит в том, что этим аппаратом

слежения для отыскания цели могут в равной степени восполь-

зоваться и друзья и враги. Например, хищники обычно на-

строены на те же каналы обонятельных и слуховых сигналов,

нто и детеныши, старающиеся поддерживать связь с матерью.

Тому, кто испускает запахи и звуки нелегко держать под

своим контролем область их распространения. Сигнальный

Маячок с более избирательным действием можно было бы по-

с низкими энергозатратами, поместив особое голубое

111

пятно (пигмент того или иного вида) на мать, чтобы благодаря

отраженному солнечному свету этот маячок становился види-

мым только в определенных участках пространства и легко ис-

чезал, когда мама просто перемещалась в тень. Тогда детены-

ши могут следовать за голубым пятном всякий раз, когда оно

становится видимым. Но для этой схемы требуется более тон-

кий фоточувствительный механизм, например простой глаз, а

не одна лишь пара фотоэлементов.

Чтобы поддерживать надежную и тесную связь с одним

экологически очень важным объектом (например с матерью) не

требуется способность представлять его себе как нечто кон-

кретное и устойчивое, что может приближаться и удаляться.

Как мы только что видели, надежный маматаксис достигается

при помощи нескольких простых приемов. Эта способность

обычно дает хорошие результаты в условиях простой окру-

жающей среды, но создание, оснащенное такой примитивной

системой, можно легко «обмануть», и когда это происходит, оно

идет навстречу беде, не сознавая своей глупости. Система не-

обязательно обладает способностью отслеживать свой успех

или размышлять над тем, при каких обстоятельствах имел мес-

то успех или неудача; это более позднее (и дорогое) дополнение.

Слежение на основе сотрудничества - когда объект-цель

предоставляет удобный маячок и тем самым упрощает задачу

следящему - является шагом на пути к слежению на основе

конкуренции, при котором объект-цель не только не предос-

тавляет никакого маячка с уникальной сигнатурой, но всеми

силами старается спрятаться, сделать слежение за собой не-

возможным. В противовес этому шагу со стороны жертв у

хищников развиваются системы слежения общего назначения,

сконструированные таким образом, чтобы любые аспекты от-

слеживаемого объекта становились частным и временным ма-

ячком - «поисковым образом», который создается для данного

случая с помощью имеющихся у хищника детекторов свойств

и используется для постоянной корреляции сигнатуры объекта-

цели. По мере изменения объекта-цели поисковый образ пере-

сматривается и обновляется с тем, чтобы выбранный объект

всегда был на прицеле.

Важно осознавать, что этот вариант слежения не предпо-

лагает отнесения объекта-цели к той или иной категории.

Представьте себе примитивный глаз, состоящий из нескольких

сотен фотоэлементов, преобразующих сигналы от изменяю-

щихся элементов изображения, которые включаются всем, что

отражает на них свет. Такая система могла бы без труда по-

слать сообщение следующего вида: «X, чем бы он ни был, от-

ветственный за изменение рассматриваемой сейчас группы

элементов изображения, только что отклонился вправо». (Ей не

нужно было бы отправлять такое многословное сообщение -

этой системе вообще не требуется ни слбв, ни символов.) По-

этому подобная система осуществляет один-единственный вид

идентификации - поминутно повторяющуюся идентифика-

цию отслеживаемого объекта в ее вырожденной или мини-

мальной форме. Далее здесь допускаются изменения и замены.

Если группа элементов изображения изменяется постепенно на

более или менее статичном фоне, то далее радикальные изме-

нения ее формы и внутреннего характера не помешают слеже-

нию, если только изменения происходят не слишком быстро.

(Ярким примером этой встроенной в нашу собственную зри-

тельную систему схемы является «феномен фи», который со-

стоит в том, что последовательность мигающих огней непроиз-

вольно интерпретируется этой системой как траектория дви-

жущегося объекта.)

Что произойдет, когда X временно скроется за деревом?

Бесхитростное решение будет состоять в том, чтобы сохранить

без изменений последнюю версию поискового образа, а затем

наугад просматривать окрестности в надежде снова засечь

этот временный маячок, как только он появится, если вообще

появится. Вы можете повысить свои шансы, нацелив поиско-

вый образ туда, где с наибольшей вероятностью вновь появит-

ся временный маячок. И ваш поиск этого наиболее вероятного

места будет более надежным (а не просто по методу подкиды-

вания монетки), если вы для расчета будущей траектории ма-

ячка просто по прямой продлите его старую траекторию. Это

один из простейших и самых распространенных способов сози-

дания будущего, и в нем, вместе с тем, в чистом виде представ-

лена интенциональность, своей стрелой нацеленная на несуще-

ствующую цель, в отношении которой, однако, есть основания

питать надежды.

112 113

Эта способность «поддерживать связь» с другим объектом

(при возможности буквально касаясь его и манипулируя им)

является необходимой предпосылкой высококачественного

восприятия. Например, визуальное распознавание отдельного

человека или объекта практически невозможно, если его образ

в течение длительного времени не удерживался в центральной

области глаза, имеющей высокую разрешающую способность.

Всем эпистемически голодным микроагентам нужно время,

чтобы насытиться и организоваться. Поэтому способность

держать в фокусе информацию о какой-то отдельной вещи

(той, за которой я сейчас слежу глазами) является необходимой

предпосылкой для создания идентифицирующей дескрипции

этой вещи*.

Чтобы максимизировать вероятность поддержания или во-

зобновления контакта с объектом, за которым ведется слеже-

ние, можно использовать мнолсество независимых систем, каж-

Эта мысль о первичности слежения перед описанием является, на мой

взгляд, единственной крупицей истины в совершенно безнадежном фило-

софском учении о том, что существуют две разновидности мнений - мне-

ния de re, как-то «напрямую» отсылающие к своим объектам, и мнения de

dicto, отсылающие к своим объектам только через посредничество dictum,

определенной дескрипции (сформулированной в естественном языке или в

некоем «языке мысли»). Различие между ними иллюстрируется следующим

(предполагаемым) различием между

считать, что Том (вот тот парень) является мужчиной

считать, что лицо, пославшее мне это анонимное письмо, является муж-

чиной.

Считается, что в первом случае интенциональность является более не-

посредственной, и она «прицепляется» к своему объекту более примитив-

ным образом. Но, как мы видели, даже наиболее непосредственные и при-

митивные случаи перцептуального слежения можно преобразовать в модус

de dicto (тот X, который, чем бы он ни был, является ответственным за изме-

нение рассматриваемой группы элементов изображения, только что откло-

нился вправо), чтобы выявить особенности механизма, опосредующего этот

самый «непосредственный» вид референции. Различие меэкду de re и de dicto

заключено в точке зрения говорящего или в том, что ему важно, но не в самом

явлении. Подробнее об этом вопросе см. Dennett, «Beyond Belief» (1982).

114

дал из которых подвержена ошибкам, но у которых частично

перекрываются области компетенции. Там где одна система

дает сбой, ее сменяют другие, а в результате получается плав-

ное и непрерывное слежение, составленное из дискретно

функционирующих элементов.

Как связаны между собой эти системы? Есть много воз-

можных способов. Если у вас имеются две сенсорные системы,

то вы можете соединить их при помощи логического элемента

И: чтобы агент прореагировал позитивным образом, они обе

должны быть ВКЛючены в результате поступивших входных

данных. (Логический элемент И может быть реализован в лю-

бой среде; это не вещь, а принцип организации. Два ключа,

которые нужно повернуть, чтобы открыть сейф для хранения

ценностей в банке или запустить ракету с ядерной боеголов-

кой, связаны между собой логическим элементом И. Когда вы

подсоединяете садовый шланг одним концом к крану, а на

другой крепите закрывающуюся насадку, то оба этих клапана

оказываются связанными логическим элементом И; для того

чтобы пошла вода, они оба должны быть открыты.) Другая

возможность - вы можете соединить две сенсорные системы

логическим элементом ИЛИ: каждая отдельно, А гиги В (или обе

сразу), заставят агента прореагировать позитивным образом.

Логические элементы ИЛИ используются для включения дубли-

рующих или резервных подсистем в более крупные системы:

если один блок откажет, функционирования второго блока бу-

дет достаточно для обеспечения работы всей системы. В двух-

двигательных самолетах двигатели соединены между собой

при помощи логического элемента ИЛИ: лучше, когда работают

оба двигателя, но в крайнем случае достаточно и одного.

По мере добавления систем резко возрастает число воз-

можных способов их соединения. Например, вы можете со-

единить их так, что ЕСЛИ ВКЛючена система А, то если ВКЛю-

чена В или С, система в целом будет реагировать позитивным

образом; в противном случае для позитивного реагирования

Должны быть включены обе системы Б и С. (Это равнозначно

соединению трех систем по мажоритарному принципу: если

большинство систем - любое большинство - ВКЛючено, сис-

тема в целом будет реагировать позитивным образом.) Все

возможные способы соединения систем при помощи логиче-

L

115

ских элементов И и ИЛИ (и логических элементов НЕ, которые

просто превращают в обратное или противоположное выход-

ное состояние системы, превращая ВКЛ в ВЫКЛ и наоборот)

называются булевыми функциями для этих систем, так как

они могут быть строго описаны с помощью логических опера-

торов И, ИЛИ и НЕ, которые впервые формализовал англий-

ский математик XIX века Джордж Буль. Но существуют и дру-

гие не-булевы способы соединения действий систем. Вместо

того чтобы посылать всех участников на центральный пункт

голосования, предоставляя каждому один голос (ДА или НЕТ,

ВКЛ или ВЫКЛ) и тем самым сводя вклад каждого в поведение

в одну уязвимую точку, где принимается решение (как сум-

марный результат всех булевых связей), мы могли бы позво-

лить каждому из них поддерживать свою собственную, неза-

висимую и непрерывно изменяющуюся связь с поведением,

чтобы поведение на выходе было результатом всей их активно-

сти. Уместно сослаться здесь на очень простой пример -

движущееся средство Валентине Брайтенберга, с двумя вмон-

тированными крестообразно фотодатчиками. «Решение» о по-

вороте влево или вправо определяется тем, вклад какой из

двух систем, состоящих из датчика и мотора, окажется более

весомым, но представлять данный результат как булеву функ-

цию от соответствующих «аргументов» в виде датчиков - не-

эффективно и бесполезно. (В принципе, поведение любой та-

кой системы мо лен о приблизительно описать с помощью буле-

вой функции, разложив ее соответствующим образом на под-

системы, но подобный аналитический трюк может помешать

выявить в их связях что-то действительно важное. Например,

мы можем, в принципе, рассматривать погоду как булеву сис-

тему, но это не дает нам новой информации и не работает.)

Если установить десятки, сотни или тысячи таких схем в

одном организме, то можно наделено управлять такой сложной

деятельностью, как самосохранение, при этом внутри орга-

низма не будет происходить ничего такого, что было бы похо-

же на продумывание отдельных мыслей. Имеют место лишь

многочисленные как бы принятия решений, как бы распозна-

вания, как бы прятания. У оснащенного таким образом орга-

низма есть много возможностей для «ошибок», но его ошибки

никогда не заключаются в том, что формулируется некоторое

ложное высказывание, которое принимается за истинное.

Насколько универсальной может быть подобная архитек-

тура? Трудно сказать. В последнее время исследователи скон-

струировали и испытали искусственные системы управления,

которые воспроизводят многие поражающие нас схемы пове-

дения, наблюдаемые у относительно простых форм жизни, та-

ких как насекомые и другие беспозвоночные. Поэтому очень

заманчиво думать, что всеми удивительно сложными видами

рутинной деятельности этих существ можно управлять с помо-

щью архитектуры, Подобной только что рассмотренной, даже

если мы пока не знаем, как сконструировать систему требуе-

мой сложности. В конце концов, мозг насекомого может иметь

всего несколько сотен нейронов, но представьте только, каки-

ми сложными взаимодействиями с миром может управлять

этот механизм. Например, биолог-дарвинист Роберт Триверс

отмечает:

Выращивающие грибок муравьи занимаются земледелием. Ра-

ботники срезают листья, тащат их в колонию, готовят из них среду

для выращивания грибка, высаживают на ней грибок, удобряют его

своими экскрементами, избавляются от его соперников, оттаскивая

их в другое место, и наконец, собирают урожай в виде особой части

грибка, которой они питаются. (1985, р. 172)

Затем, у рыб и птиц есть продолжительные и сложно ско-

ординированные ритуалы для брачного периода и воспитания

потомства. К каждому шагу предъявляются сенсорные требо-

вания, которые должны быть выполнены до того, как будет

предпринят этот шаг, а затем проводится адаптивный кон-

троль за его выполнением с учетом возникающих препятствий.

Как осуществляется управление этими сложными маневрами?

Кропотливо варьируя доступные источники информации в

экспериментах, биологи определили многие условия окружаю-

щей среды, которые используются в качестве сигналов, но это-

го недостаточно для установления того, какую информацию

организм способен собирать. Следующей трудной задачей бу-

Дет выяснение того, как могут быть устроены крошечные моз-

116 . 117