Часть 5.

ги этих организмов, чтобы правильно воспользоваться всей

этой полезной восприимчивостью к информации.

Если вы рыба, или краб, или что-то вроде этого и одним из

ваших планов является строительство гнезда из гальки на дне

моря, вам будет нужно устройство для обнаружения гальки и

способ находить дорогу назад к вашему гнезду, где вы помес-

тите найденную гальку в нужное место перед новым выходом

на поиск. Однако этой системе необязательно быть защищен-

ной «от дурака». Поскольку маловероятно, что за время вашего

отсутствия на вашем месте какие-то самозванцы тайком воз-

двигнут свои гнезда (если только вами не заинтересовались

хитрые люди-экспериментаторы), осуществляемая вами пов-

торная идентификация может отвечать довольно низким и не-

дорогим стандартам. В случае ошибочной «идентификации»

вы, вероятно, будете продолжать строительство, не только не

разобравшись в случившемся, но и совершенно не заметив или

не поняв свою ошибку и не проявив ни малейшего беспокой-

ства. С другой стороны, если вы окажетесь оснащенными до-

полнительной системой идентификации гнезд, и гнездо само-

званца не пройдет ее проверки, вы будете в замешательстве,

поскольку эти две системы будут толкать вас в разные сторо-

ны. Такие конфликты случаются, но когда организм в сильном

возбуждении мечется взад и вперед, не имеет смысла спраши-

вать: «О чем он сейчас думает? Каково пропозициональное со-

держание переживаемого им состояния замешательства?»

Таким организмам, как мы, которые оснащены на многих

уровнях системами самомониторинга и способны выявлять и

гасить подобные конфликты при их возникновении, иногда

бывает совершенно ясно, какая именно ошибка была допуще-

на. Тревожным случаем является галлюцинация Капгра, при-

чудливый недуг, иногда поражающий людей, перенесших

травму мозга. Отличительным признаком галлюцинации Капг-

ра является убеждение страдающего ею человека, что его

близкий знакомый (обычно любимый) был заменен самозван-

цем, который своим внешним видом (голосом и поведением)

очень на него похож:, тогда как сам знакомый таинственным

образом исчез! Это удивительное явление должно произвести

сокрушительное воздействие на философов. Для иллюстрации

своих разнообразных философских теорий философы выдумы-

118

вали множество заумных случаев ошибочного опознания; фило-

софская литература изобилует фантастическими мысленными

экспериментами о шпионах и убийцах, путешествующих ин-

когнито, о лучших друзьях, переодетых гориллами о давно раз-

лучившихся однояйцевых близнецах, но случаи галлюцинации

Капгра из реальной жизни до сих пор ускользали от внимания

философов. Особенно удивительно то, что эти случаи нельзя

объяснить искусным переодеванием и недолгим разглядывани-

ем. Напротив, галлюцинация сохраняется, далее если больной

тщательно осмотрел «самозванца» и даже если тот умоляет уз-

нать его. Известны случаи, когда страдающие синдромом Капг-

ра убивали своих супругов, настолько они были уверены в том,

что эти похожие на их близких пришельцы пытаются занять

место - целую жизнь, - которые им по праву не принадлежат!

Не подлежит сомнению, что в таком печальном случае рассмат-

риваемый человек принимает за истинные некоторые весьма

специфические суждения нетождества: Этот мужчина не мой

муж:, этот мужчина качественно подобен моему мужу настоль-

ко, насколько это возможно, и все же он не мой муж. Особенно

интересен для нас тот факт, что люди, страдающие от таких

галлюцинаций, иногда абсолютно неспособны сказать, почему

они в этом так уверены.

Нейропсихолог Эндрю Янг (1994) предлагает изобретатель-

ную и правдоподобную гипотезу в качестве объяснения этого

явления. Янг противопоставляет галлюцинацию Капгра друго-

му любопытному недугу, вызываемому травмой мозга: агнозии

на лица (просопагнозии). Люди, страдающие этим недутом, не

могут узнавать знакомые лица. Их зрение может быть в пол-

ном порядке, но они не могут идентифицировать далее своих

ближайших друзей, пока не услышат их голос. В стандартном

эксперименте им показывают разнообразные фотографии -

неизвестных им людей, так и членов их семьи и знаменитостей

- Гитлера, Мэрилин Монро, Джона Ф. Кеннеди. Когда их про-

сят отобрать знакомые лица, им удается это сделать только

случайно. Но более десятилетия назад исследователи предпо-

ложили, что несмотря на эти ужасно плохие результаты, что-

too в некоторых людях, страдающих агнозией на лица, пра-

вильно опознает членов семьи и известных людей, поскольку

Бх тела иначе реагируют на знакомые лица. Если при рассмат-

119

ривании фотографии знакомого лица им называют разнооб-

разные имена, то при произнесении правильного имени, у них

возникает повышенный кожно-гальванический рефлекс. (Кож-

но-гальванический рефлекс используется для измерения элек-

трической проводимости кожи, и на нем основана работа по-

лиграфов или «детекторов лжи».) Из этих результатов Янг и

другие исследователи сделали вывод, что должно быть две сис-

темы (или больше), которые могут производить идентифика-

цию лица, а у страдающих агнозией на лица и имеющих по-

добный кожно-гальванический рефлекс одна из этих систем не

поражена. Эта система продолжает исправно работать, скрыто

и по большей части незаметно для других. Теперь предполо-

жим, говорит Янг, что у страдающих галлюцинацией Капгра

имеется прямо противоположный дефект: открытая система

(или системы) осознаваемого распознавания лиц действует

прекрасно - именно поэтому страдающие галлюцинацией

Капгра согласны, что «самозванцы» и в самом деле выглядят

как их любимые, но скрытая система (или системы), от кото-

рой обычно в таких случаях исходит ободряющий вотум согла-

сия, повреждена и зловеще молчит. Из-за отсутствия этого

едва уловимого вклада в идентификацию все настолько нару-

шается («Чего-то не хватает!»), что это служит своеобразным

«карманным вето»5, отменяющим решение здоровой системы: в

итоге больной искренне убежден в том, что он видит само-

званца. Вместо того чтобы возлагать вину за несоответствие на

неисправную систему восприятия, человек обвиняет мир та-

ким метафизически экстравагантным, таким невероятным

способом, что вряд ли можно сомневаться в силе (по сути, по-

литической силе), которую обычно имеет над всеми нами по-

врежденная система. Когда эпистемический голод этой отдель-

ной системы остается неутоленным, она закатывает такую ис-

терику, что сводит на нет действие всех прочих систем.

Между погруженным в забытье крабом и странно заблуж-

дающейся жертвой галлюцинации Капгра существуют и про-

межуточные случаи. Разве собака не может узнать или не уз-

нать своего хозяина? Согласно Гомеру, когда Одиссей вернулся

5 В США - задержка президентом подписания законопроекта до за-

крытия сессии конгресса. - Прим, перев.

120

на Итаку после своих двадцатилетних скитаний, переодетый в

лохмотья нищего, его старая собака Аргос узнала его, завиляла

хвостом, прижала уши, а затем умерла. (А Одиссей, стоит на-

помнить, тайком утер слезу.) Так же как у краба есть основа-

ния (пытаться) отслеживать идентичность своего гнезда, так и

у собаки есть основания (пытаться) отслеживать среди прочих

важных вещей в мире хозяина. Чем более настоятельны осно-

вания для повторной идентификации вещей, тем больше плата

за то, чтобы не совершать ошибок, и тем больше вложения в

перцептуальные и когнитивные механизмы будут окупать се-

бя. Развитые виды научения зависят, фактически, от предше-

ствующих им способностей к (повторной) идентификации.

Возьмем простой случай и предположим, что собака видит

Одиссея трезвым по понедельникам, средам и пятницам, а по

субботам видит его пьяным. Есть несколько логически прием-

лемых заключений, которые можно вывести из этого множест-

ва впечатлений: что существуют пьяные и трезвые люди, что

один человек может быть пьяным в один день и трезвым - в

другой, и что Одиссей именно такой человек. Собака не могла

бы - логически не могла бы - знать второй или третий факт

из этой последовательности отдельных впечатлений, если бы у

нее не было некоторого (подверженного ошибкам, но довольно

надежного) способа повторной идентификации человека как

одного и того же в разных восприятиях. (Millican, в печати)

(Этот же принцип находит еще более наглядное выражение в

том любопытном факте, что вы не можете - в логическом

плане - узнать, как вы выглядите, смотря в зеркало, если

только у вас нет какого-то другого способа опознать в качестве

своего лицо, которое вы видите. Без такой независимой иден-

тификации вы бы смогли изучить свою внешность, смотря в

зеркало, не в большей мере, чем если бы вы рассматривали

фотографию, которая случайно оказалась вашей.)

Собаки живут в мире более разнообразного и сложного по-

ведения, чем крабы, где больше возможностей для ухищрений,

обмана и маскировки, а, следовательно, и больше выгод можно

извлечь, если не принимать ложных подсказок. Но, еще раз

отмечу, системы собаки необязательно имеют защиту «от дура-

ка». Если собака совершает ошибку идентификации (любого

вида), мы можем характеризовать это как случай ошибочного

121

г опознания, но нам необязательно заключать, что собака спо-

собна мыслить некоторое суждение и вести себя так, как если

бы она в него верила. Поведение Аргоса в рассказе трогатель-

но, но мы не должны допускать сентиментальность в наши

теории. Аргос мог бы также любить запахи осени и каждый

год радостно реагировать на ласкающие его ноздри запахи

спелых фруктов, но это не означало бы, что он каким-то обра-

зом способен различать повторяющиеся времена года вроде

осени, с одной стороны, и возвращающихся людей вроде Одис-

сея, с другой. Не является ли Одиссей для Аргоса просто упо-

рядоченным собранием приятных запахов и звуков, зритель-

ных образов и чувств - чем-то вроде нерегулярно повторяю-

щегося времени года (не наступавшего целых двадцать лет!),

во время которого предпочтительно особое поведение? Это та-

кое время года, которое обычно бывает трезвым, но в некото-

рых случаях как известно, оно является пьяным. Со своей осо-

бой человеческой точки зрения мы можем видеть, что успех

Аргоса в этом мире зачастую зависит от того, насколько его

поведение приближается к поведению агента действия, кото-

рый, подобно нам, взрослым людям, ясно различает индиви-

дов. Поэтому, когда мы интерпретируем его поведение с пози-

ций интенциональнои установки, мы вполне можем приписать

Аргосу верования, в которых различаются Одиссей и другие

люди, более сильные собаки-соперники и более слабые, овцы и

другие животные, Итака и иные места и т.д. Но мы должны

быть готовы к обнаружению в этом его кажущемся понимании

некоторых шокирующих провалов, немыслимых для существ,

обладающих нашей концептуальной схемой, а, следовательно,

абсолютно невыразимых в человеческом языке.

О разумности домашних животных говорят на протяжении

тысячелетий. Древний философ-стоик Хрисипп рассказывал о

собаке, которая оказалась способной на следующий разумный

поступок: подойдя к развился из трех дорог, она обнюхала до-

роги Л и Б и, не обнюхивая дорогу С, устремилась по ней, рас-

судив, что если она не учуяла следа на дорогах А и В, то пре-

следуемая добыча должна была пойти дорогой С. Люди менее

склонны рассказывать об удручающей глупости своих любим-

цев и часто отказываются делать выводы из тех провалов, ко-

торые они обнаруживают в их способностях. Какая умная со-

122

бачка, но может ли она сообразить, как размотать поводок, за-

крутившийся вокруг дерева или фонарного столба? Казалось

бы, для собаки это вполне подходящий тест на разумность по

сравнению, скажем, со способностью чувствовать иронию в

поэзии или понимать транзитивность отношения теплее-чем...

(если А теплее В, а В теплее С, то А [теплее? холоднее?] С.) Но

немного есть собак, если они вообще есть, которые способны

его пройти. А дельфины, при всей их разумности, как это ни

странно, неспособны понять, что, попав" в сеть для ловли тун-

ца, они могут легко выпрыгнуть из нее. Для них вполне естест-

венно выпрыгивать из воды, тем больше поражает их бестол-

ковость в данной ситуации. Как регулярно обнаруживают ис-

следователи, чем изобретательней вы исследуете способности

животных, тем с большей вероятностью открываете в них не-

ожиданные провалы. Способность животных обобщать на ос-

новании их отдельных разумных действий очень ограничена.

(Потрясающее описание этого направления в исследовании

верветовых обезьян, см. Cheney and Seyfarth, How Monkeys See

the World, 1990.)

Мы, люди, можем разглядеть сбои в процессе отслеживания,

которые находятся за пределами познаний других существ, бла-

годаря нашей способности размышлять характерным для нас

образом. Предположим, что Том на протяжении многих лет но-

сил с собой монетку в качестве талисмана. У Тома не было име-

ни для этой монетки, но мы будем называть ее Эми. Том брал

Эми с собой в Испанию, он держит ее на ночном столике во

время сна и т.д. Но однажды во время поездки в Нью-Йорк,

поддавшись импульсу, Том бросает Эми в фонтан, где она сме-

шивается со множеством других монет, становясь для Тома и

нас абсолютно неотличимой от этих монет, по крайней мере, от

тех из них, на которых стоит та же дата выпуска, что и на Эми.

Тем не менее, Том может размышлять над этой ситуацией. Он

может признать истинным суждение о том, что одна и только

одна из этих монет является тем талисманом, который он всегда

носил с собой. Он может быть обеспокоен (или просто удивлен)

тем фактом, что безвозвратно потерял из виду то, что так или

иначе отслеживал на протяжении многих лет. Предположим, 1Что он поднял из фонтана одну из монеток. Он понимает, что

одно и только одно из следующих двух высказываний истинно:

123

1. Монетка, которую я сейчас держу в руке, есть та монетка, ко-

торую я привез с собой в Нью-Йорк.

2. Монетка, которую я сейчас держу в руке, не есть та монетка,

которую я привез с собой в Нью-Йорк.

Не нужно быть выдающимся ученым, чтобы понять, что

одно из этих двух высказываний должно быть истинным, даже

если ни Том и никто другой в мировой истории, прошлой и бу-

дущей, не сможет определить, которое именно. Эта наша спо-

собность создавать и даже во многих случаях проверять гипо-

тезы об идентичности практически является совершенно неве-

домой для всех других биологических видов. Деятельность и

планы многих созданий требуют от них отслеживать и повтор-

но идентифицировать индивидов - матерей, особей

противоположного пола, пишу, начальников и подчиненных в

стаде - но нет никаких данных, что, делая это, они должны

понимать, то они делают именно это. Их интенциональность

никогда не поднимается до той метафизической

обстоятельности, до которой может подняться наша.

Как мы это делаем? Не нужно быть выдающимся ученым,

чтобы иметь такие мысли, но нужно быть грегорийским созда-

нием, обладающим, среди прочих орудий ума, еще и языком.

Но чтобы использовать язык, нам нужно иметь особые способ-

ности, которые позволят нам извлекать эти орудия ума из ок-

ружающей (социальной) среды, в которой они находятся.

ГЛАВ А 5

СОЗДАНИЕ МЫШЛЕНИЯ

Неспособные мыслить природные психологи

Язык был изобретен для того,

чтобы люди могли скрывать свои мысли друг от друга.

Шарль-Морис Талейран

Многие животные прячутся, но не думают о том, что пря-

чутся. Многие животные сбиваются в стаи, но не думают о

том, что сбиваются в стаи. Многие животные преследуют сво-

их жертв, но не думают о том, что делают это. Все они оказы-

ваются в выигрыше от того, что имеют нервную систему, ко-

торая управляет этим разумным и адекватным поведением, не

отягощая головы хозяина мыслями или чем-то похожим на

мысли, которые продумываем мы, мыслящие существа. Ловить

и поедать, прятаться и убегать, собираться в стаи и рассеи-

ваться - все это, видимо, умеют делать неспособные мыслить

механизмы. Но существует ли умное поведение, которое долж-

но сопровождаться, предваряться и контролироваться умными

мыслями?

Если стратегия применения интенциональной установки

действительно является таким великим благом, как я утвер-

ждаю, тогда наиболее очевидным местом для поиска прорыва

в развитии животной психики оказываются интенциональные

системы, которые сами способны применять интенционалъную

установку по отношению к другим (и по отношению к себе). Мы

Должны искать такое поведение, в котором есть чувствитель-

ность к различиям в (гипостазируемых) мыслях других живот-

ных. Как говорится в старой шутке о бихевиористах: они не ве-

рят в верования, думают, что никто не способен думать, и, по

Их мнению, никто не имеет мнений. Какие животные столь лее

самодовольны, как бихевиористы, не будучи способными даже

гипотезу о мыслях других животных? Какие живот-

ные оказались вынужденными или получили возможность под-

няться на более высокую ступень? Видимо, есть что-то парадок-

сальное в немыслящем агенте, который занят открытием мыс-

лей в других агентах и манипулированием этими мыслями, по-

этому, возможно, именно здесь мы обнаружим тот уровень

сложности, который необходим для развития мышления.

Могло ли мышление появиться в два счета? (Если вы буде-

те думать о моих мыслях, мне придется начать думать о ва-

ших, чтобы не остаться в долгу, - гонка вооружений в реф-

лексии.) Многие теоретики полагали, что развитие более высо-

кого интеллекта объясняется подобной гонкой вооружений. В

известной статье («Природные психологи», 1978) психолог Ни-

колас Хэмпфри утверждал, что развитие самосознания являет-

ся стратегемой в процессе разработки и проверки гипотез о

том, что происходит в сознании других. Может показаться, что

способность проявлять в своем поведении чувствительность и

манипулятивность по отношению к мышлению другого агента

автоматически сопровождается способностью проявлять в сво-

ем поведении чувствительным и к собственному мышлению.

Это возможно, либо потому что самосознание, как предполо-

жил Хэмпфри, используется в качестве источника гипотез о

сознании другого, либо потому что, привыкнув применять ин-

тенциональную установку к другим агент замечает, что может

с пользой для дела подвергнуть и себя подобной же процедуре.

Или лее привычка применять интенциональную установку мог-

ла распространиться на интерпретацию других и себя как

следствие некоторой комбинации этих причин.

В очерке под названием «Условия индивидуальности чело-

века» («Conditions of Personhood», 1976), я утверждал, что важ-

ным шагом на пути становления человека был переход от ин-

тенциональной системы первого порядка к интенциональной

системе второго порядка. Интенциональная система первого

порядка имеет верования и желания относительно многого, но

не относительно верований и желаний. Интенциональная сис-

тема второго порядка имеет верования и лселания относительно

верований и желаний как своих собственных, так и других сис-

тем. Интенциональная система третьего порядка была бы спо-

собна к таким вещам, как хотеть, чтобы вы считали, что она

хочет чего-либо, в то время как Интенциональная система чет-

126

вертого порядка могла бы считать, что вы хотите, чтобы она

считала, что вы верите во что-то и т.д. Огромным шагом, ут-

верждал я, был переход от первого порядка ко второму; более

высокие порядки зависят лишь от того, как много субъект мо-

жет одновременно держать в голове, а это меняется от обстоя-

тельств, даже в случае одного и того лее субъекта. Иногда более

высокие порядки достигаются чрезвычайно легко, как бы не-

произвольно. Почему герой в фильме старается изо всех сил не

улыбаться? Из контекста это становится совершенно ясно: его

усилия говорят нам, что он знает, что она не осознает, что он

уже знает, что она хочет, чтобы он пригласил ее на танец, и он

хочет, чтобы все так и продолжалось. Уверены ли вы в том,

что я хочу, чтобы вы считали, что я хочу, чтобы вы поверили в

то, что я здесь говорю?

Но если интенциональность высшего порядка, как утверж-

дал я наряду с другими, является важным достижением в раз-

витии психики, то она не так уж очевидно служит водоразде-

лом между мыслящей и немыслящей разумностью, который мы

ищем. Некоторые наиболее изученные случаи (очевидной) ин-

тенциональности высшего порядка среди животных, видимо,

все же относятся к разряду нерефлексивной находчивости. Рас-

смотрим хорошо известное «демонстративно отвлекающее» по-

ведение некоторых птиц, вьющих свои гнезда на земле: в случае

приближения к их гнезду хищника они тайком отходят от своих

незащищенных яиц и птенцов и начинают самым демонстра-

тивным образом изображать, что у них сломано крыло - взма-

хивают крыльями, падают и жалобно вскрикивают. Обычно это

позволяет увести хищника далеко от гнезда, вовлекая его в

бессмысленную погоню, в которой он никогда не поймает обе-

щанную «легкую» добычу. Незакрепленные рациональные ос-

нования этого поведения ясны, и, воспользовавшись полезным

приемом Ричарда Доукинса из его книги 1976 года «Ген эгоиз-

ма», мы можем сформулировать их в виде воображаемого

внутреннего монолога:

«Я - птица, вьющая гнезда на земле: мои птенцы не защищены

от хищника, если он их обнаружит. Можно ожидать, что, если я не

отвлеку этого приближающегося хищника, он скоро их обнаружит;

его можно отвлечь, учитывая его желание поймать и съесть меня, но i 127

только если он сочтет, что у него есть шансы меня поймать (я не

приманка); он так и будет считать, если я представлю ему свиде-

тельство того, что я больше не могу летать; я могу это сделать, при-

творившись, что у меня сломано крыло и т. д.» (Dennett, 1983)

При рассмотрении в главе 2 случая, когда Брут закалывает

Цезаря, было вполне правдоподобным предположение о том,

что Брут действительно прошел через нечто подобное тому мо-

нологу, который мы набросали в общих чертах, хотя обычно

далее самый словоохотливый человек в разговоре с самим со-

бой многое из этого монолога оставил бы невысказанным. Од-

нако предположение о том, что любая птица переживает нечто

подобное приведенному монологу, совершенно не вызывает

доверия. Тем не менее, этот монолог безусловно выражает ра-

циональное основание описанного поведения независимо от

того, может ли птица понять это основание или нет. Исследо-

вание этолога Кэролин Ристо (1991) показало, что, по крайней

мере, в случае одного такого вида птиц - свистящих зуйков -

«отвлекающая демонстрация» осуществляется при помощи до-

вольно сложных средств контроля. Например, эти птицтл от-

слеживают направление взгляда хищника, усиливают демон-

стративность своего поведения, если чувствуют, что хищник

теряет к ним интерес, а также иными способами приспосабли-

вают свое поведение к особенностям хищника. Кроме того,

зуйки по-разному ведут себя в зависимости от формы и разме-

ра посягающего на их гнездо животного: поскольку коровы не

плотоядны и их не привлекает птица в качестве легкой добы-

чи, поэтому некоторые зуйки обращаются с коровами иначе:

громким клекотом и поклевыванием, они стараются их про-

гнать вместо того, чтобы заманить в другое место.

Зайцы, по-видимому, могут оценить, насколько велик при-

ближающийся хищник, например лиса, и насколько он опасен

(Hasson, 1991, Holley, 1994). Если заяц установит, что он ка-

ким-то образом оказался в пределах досягаемости для лисы, он

либо припадет к земле и замрет, рассчитывая на то, что лиса

вообще его не заметит, либо, пригнувшись побежит как можно

быстрее и бесшумнее, хоронясь за всеми попадающимися ук-

рытиями. Но если заяц определит, что эта лиса вряд ли сумеет

его догнать, то он сделает одну странную и удивительную

128

вешъ. Он встанет на задние лапы, чтобы его было лучше видно,

0 свысока посмотрит на лису! Почему? Потому что этим он по-

казывает лисе, что ей следует отказаться от погони. «Я тебя

уясе видел и не боюсь. Не трать своего драгоценного времени и

драгоценных сил на погоню за мной. Откажись!» И лиса обыч-

зо приходит к этому же выводу, отправляясь на поиски ужина

в Друг06 место и оставляя зайца, который таким образом со-

храняет силы для собственного пропитания.

И в этом случае рациональное основание этого поведения

почти наверняка является незакрепленным. Вероятней всего,

эту тактику заяц разработал не сам, и вряд ли он способен был

размышлять над ней. Зачастую нечто подобное совершают га-

зели, преследуемые львами или гиенами. Это называется стот-

тингом. Они делают нелепо высокие прыжки, нисколько не ус-

коряющие их бег, а предназначенные лишь для демонстрации

хищнику их превосходящей скорости. «Не пытайся преследо-

вать меня. Охоться за моими собратьями. Я настолько быстра,

что могу тратить время и силы на эти дурацкие прыжки, и все

равно убегу от тебя.» И это, видимо, срабатывает; хищники

обычно переключают свое внимание на других животных.

Можно привести и другие варианты поведения хищника и

его жертвы, и все они будут иметь сложные рациональные ос-

нования, но данных в пользу того, что животные каким-то об-

разом представляют себе эти рациональные основания ни-

чтожно мало или нет вообще. Если этих животных и следует

рассматривать как «природных психологов» (используя термин

Хэмпфри), то они, очевидно, являются немыслящими природ-

ными психологами. У этих животных нет представления о

мышлении тех, с кем они взаимодействуют, т.е. им не нужно

обращаться к какой-либо внутренней «модели» мышления дру-

гого, чтобы предсказать его поведение и соответственным об-

разом изменить свое. Они снабжены довольно большим «спи-

ском» альтернативных вариантов поведения, точно соотнесен-

ным с достаточно большим списком перцептивных сигналов, и

Им не нужно знать ничего более. Можно ли считать это чтени-

ем мыслей? Являются ли зуйки, зайцы или газели интенцио-

Нальными системами высшего порядка или нет? Этот вопрос

Начинает казаться менее важным, нежели вопрос о том, как

Могло бы быть организовано то, что выглядит как способность

129

читать мысли. Когда лее, в таком случае, появляется необходи-

мость выйти за пределы этих огромных списков? Этолог Энд-

рю Уайтен предположил, что эта необходимость появляется

лишь тогда, когда списки становятся слишком длинными и

громоздкими для пополнения. Такой список, говоря языком ло-

гики, равнозначен конъюнкции условных высказываний или

пар «если-то»:

[Если видишь х, то делай А], и [если видишь у, то делай В], и [если

видишь z, то делай С], ...

В зависимости от количества имеющихся независимых ус-

ловных высказываний может стать экономичным их объеди-

нения в более организованные представления мира. Возможно,

у некоторых биологических видов (каких именно - вопрос от-

крытый) появляется блестящее нововведение в виде экспли-

цитного обобщения, которое позволяет при появлении новых

случаев разбивать и перестраивать списки в соответствии с

первопринципами. Рассмотрим диаграмму Уайтена, отра-

жающую сложную структуру, организующуюся вокруг внут-

реннего представления, которое одно животное имеет для оп-

ределенного желания другого животного.

(12) Обхаживания X могут быть лишь средством для достижения

цели, они закончатся, если появится шанс схватить мясо -* относить-

ся скептически

(13) Если дать Хмясо, это усилит его дружелюбность -* дать мясо

Как и прежде, мы можем понять рациональное основание

такого объединения, но тем, кто его совершает в своем уме, не

нужно каким-либо образом учитывать эти рациональные осно-

вания. Если им повезло и они нашли это конструктивное усо-

вершенствование, они могли просто воспользоваться его пре-

имуществами, не понимая, почему или как оно работает. Но

действительно ли эта конструкция является тем усовершенст-

вованием, каким кажется? Какая от нее польза и каковы из-

держки? И если оставить в стороне ее ценность, как она могла

бы возникнуть? Не появилась ли она однажды как результат

случайной и отчаянной реакции на растущие «накладные рас-

ходы» - слишком большое количество правил-условий, чтобы

rr их можно было одновременно обслуживать? Возможно, но ник-

со еще не установил верхнего предела для числа совместно дей-

ствующих и полу автономных структур управления, которые

Рис. 5.1.

Y ВОСПРИНИМАЕТ

X постоянно следит

за мясом

X обхаживает тех,

у кого есть мясо

X пытается

схватить

мясо

130

X угрожает

животным низшего

ранга, которые

приближаются

_кмясу

X - подбирает

любые найденные

JJM кусочки мяса

•* следует за теми,

У кого есть мясо

X ПРЕДСКАЗЫВАЕТ

(и ^ СОВЕРШАЕТ

ДЕЙСТВИЕ)

X возьмет мясо, если

кто-то оставит его

ОХРАНЯТЬ

X будет несклонен от-

дать мясо, раз оно к

нему попало

ПОДОЙТИ

ОСТОРОЖНО

!

Обхаживания X могут

быть лишь

средством для

достижения цели,

они закончатся,

если появится шанс

схватить мясо

->> ОТНОСИТЬСЯ

СКЕПТИЧЕСКИ

Если дать X мясо, это

усилит его

дружелюбность

ДАТЬ МЯСО

131

могут сосуществовать в нервной системе. (У реально сущест-

вующего агента, имеющего реально существующую нервную

систему, такого предела вообще может не быть. Возможно, в

мозге эффективно действуют несколько сотен тысяч таких

перцептивно-поведенческих схем управления - сколько их

могло бы потребоваться?)

Разве не могла произойти под давлением иных селектив-

ных механизмов эта реорганизация структур управления,

имевшая своим побочным результатом способность к обобще-

нию? Этолог Дэвид МакФарланд (1989) утверждает, что воз-

можность коммуникации как раз и оказывает такое форми-

рующее давление. Кроме того, к важной истине близок и Та-

лейран, высказавший циничное предположение, с которого

начинается эта глава. Когда у биологических видов зарождает-

ся коммуникация, абсолютная честность - это не самая луч-

шая тактика, так как ею в полной мере могут воспользоваться

конкуренты (Dawkins and Krebs, 1978). Конкуренция очевидна

во всех случаях коммуникации между хищником и жертвой,

как, например, при минимальной коммуникации, в которой

участвует занимающаяся стоттингом газель и заяц, свысока

смотрящий на лису; здесь хорошо видно, как появляется воз-

можность для обмана. Наращивая вооружения при созидании

будущего, вы имеете огромное преимущество, если продуци-

руете будущее в отношении другого лучше и в большей мере,

чем он продуцирует ваше будущее, поэтому агенту надлежит

всегда сохранять в тайне свою систему управления. В общем,

непредсказуемость - это прекрасное защитное средство, ко-

торым никогда не стоит разбрасываться, а следует применять

с умом. Можно многое получить от коммуникации, если ею

умело пользоваться - быть правдивым настолько, чтобы не

терять доверия других, но быть и достаточно лживым, чтобы

оставался свободный выбор. (Это является первой заповедью в

покере: кто никогда не блефует, тот никогда не выигрывает; кто

всегда блефует, тот всегда проигрывает.) Нужно сильно напрячь

воображение, чтобы представить лису и зайца совместно ре-

шающими их общие проблемы управления ресурсами, но фак-

тически они оба выигрывают от этих редких передышек.

Перспективы расширения сотрудничества, а, стало быть, и

увеличения вытекающих из него выгод гораздо лучше видны в

132

контексте коммуникации членов одного и того лее биологиче-

ского вида. Здесь участие в добывании пищи, в уходе за дете-

нышами, в обеспечении коллективной защиты и т.д., со всеми

сопряженными с этим затратами и опасностями, предоставляет

много возможностей для сотрудничества, но только если соблю-

даются довольно строгие условия использования этих возмож-

ностей. В природе нельзя принимать за данность сотрудничест-

во между родителями или между родителями и потомством; в

основе любых взаимно полезных конвенций лежит вездесущая

возможность конкуренции, а поэтому ее нельзя сбрасывать со

счетов.

Согласно МакФарланду, потребность в явно выраженном,

манипулируемом представлении чьего-либо поведения возни-

кает только тогда, когда появляется возможность потенциаль-

но совместной, но одновременно обеспечивающей самосохра-

нение коммуникации, ибо в этом случае в распоряжении аген-

та должна оказаться новая форма поведения: в виде передачи

ясного сообщения о другом своем поведении. («Я пытаюсь

поймать рыбу», или «Я ищу свою маму», или «Я просто отды-

хаю»). Столкнувшись с задачей сформировать и выполнить по-

добный коммуникативный акт, агент оказывается перед той

же проблемой, перед которой стоим и мы, наблюдающие тео-

ретики: Каким образом имеющийся у агента клубок соеди-

няющихся и переплетающихся схем управления поведением,

которые одновременно конкурируют друг с другом и усилива-

ют друг друга, должен быть разделен на конкурирующие «аль-

тернативы»? Коммуникация поощряет четкие ответы. Как го-

ворится: «Вы будете ловить рыбу или нарезать наживку?» По-

этому требования коммуникации, принуждая агента к катего-

риальному выбору, зачастую могут вызывать искажение - по-

добное искажение имеет место, когда вам нужно выбрать одну

какую-то альтернативу в плохо составленном тесте: если вари-

анта «ничто из упомянутого» нет, вы вынуждены согласиться

на наименее нежелательный вариант. По мнению МакФарлан-

да, эту задачу разделения того, в чем природа не наметила ви-

димых линий сочленения, агент решает при помощи, так ска-

зать, аппроксимирующего фантазирования. Он начинает по-

мечать ярлыками свои склонности, как если бы они управля-

лись явно выраженными целями - - планами действий, а не

133

были тенденциями в поведении, возникающими из взаимодей-

ствия разнообразных вариантов. Как только такие представ-

ления намерений появляются столь неуклюжим образом, им,

видимо, удается стать для самого агента убедительным свиде-

тельством того, что его действия с самого начала управлялись

этими четкими намерениями. Для разрешения проблемы ком-

муникации агент сам для себя создает специальный «интер-

фейс пользователя», меню возможных вариантов для выбора, а

затем в некоторой степени попадается на свою лее собствен-

ную удочку.

Однако возможности правильного использования такого

рода коммуникации жестко ограничены. Многие виды окру-

жающей среды не позволяют хранить секреты, какими бы

склонностями и способностями ни обладали действующие в

них агенты, а если вы не можете хранить секреты, то комму-

никация играет очень незначительную роль. Согласно древней

народной мудрости людям, живущим в стеклянных домах, не

стоит кидаться камнями, но у животных, живущих в природе

как в стеклянном доме, и нет камней, которые можно было бы

бросить. Обитая в плотных группах на открытых территориях,

они редко, если вообще когда-либо, бывают достаточно долго

вне пределов видимости и слышимости (а также обоняемости

и осязаемости) для своих собратьев по биологическому виду, и

поэтому у животных нет условий, в которых можно иметь сек-

реты. Предположим, что р является экологически важным

фактом, и предположим, что вы знаете, что р, но никто другой

этого не знает - пока. Если вы и все ваши потенциальные

конкуренты обладают доступом к практически одной и той же

информации об окружающей среде, то почти невозможно по-

явление обстоятельств, при которых вы можете обратить себе

на пользу такой временный градиент информации. Будучи ан-

тилопой гну, вы можете первой увидеть или почуять льва на

северо-западе, но вы не можете припрятать (или продать) эту

информацию, так как те, кто находятся рядом с вами, скоро

сами будут обладать ею. Поскольку возможность держать под

контролем это временное информационное преимущество ни-

чтожно мала, у хитрой антилопы гну (например) будет крайне

мало шансов получить от него выгоду. Что она могла бы сде-

лать, чтобы благодаря своей подлости получить преимущество

над другими?

Исходя из интенциональной установки, мы легко видим, что

такое кажущееся простыв поведение, как хранение тайны -

с большинства точек зрения, нулевое поведение - фактичес-

ки, в своей успешности зависит от выполнения весьма жестко-

го набора условий. Предположим, что БИЛЛ хранит некую тай-

ну р от Джима. Должны быть соблюдены следующие условия:

1. Билл знает (считает), что р.

2. Билл считает, что Джим не знает, что р.

3. Билл не хочет, чтобы Джим узнал, что р.

4. Билл считает, что может сделать так, чтобы Джим не узнал,

что р.

Именно это последнее условие делает возможным развитие

такого поведения как хранение тайны (например об особенно-

стях внешней среды) только в особых средах. Это ясно проде-

монстрировали эксперименты приматолога Эмиля Мензеля

(1971, 1974) в 1970-х годах, в которых отдельным шимпанзе

показывали, где спрятана пища, а, следовательно, давали воз-

можность скрыть это от других шимпанзе. Им часто и с удиви-

гльными результатами удавалось воспользоваться этой воз-

южностью, но их поведение всегда зависело от условий, лабо-

эаторно создаваемых экспериментаторами, (например, в рас-

сматриваемых случаях клетка устанавливалась рядом с боль-

шим огороженным пространством) и весьма редко возникаю-

щих в природе: у шимпанзе, видящего спрятанную пишу,

должна быть возможность знать, что другие шимпанзе не ви-

дят того, что он видит пищу. Чтобы этого достичь, всех ос-

тальных шимпанзе держали под замком в общей клетке, в то

время как выбранного шимпанзе приводили на огороженное

пространство и показывали спрятанную пишу. Выбранный

танзе мог понять, что только он знал, что р, - что его

1риключения по добыче информации не были увидены ос-

тальными обезьянами в клетке. И, конечно, у шимпанзе долж-

быть возможность что-то сделать для сохранения своей

гайны, по крайней мере, в течение какого-то времени, когда

будут выпущены другие его собратья.

134 135

В естественных условиях шимпанзе часто надолго покида-

ют свои группы, уходя достаточно далеко, с тем, чтобы иметь в

своем распоряжении тайны, поэтому они являются подходя-

щим биологическим видом для изучения с помощью таких ис-

пытаний. Маловероятно, чтобы способность использовать такие

возможности возникла у животных, эволюционное развитие ко-

торых разворачивалось не в той среде, где часто возникают эти

возможности. Конечно, вполне возможно открыть (в лаборатор-

ных условиях) дотоле неиспользуемую способность, так как и в

реальном мире при появлении новшеств, хоть и редко, должны

выявляться дотоле неизвестные способности. Такая способность

обычно бывает побочным продуктом других способностей, раз-

вившихся вследствие иных видов селективного давления. По-

скольку, однако, мы в общем ожидаем, что сложные когнитив-

ные механизмы будут развиваться одновременно с усложнени-

ем окружающей среды, то нам следует искать первые прежде

всего у тех биологических видов, которые имеют долгую исто-

рию взаимодействия с окружающей средой соответствующей

сложности.

Вместе взятые, эти идеи означают, что мышление - наше

мышление, - прежде чем возникнуть, должно дождаться по-

явления речи, которая, в свою очередь, должна дождаться по-

явления способности хранить тайны, а та должна дождаться

соответствующего усложнения поведенческой среды. Мы уди-

вились бы, обнаружив мышление у видов, не прошедших через

все это многоступенчатое просеивание. Пока возможные вари-

анты поведения остаются относительно простыми - как в

случае зуйка, - нет необходимости ни в каком причудливом

центральном представлении и, по всей вероятности, оно и не

появляется. Чувствительность высокого уровня, нужная для

удовлетворения потребностей зуйка, зайца или газели, вероят-

но, может быть обеспечена сетями, практически полностью

сконструированными из дарвиновских механизмов, кое-где

подкрепленных скиннеровскими механизмами. Для получения.

такой чувствительности, вероятно, будет достаточно АВС-

научения, хотя этот эмпирический вопрос еще далеко не ре-

шен. Интересно выяснить, имеют ли место случаи, когда есть

ясные свидетельства дифференцированного отношения к кон-

кретным индивидом (скажем, зуек, который не тратит своих

136

хитростей на уже знакомую собаку, или заяц, который после

близкой встречи с какой-то лисой радикально увеличивает

расстояние, с которого он бросает на нее свой взгляд свысока).

Даже в этих случаях мы можем объяснить научение с помо-

щью простых моделей: эти животные являются попперовскими

созданиями, которые могут под влиянием прошлого опыта от-

вергнуть соблазнительные, но непроверенные варианты дейст-

вий, но они все еще не мыслят явным образом.

До тех пор пока природные психолог^ не имеют возможно-

сти или обязательства общаться друг с другом по поводу при-

писываемой ими интенциональности самим себе или другим,

пока у них нет возможности сравнивать сигналы, вступать в

обсуждение с другими, требовать оснований для вызвавших у

них интерес выводов, до тех пор испытываемое ими селектив-

ное давление, видимо, не вынуждает их иметь представление

этих оснований, и, следовательно, не вынуждает их отказаться

от принципа «нужно знать» в пользу хорошо известного проти-

воположного принципа «бригады коммандос»: предоставлять

каждому агенту как можно больше информации обо всем за-

дании, чтобы бригада имела шанс действовать экспромтом в

случае непредвиденных трудностей. (Этот принцип получает

наглядное воплощение во многих фильмах, таких как «Пушки

Навароне» или «Грязная дюжина», в которых изображаются

подвиги этих универсальных и умных бригад; отсюда мое

название для него.)

Незакрепленные рациональные основания, служащие объ-

яснением рудиментарной формы интенциональности высшего

уровня у птиц и зайцев - и даже шимпанзе, - реализованы в

конструкции их нервной системы, но мы ищем нечто большее;

мы ищем рациональные основания, представленные в нерв-

ной системе.

Хотя благодаря ABC-научению могут развиться удивитель-

но тонкие и сильные способности к различению, позволяющие

выявлять скрытые структуры в объемистых массивах данных,

эти способности обычно закрепляются в особых тканях, кото-

рые видоизменяются в ходе упражнений. Они являются

«встроенными» способностями в том смысле, что не могут быть

без труда перенесены для решения других проблем, стоящих

йеред индивидом, или быть переданы другим индивидам.

Философ Энди Кларк и психолог Анетт Кармилофф-Смит

137

лософ Энди Кларк и психолог Анетт Кармилофф-Смит (1993)

недавно исследовали, как происходит переход от мозга, обла-

дающего только таким встроенным знанием, к мозгу, который,

как они говорят, «обогащает себя изнутри, по-новому предс-

тавляя знание, которое в нем утке представлено». Как отмеча-

ют Кларк и Кармилофф-Смит, хотя имеются явные преиму-

щества в стратегии конструирования, при которой «сложным

образом переплетаются друг с другом разнообразные аспекты

нашего знания о какой-либо области, образуя единую структу-

ру знания», существуют также и недостатки: «Переплетение де-

лает практически невозможным использование разнообразных

аспектов нашего знания независимо друг от друга». Такое зна-

ние настолько глубоко запрятано в сети связей, что «оно явля-

ется знанием в системе, но еще не знанием для системы», -

подобно мудрости, проявляемой только что вылупившимся ку-

кушонком, который без тени сомнений выталкивает из гнезда

другие яйца. Что нужно было бы добавить к присущей кукуш-

ке архитектуре вычислений, чтобы она могла оценивать, по-

нимать и использовать мудрость, вплетенную в ее нейронные

сети?

Популярный ответ на этот вопрос, при всем многообразии

его обличий, - «символы»! Ответ этот почти тавтологичен и,

следовательно, должны быть правилен в некоторой интерпре-

тации. Как же могло бы неявное знание не стать явным, буду-

чи выраженным или переданным посредством некоторого «яв-

ного» представления? В отличие от узлов, включенных в кон-

некционистские сети, символы можно перемещать, ими можно

манипулировать; из них можно составлять более крупные

структуры, в которых вклад отдельных символов в значение

целого является определенностей порождаемой функцией от -

синтаксической - структуры частей. В этом, несомненно, есть

доля истины, но мы должны продвигаться осторожно, по-

скольку многие первопроходцы ставили эти вопросы, но в ито-

ге это приводило к заблуждениям.

Мы, люди, обладаем способностью к быстрому интуитив-

ному научению - научению, которое не зависит от утомитель-

ных тренировок, но достигается, как только мы находим под-

ходящее символическое представление знания. Когда психоло-

ги разрабатывают новый экспериментальный план или схему

138

проведения испытаний на таких животных, как крысы, кош-

ки, обезьяны или дельфины, им зачастую приходится посвя-

щать десятки и даже сотни часов подготовке каждого живот-

ного к выполнению нового задания. Тогда как испытуемым

людям обычно можно просто сказать, что от них требуется.

После небольшой серии вопросов и ответов и нескольких ми-

нут практики мы, люди, обычно настолько хорошо осваиваем-

ся в новой обстановке, насколько это вообще возможно для

любого агента действия. Конечно, мы должны понимать пред-

ставления (данных), с которыми мы имеем дело в этих экспе-

риментах, и именно здесь переход от ABC-научения к нашему

способу обучения все еще остается скрытым в тумане. Интуи-

тивно прояснить его можно с помощью известной максимы,

применяемой при создании артефактов: вы понимаете, если

«делаете это сами». Чтобы закрепить у агента действия некото-

рое незакрепленное рациональное основание в виде его собст-

венного основания для совершения действия, агент должен

что-то «создать». Представленное основание для совершения

действия должно составляться, замышляться, редактировать-

ся, пересматриваться, использоваться и подтверждаться. Как

может агент обрести способность совершать такие удивитель-

ные вещи? Должен ли появиться новый орган в его мозге? Или

он может выстроить эту способность из тех способов манипу-

лирования внешним миром, которые он уже усвоил?

Создание орудий мышления

Just as you cannot do very much carpentry with your bare hands,

there is not much thinking you can do with your bare brain1.

Bo Ddhlbom, Lars-Erik Jardert. Computer Future (в печати)

Перед каждым агентом стоит задача наилучшего исполь-

зования окружающей среды. Окружающая среда содержит

1 Как нельзя голыми руками заниматься плотницким делом, так и

Мышление редко может осуществляться с помощью голого мозга

БоДальбом, Ларс-Эрик Джанлерт, Компьютертное будущее (в печати).

139

множество полезных вещей и токсинов, перемешанных с запу-

тывающей массой более косвенных подсказок: предвестников

и отвлекающих явлений, вспомогательных средств и ловушек.

От изобилия этих ресурсов часто глаза разбегаются, и все они

стремятся привлечь внимание агента; поэтому управление ре-

сурсами (и их совершенствование) выступает для агента зада-

чей, в которой ключевым параметром является время. Время,

потраченное на тщетное преследование жертвы или на борьбу

с иллюзорными опасностями, потеряно, а время стоит дорого.

Как подразумевается на рисунке 4.4, грегорийские созда-

ния берут из окружающей среды различные конструктивные

элементы и используют их для повышения эффективности и

точности своих процедур проверки гипотез и принятия реше-

ний, но в таком виде схема вводит в заблуждение. Как много

места есть в мозге для таких артефактов и каким образом они

туда встраиваются? Является ли мозг грегорийских созданий

намного более вместительным, чем мозг других существ? Наш

мозг по объему несколько больше, чем мозг наших ближайших

родственников среди животных (хотя не больше, чем мозг не-

которых дельфинов или китов), но это, определенно, не является

причиной нашего более высокого интеллекта. Я полагаю, что

первопричиной служит наша привычка еыгрг/жагаь как можно

больше когнитивных задач в саму окружающую среду - вы-

теснять наши мысли (т.е. найти мыслительные проекты и дея-

тельность) в окружающий нас мир, в котором масса создавае-

мых нами периферийных устройств может хранить, перераба-

тывать и по-новому представлять наши смыслы, направляя,

усиливая и защищая процессы преобразования, которые и есть

наше мышление. Эта широко распространенная практика вы-

грузки освобождает нас от ограниченности нашего животного

мозга.

Агент действия сталкивается с окружающим его миром,

имея определенный набор перцептивных и поведенческих на-

выков. Если мир слишком сложен и этих навыков не доста-

точно, агент находится в затруднительном положении, пока не

сможет сформировать новые навыки или упростить среду. Или

и то и другое вместе. Большинство биологических видов при

перемещении в пространстве используют существующие в

природе ориентиры, а у некоторых выработалась способность

140

самим создавать ориентиры для последующего использования.

Например, муравьи метят феромоном - определенным запа-

хом - свои следы от колонии к месту, где находится пища, и

обратно, а особи многих оседлых биологических видов метят

границы своих владений мочой, некоторые компоненты кото-

рой имеют уникальный для данного животного запах. Объяв-

ляя о своей земле таким образом, вы отваживаете нарушите-

лей своих владений, но в то лее время получаете в свое пользо-

вание удобный механизм. Он освобождает вас от необходимо-

сти каким-то иным способом запоминать границы той части

среды, в которой вы приложили немало усилий для усовершен-

ствования ресурсов - или даже их культивации. Как только

вы приближаетесь к этой границе, вы чувствуете это по запа-

ху. Вы передаете внешнему миру на хранение некоторое коли-

чество легко преобразуемой информации о нахождении в при-

роде важных стыков, и в итоге ваш ограниченный мозг может

использоваться для других вещей. Это хорошая организация

дел. Размещение в окружающей среде специальных меток, по-

зволяющих распознавать в ней наиболее важные для вас объ-

екты является прекрасным способом уменьшить когнитивную

нагрузку на ваше восприятие и память. Это представляет со-

бой вариацию, в улучшенном виде, хорошей тактики эволюци-

онного развития - устанавливать маяки там, где они наиболее

необходимы.

Для нас, людей, преимущества от использования меток для

вещей окружающего мира настолько очевидны, что мы склон-

ны упускать из виду как рациональные основания этого ис-

пользования, так и те условия, при которых оно имеет место.

Почему вообще кто-то что-то помечает и что для этого нужно?

Предположим, вы просматриваете тысячи коробок с обувью,

ища ключ от дома, который, по вашему мнению, спрятан в од-

ной из них. Если вы не идиот и не настолько неистово предае-

тесь поиску, что не можете остановиться и подумать о плане

действий, то вы разработаете некую полезную схему, чтобы

привлечь на помощь окружающую среду. В частности, вы не

хотите терять времени на осмотр каждой коробки более одного

раза. Например, мы могли бы поштучно переносить коробки

из одной кучи (еще не просмотренных) в другую кучу (уже про-

смотренных). Другим, потенциально менее затратным, спосо-

141

бом будет ставить пометку на каждой просмотренной коробке,

взяв за правило не просматривать заново помеченные короб-

ки. Помечая коробки галочкой вы делаете мир проще, заменяя

простой перцептивной задачей более сложную - возможно,

невыполнимую - задачу запоминания и распознавания. За-

метьте, что если все коробки выстроены в ряд и вам не прихо-

дится беспокоиться о незамеченных нарушениях в очередно-

сти, то вам не нужно и ставить галочки на коробках; вы може-

те просто двигаться слева направо, используя простой разли-

читель, которым природа уже снабдила вас, - различие между

правым и левым,

Теперь давайте сконцентрируем внимание на самой метке.

Подойдет ли в качестве метки все что угодно? Безусловно, нет.

«Я помечу тусклым пятном каждую просмотренную коробку.»

«Я сомну угол каждой просмотренной коробки.» Не самые

удачные варианты, так как слишком высока вероятность того,

что из-за чего другого на коробке случайно уже имеется такая

метка. Вам нужно нечто особенное, в чем вы можете быть уве-

рены, что это вами поставленная метка, а не дефект, возник-

ший по какой-то другой причине. Конечно, метка должна быть

запоминающейся, чтобы при виде ее вас не охватывали со-

мнения, является ли она действительно той меткой, которую

поставили вы, и (если да) какие действия вы намеревались

предпринять, ставя ее. Бесполезно завязывать узелок на па-

мять, если позлее, когда он попадется вам на глаза (выполняя

таким образом функцию выгруженного в окружающую среду

маяка для самоконтроля), вы не сможете вспомнить, зачем вы

его завязали. Такие простые, намеренно устанавливаемые в

мире метки являются наиболее примитивными предшествен-

никами письма, будучи шагом к созданию специализирован-

ных периферийных систем хранения информации во внешнем

мире. Заметьте, что это нововведение не зависит от существо-

вания упорядоченного языка, который складывается из таких

меток. Подойдет любая окказиональная2 система, если только

она может удерживаться в памяти во время ее использования.

Какие биологические виды открыли для себя эти страте-

гии? Некоторые недавние эксперименты дают нам заманчи-

2 Образованная только для данного случая. - Прим. ред.

142

вую, хотя и неубедительную догадку об имеющихся здесь воз-

можностях. Птицы, припрятывающие семена в тайниках, рас-

положенных в самых разных местах, удивительно успешно на-

ходят их через большие промежутки времени. Например, био-

лог Рассел Болд и его коллеги экспериментально изучали оре-

ховок Кларка в закрытых лабораторных условиях, используя

большую комнату либо с земляным полом, либо с полом, со-

держащим многочисленные ямки, заполненные песком, и, бо-

лее того, снабженную разнообразными вещами, которые мож-

но использовать в качестве ориентиров. Птицы могли создать

свыше десятка тайников с семенами, а затем, возвратившись

через несколько дней, находили их. Даже когда эксперимента-

торы передвигали или убирали некоторые из ориентиров, пти-

цам удавалось найти большинство своих тайников благодаря

удивительной способности использовать многочисленные под-

сказки. Но они совершали ошибки в лабораторных условиях,

и, видимо, по большей части это были ошибки самоконтроля:

птицы тратили время и силы на повторное посещение мест,

которые они ранее уже опустошили. Поскольку в естественных

условиях эти птицы могут создавать по несколько тысяч тай-

ников и посещать их в течение более шести месяцев, частоту

таких напрасных посещений зафиксировать практически не-

возможно, но понятно, что повторные посещения были бы до-

рогостоящей привычкой и, как известно, другие виды птиц,

создающих тайники, например гаички, способны избегать по-

добных повторных посещений.

Было замечено, что в естественных условиях ореховки

Кларка поедают семена там же, где их откапывают, оставляя

после этого «пикника» кучу мусора, которая могла бы напомнить

им при последующем облете, что они уже «открывали эту короб-

ку с обувью». Болд и его коллеги спланировали эксперименты

для проверки гипотезы о том, что птицы используют такого ро-

да метки для того, чтобы избегать повторных посещений. В од-

них случаях беспорядок, учиненный птицами во время посеще-

ния тайников, тщательно устраняли, а в других - оставляли

как красноречивое свидетельство. Однако в лабораторных усло-

виях птицы не показывали лучших результатов, когда беспоря-

док оставался нетронутым и, в итоге, не было доказано, что

птицы действительно используют эти метки. Вероятно, они не

143

используют их и в естественных условиях, поскольку, как отме-

чает Болд, эти метки зачастую быстро уничтожаются из-за по-

годных условий. Он также указывает, что проведенные экспе-

рименты ничего не доказывают; цена ошибки в лабораторных

условиях невелика - несколько потерянных секунд из жизни

хорошо откормленной птицы.

Кроме того, возможно, что помещенные в лабораторные

условия птицы лишаются определенных способностей, по-

скольку их каждодневная привычка переносить часть задач по

самоконтролю на окружающую среду может зависеть от сиг-

налов, которые из-за невнимательности экспериментаторов

отсутствуют в лабораторных условиях. Многие отмечают - но

недостаточно многие! - что старики, перемещенные из до-

машней обстановки в больничную, оказываются в чрезвычай-

но неблагоприятном для них положении, хотя основные по-

требности их тела вполне удовлетворяются. Они часто кажут-

ся довольно слабоумными - совершено неспособными само-

стоятельно есть, одеваться и мыться, не говоря уже о том, что-

бы заниматься любой более интересной деятельностью. Одна-

ко, если они возвращаются домой, они часто вполне могут

справляться с этими вещами сами. Как им это удается? В те-

чение многих лет они наполняли свою домашнюю среду хоро-

шо знакомыми им ориентирами, спусковыми механизмами

для привычек, напоминаниями о том, что нужно делать, где

искать пишу, как одеваться, где находится телефон и т.д. Ста-

рый человек может быть настоящим виртуозом, оказывая себе

помощь в этом сверхизученном мире, несмотря на растушую

невосприимчивость его мозга к новому научению - как к

ABC-научению, так и к любому другому. Забрать их из дома в

буквальном смысле означает отделить их от большой части их

мышления - что потенциально имеет такие же разрушитель-

ные последствия, как и операция на мозге.

Возможно, некоторые птицы машинально ставят метки-га-

лочки как побочный продукт других видов деятельности. Мы,

люди, безусловно полагаемся на многие метки, случайно ока-

завшиеся в нашем окружении. Мы перенимаем полезные при-

вычки, которые оцениваем весьма смутно, и даже не стараем-

ся понять, почему они так ценны. Представьте себе, что вам

нужно перемножить в уме два больших числа. Сколько будет

144

консультация по интеллектуальному праву