XI МАРТИНО ОБ ЭВОЛЮЦИИ

(Напечатано в первый раз "Contemporary Review", июнь 1872 г.)

Статья Мартино в апрельском номере Contemporary Review "Положение

разума в природе и интуиция человека" напомнила мне о том, что я намеревался

отвечать на возражения, выставлявшиеся время от времени против общего

учения, изложенного в "Основных началах". Рассуждение Мартино хотя и не

прямо направлено против положений, утверждаемый или подразумеваемых в

"Основных началах", но противоположно им по выводам. Исполнение своего

намерения я, однако, все еще стал бы откладывать, если бы не узнал, что

доказательства г-на Мартино многими считаются последним словом науки и что

отсутствие возражений на них может быть сочтено за невозможность этих

возражений. Поэтому на доводы г-на Мартино желательно обратить внимание,

особенно ввиду того, что, как мне кажется, сущность их можно с пользой

рассмотреть в сравнительно небольшом очерке.

Первое определенное возражение, которое выставляет Мартино, это то, что

гипотеза общей эволюции бессильна дать отчет в фактах простейшего порядка,

не признавая существования многочисленных различных элементов. Он

рассуждает, что будь вся материя однородна, то явления, подобные химическим

превращениям, были бы невозможны. - "Для того чтобы направить мир по его

химическому пути, необходимо прежде всего развитие его наличных средств,

необходимо представлять мир во всеоружии его разнородного состава.

Проследите следствие, вытекающее из этого тезиса, свалите в одно весь список

известных элементов и представьте работу их свойствам." - Очевидно, отсюда

следует вывод, что для начала эволюции необходимо нужно признать

существование отдельно созданных элементов.

Мы видим, что Мартино поддерживает такой тезис, какой мало кто из

химиков, быть может даже ни один, решается поддерживать и многие отрицают

совершенно. Нет таких веществ, которые считаются элементами, если

подразумевать под этим названием такие вещества, про которые известно, что

они простые тела. То, что химики, ради удобства, называют элементами, не что

иное, как вещества, которые им до сих пор не удалось еще разложить, но,

помня прошлый опыт, химики не осмеливаются сказать, что элементы абсолютно

неразложимы. Вода считалась элементом в продолжение более двух тысяч лет,

потом же было доказано, что вода - сложное тело, пока Дэви не разложил солей

щелочных и щелочноземельных металлов гальваническим током, эти соли также

считались элементами. Насколько далеко от истины то предположение, что эти

"известные элементы" абсолютно простые тела, - это доказывается и той массой

споров химиков относительно процессов соединений и замещений, посредством

которых тела эти образовались из первоначального вещества Некоторые химики

считали такой составляющей единицей атом водорода, но другие возражали, что

при этом положении атомные веса так называемых элементов не могут быть

объяснены. Если я не ошибаюсь, сэр Джон Гершель, один из многих, лет 25

назад высказал предположение относительно системы соединений, могущей

объяснить эти отношения между атомными весами.

Что было в то время предположением, теперь стало фактически доказанным.

Заключения, вытекающие из спектрального анализа, также вполне не мирятся с

предположением, что так называемые простые вещества - просты в

действительности. Каждое из них дает спектр, число линий в котором варьирует

от 2 до 80 и даже более. Каждая линия предполагает пересечение эфирных волн

известного порядка с чем-то колеблющимся в унисон или гармонично с ними.

Если бы железо было абсолютно элементарно, то было бы непонятно, как от его

атомов исходят эфирные колебания восьмью различными способами, отсюда вовсе

не следует, чтобы молекула железа заключала столько отдельных атомов,

сколько линий в его спектре; следует лишь то, что она должна представлять

сложную молекулу. Очевидно, что так называемые элементы образуются из

первоначальных единиц, подобно тому как из этих элементов путем соединений и

замещений получаются окиси, кислоты и соли.

Гипотеза о сложности элементов вполне согласуется и с явлениями

аллотропии Различные вещества, условно рассматриваемые как простые, могут

являться в нескольких видах, обладающих совершенно различными свойствами.

Полупрозрачное, бесцветное, чрезвычайно активное вещество, называемое

фосфором, может быть изменено до такой степени, что сделается и

непрозрачным, темно-красным и инертным. Известны подобные же явления и с

газообразными металлоидами, как, например, с кислородом, а также и с

элементами металлическими, как, например, сурьмой. Такое полное изменение

свойств, происходящее без всякого превращения, которое можно было бы назвать

химическим, может быть объяснено только новым перемещением атомов внутри

частицы. Если перемены в свойствах вещества могут быть произведены

интрамолекулярными перемещениями, это еще раз доказывает, что свойства

различных элементов зависят от различного строения вследствие повторного

перемещения однородных первоначальных единиц.

Итак, возражение Мартино превращает наше незнание природы элементов в

положительное утверждение того, что элементы - простые вещества, это самое

меньшее В действительности его возражение побивается двумя рядами

доказательств, указывающих на сложность так называемых элементов.

Затем Мартино показывает, что на пути общей доктрины эволюции стоит

роковое препятствие - именно пропасть, отделяющая одушевленный мир от

неодушевленного Мартино говорит: "Берите периоды времени в каком угодно

большом масштабе, все же в конце всякого исследуемого перехода дверь жизни

все еще остается закрытой".

Здесь наше неведение снова фигурирует в роли знания. Тот факт, что мы в

точности не знаем, каким образом происходил вышеуказанный переход

неодушевленного в одушевленное, преобразовался у г-на Мартино в утверждение,

что перехода этого и вовсе не было. Приведем в самой общей форме аргумент,

который до последнего времени считался доказательным так как генезис каждого

из видов творения объяснен не был, следовательно, каждый вид был создан

отдельно. Сделав такое замечание, укажу еще на то, что научные открытия день

за днем суживают пропасть, о которой идет речь, или, употребляя в несколько

измененном виде выражение г-на Мартино, "открывают дверь" все больше и

больше. Еще недавно считалось достоверным, что так называемые органические

химические соединения не могут быть получены искусственно. В настоящее время

именно таким образом уже получены более тысячи органических соединений.

Химики открыли искусство их синтеза, начиная с простейших до более сложных

и, без сомнения, будут в состоянии получать и самые сложные.

Более того, факты, сопровождающие явления изомерии, дают ключ к

пониманию тех движений вещества, в которых только и проявляется для нас

жизнь в своей низшей форме. В различных коллоидальных веществах, как,

например, в альбумине, изомерные изменения сопровождаются то сокращением, то

расширением, т. е., следовательно, движениями вещества, и даже в таких

простейших телах, как протогены Геккеля, которые, по-видимому не отличаются

от малейших частиц альбумина, наблюдаемые движения становятся понятны, если

принять, что они сопровождают изомерные изменения, а эти последние

происходят от постоянно изменяющегося физического воздействия окружающей

среды.

Вероятность такого представления очевидна, если припомнить, что многие

свойства высших организмов в существенных своих чертах представляют

результат многочисленных переходов белкового вещества из одного состояния в

другое.

Итак, ответом г-ну Мартино может служить следующее во-первых, пропасть,

считавшаяся непроходимой, суживается с обеих сторон, и, во-вторых, то, что

даже если бы пропасть и не заполнялась, мы настолько же вправе были бы

сделать свои предположения о сверхъестественном возникновении жизни,

насколько Кеплер имел такое же право предполагать существование руководящих

духов, охраняющих планеты в их орбитах, он просто лишь не мог еще объяснить,

почему планеты могут оставаться в своих орбитах.

Третье возражение на общую теорию эволюции Мартино подобного же рода,

как и первые два. Гипотеза эволюции, рассуждает он, наталкивает на

непреодолимое затруднение в виде коренного различия в жизни растительной и

животной (plant life and animal life). "Вы не можете, - говорит он, - хоть

сколько-нибудь подвинуться в выводах относительно ощущений и мысли Ни на

верхней границе растительной жизни высшие растения, как бы высоко они ни

были развиты, не переходят в животное существование; ни на нижней, как ни

классифицируйте водоросли и губки, никогда не увидите, чтобы споры одних

развивались в индивидуумы других." Возражение это чрезвычайно неудачно, так

как хотя там, где указывает Мартино (и где ни один биолог не ищет), и нет

перехода от растительной жизни к животной, но связь между двумя большими

царствами живой природы настолько полна, что разделять их в настоящее время

считается невозможным. Натуралисты долго и много старались строить такие

определения, чтобы под одно подходили все растения и совершенно не подходили

все животные, под другое - наоборот; но, как известно, натуралисты постоянно

терпели поражения в подобной попытке и в конце концов оставили свое

намерение. Между растениями и животными не существует различия ни

химического, ни структурного, ни функционального, ни в способе

существования. Большие группы простейших животных содержат хлорофилл и

разлагают углекислоту под влиянием света, как и растения. Большие группы

простейших растений, как можно наблюдать на диатомовых водорослях стоячей

воды, движутся не менее активно, чем тут же находящиеся маленькие особи,

относимые к животным.

Что среди низших типов живых существ последовательно преобладает то

животная, то растительная сторона жизни, это явление даже очень обычно.

Самое название "зооспоры", данное зародышу водоросли, некоторое время

плавающему свободно при помощи ресничек, а потом прикрепляющемуся к

какому-нибудь предмету и прорастающему в растение, дано именно вследствие

этой очевидной общности его природы с природой животной. Эта общность

настолько полна, что многие натуралисты стремились даже установить для этих

низших типов особое подцарство, занимающее промежуточное положение между

подцарством животным и растительным. Возражением же против установления

такого подцарства является возникающее и здесь затруднение, в каких же

точках можно предположить соприкосновение этого подцарства с двумя другими.

Итак, предположение, от которого отправляется Мартино, диаметрально

противоположно убеждениям натуралистов вообще.

Существует еще четвертое возражение против общей теории эволюции в том

же роде, как и предыдущие, и которое хотя и не высказывается Мартино прямо,

но, по-видимому, подразумевается в его статье. Этим четвертым возражением

является невозможность перехода от жизни в простейших проявлениях ее к

существованию разумному. Так, Мартино говорит, что "при наличности только

биологических жизненных сил, как в растительном мире, не может появиться

разум", - по-видимому, предоставляя сделать вывод из этих его слов, что в

животном мире силы таковы, что возникновение разума становится там понятным.

Если бы Мартино вместо своего подразумеваемого вывода отчетливо признал

существование пропасти между разумной и физической жизнью, для чего, без

сомнения, существует столько же оснований, как для пропасти между животной и

растительной жизнью, то и тогда трудности на его пути были бы не менее

непреодолимы.

Что касается низших форм раздражимости в животном царстве, на которую,

как я предполагаю, г-н Мартино указывает как на первоначальное проявление

разумности, то они нисколько не отличаются от раздражимости, проявляемой и

растениями; они предполагают сознание не в большей степени. Если свертывание

листа мимозы при прикосновении к нему или сбрасывание тычинок дикого

cistus'a рассматривается как жизненные отправления чисто физического

порядка, то так же надо смотреть и на медленное сокращение щупальца полипа.

От этих простых движений низшего животного типа мы находим незаметный

переход ко все более и более усложняющимся формам действий, с

сопровождающими их признаками чувств и рассудка, пока наконец не достигнем

высшего предела. Даже оставив в стороне доказательства, основанные на факте

постепенного усложнения животных форм начиная с зоофитов, как их

выразительно называют, достаточно рассмотреть развитие одного животного,

чтобы видеть, что не существует никакого перерыва или пропасти между жизнью

бессознательной и сознательной.

Желток только что разбитого яйца не подает не только признаков

сознания, но даже просто жизни. Он не отвечает на раздражения даже в той

мере, как на них отвечают растения. Если бы яйцо полежало под курицей

некоторое время, зародыш, находящийся в нем, прошел бы бесконечно малыми

градациями через целый ряд форм, кончая формой цыпленка. Путем подобных же

бесконечно малых переходов развиваются и способности цыпленка и дают ему

возможность в конце концов разбить скорлупу яйца, затем, когда цыпленок

выйдет из яйца, он может бегать, различать и клевать пищу, пищать при

ушибах.

В какой момент началось сознание? Как появилась эта способность

ощущения, на которую указывают действия цыпленка? Если на это возразят мне,

что действия цыпленка автоматичны, я на это скажу, что хотя они

действительно в сильной степени автоматичны, но, очевидно, цыпленок все же

имеет ощущения, а следовательно, и сознание. Впрочем, я даже

просто-напросто, принимая возражение, иду дальше - беру в пример

человеческое существо. Ход развития человека до рождения в общих чертах тот

же что и при развитии цыпленка. Так же как и там на известной ступени

появляются рефлекторные движения. У только что родившегося ребенка,

несомненно, проявляется не больше сознательности, чем у цыпленка и ребенок

не обладает способностью избегать опасности различать и брать пищу. Если мы

скажем, что цыпленок - существо неразумное, тем более мы должны то же самое

сказать о ребенке. А от неразумности ребенка до разумности взрослого

развитие идет столь малыми шагами, что нет никакой возможности заметить, в

какой день ребенок стал проявлять больше сознательности сравнительно с

предшествовавшими или последующими днями.

Итак, предположение Мартино о существовании какой-то пропасти между

жизнью разумной и жизнью физической не только ошибочно, но и отрицается

самыми очевидными фактами.

В некоторых выражениях, употребляемых мною при объяснении той части

эволюционной теории, где говорится о происхождении видов, Мартино находит

скрытый смысл и истолковывает их в подтверждение своих взглядов Рассмотрим

его толкования Он говорит, что "соперничество (competation) не есть

самобытная сила", что "оно само по себе не может ничего произвести", и что

оно может действовать только при условиях "возможности лучшего или худшего",

и что эта возможность "лучшего или худшего" предполагает, что прогресс мира

предопределен заранее и что есть руководящая воля, направляющая его к добру

Если бы Мартино поближе всмотрелся в дело, он нашел бы, что хотя некоторые

мои выражения, которые он приводит, и употреблены ради удобства, но понятия,

в них заключающиеся, отнюдь не выражают сущности эволюционного учения. В

строго научной форме учение выражается в чисто физических терминах, которые

не предполагают ни "соперничества", ни "лучшего", ни "худшего" {"Основы

биологии", 159-168 (стар. изд.).}. За этой косвенной ошибкой скрывается еще

другая. Г-н Мартино говорит о переживании "лучшего", как будто это

переживание и есть формула закона, и затем прибавляет, что приведенный

результат может быть выведен "только при том предположении, что лучший есть

в то же время и сильнейший". Но все это слова самого г-на Мартино, а не

того, кому он сам себя противополагает Закон говорит о переживании

способнейшего. Вероятно, заменив слово "способнейший" словом "лучший", г-н

Мартино не предполагал, что он изменил и самое понятие, хотя я осмеливаюсь

сказать, что г-н Мартино понимает, что истинное значение слова

"способнейший" не так легко поддалось бы его аргументации. Если бы он

рассмотрел сами факты, то нашел бы, что сущность закона совсем не в

переживании "лучшего", или сильнейшего, в обычном значении этих слов, а в

переживании тех, кто по своей структуре обладает большей способностью

развиваться в данных условиях Нередко то самое, что, с человеческой точки

зрения, является несомненным признаком низших ступеней развития, является

причиной сохранения и переживания. Превосходства в росте, силе, деятельности

или проницательности вырабатываются при равенстве других условий за счет

уменьшения плодовитости и сохранения вида, уменьшение этих качеств и

сопровождающее его увеличение плодовитости может представлять выгоду там,

где жизнь, которую ведет вид, не требует таких высших атрибутов, как

перечисленные выше. Вот чем объясняется происхождение столь многочисленных

случаев регрессивных изменений и вместе с тем причина, почему паразиты, как

внутренние, так и наружные, обыкновенно представляют собою деградированные

формы высших типов. Переживание лучшего не включает этих случаев, а

переживание способнейшего или, вернее, наиболее приспособленного включает и

их Принимая на себя ответственность, считаю себя вправе скачать что слово

"способнейший" было выбрано именно по вышеуказанным причинам.

Если же припомнить что указанные мною случаи превосходят числом все

другие, т. е. что паразитов по числу видов больше, чем всех других животных,

взятых вместе то станет очевидным, что выражение "переживание лучшего" в

данном случае совершенно неуместно и защищать доводы, которые на нем

основывает Мартино невозможно В самом деле, если бы вместо целесообразного

приспособления человеческих органов чувств, которое Мартино так красноречиво

описывает, он описал бы бесчисленные средства, которые выработаны паразитами

и при помощи которых они причиняют настоящую пытку животным, стоящим

неизмеримо выше их, и которые, с его точки зрения, не менее целесообразны, я

думаю, что восклицательные знаки, которыми г-н Мартино заканчивает свое

изложение, не показались бы ему столь уместными.

В рассматриваемом сочинении есть еще одно слово, из внутреннего

значения которого г-н Мартино выводит нечто обладающее всесильной

доказательностью, - именно само слово "эволюция". Он говорит:

"Это слово значит развивать изнутри, оно взято из истории семени или

зародыша живого существа. А что такое семя? - Это сокровищница, полная

грядущих фактов, заранее приведенных в связь, в которых содержится будущее

заранее предопределенное и предустановленное имеющими осуществиться целями".

Эта критика имела бы гораздо больше смысла, если бы слово "эволюция"

точно выражало действительно процесс, который называется этим именем.

Если бы процессу эволюции в его научном определении придавалось понятие

эволюции в первоначальном значении этого слова, Мартино был бы прав в своих

выводах.

К несчастью для Мартино, слово "эволюция" было в ходу уже тогда, когда

процесс не был еще уяснен, и удержалось впоследствии просто потому, что

замена его другим словом казалась непрактичной. Слово "эволюция" было даже и

принято с предосторожностью против недоразумений, могущих возникнуть из его

неприспособленности. Вот что говорилось в предупреждение этих недоразумений:

"Слово эволюция имеет разные значения, из которых иные не согласны, а иные

даже прямо противоположны по смыслу с тем значением, какое ему здесь дается.

Противоположный термин - инволюция (завертывание) - гораздо вернее выразил

бы характер процесса и гораздо лучше указал бы на те второстепенные черты

его, о которых мы должны будем теперь говорить"{"Основные начала", 97 (2-е

изд.).}.

Таким образом, значения, заключающиеся в слове "эволюция", которые г-н

Мартино считает столь роковыми для гипотезы, уже отстранены, как не

относящиеся к гипотезе.

Перейдем теперь к существенным возражениям, выставленным г-ном Мартино

против гипотезы эволюции, поскольку она представлена в строго научной форме,

обобщающей ход всяких явлений, во-первых - наблюденный, во-вторых -

выведенный из известных основных принципов. Рассмотрим видоизменение этой же

гипотезы, предлагаемое г-ном Мартино, т. е. эволюцию, определенную Разумом и

Волей, - эволюцию, предустановленную божественным деятелем. Г-н Мартино,

по-видимому, отвергает примитивную теорию творения по решению "Всемогущей

Воли", а также теорию творения, "исходящего от соображающей и

приспособляющей силы", и, по-видимому, признает именно эволюцию, требуя

только, чтобы "производящий Разум" был принят как нечто предшествующее ей.

Спросим, во-первых, в каком отношении, по понятиям г-на Мартино, стоит

"производящий Разум" к развивающейся Вселенной. Из некоторых мест его статьи

выходит, что присутствие Разума необходимо всюду. Он говорит: "Теория

эволюции не может вести к самому корню вещей. Если мыслить все силы как

проявление единой силы, эту последнюю надо представлять себе в форме высшей,

все в себе заключающей, - таков и есть Разум; и его надо представлять таким

образом, что он упрощается шаг за шагом по мере приближения к низшим

категориям закономерности явлений, пока в самом низу он не будет

представлять собой не что иное, как простую динамику".

Утверждение, что куда бы ни направлялся ход эволюции - всюду в ней

замечается разумность, кажется безошибочным. Но в конце этих доводов г-н

Мартино выставляет уже совсем иное мнение. Он говорит: "Если идея о божестве

не отодвигается по повелению нашей спекулятивной науки а, напротив,

сохраняет свое место, то естественно спросить, в каком отношении она

находится к ряду так называемых сил мироздания? Но вопрос этот слишком

обширен и глубок, чтобы на него можно было здесь ответить. Достаточно будет

сказать, что для этих сил не требуется никакого управления волею божества

так, чтобы сверхъестественное нарушило бы естественное, ни дополнения этих

сил так, чтобы он мог восполнить их недостатки. Скорее промышление божества

относится к силам мира, как у человека сила ума относится к другим силам,

низшим". Здесь неуместно было бы детально разбирать все вопросы, которые

возникают по поводу этой выписки. Возникает вопрос и о том, откуда появились

эти силы, о которых говорится отдельно от божественной воли, - существовали

ли они раньше воли божества? Тогда откуда появились божественные силы?

Существуют ли они по воле божества? И какова же их природа, если они

действуют помимо воли божества? И еще вопрос как эти вспомогательные силы

действуют в каждом отдельном случае, если руководящая воля не контролирует

их? Орган, развивающий свою способность функционировать, развивается ли под

действием этих сил в присутствии и под управлением Разума, или он

развивается при отсутствии Разума? Сказать, что он развивается при его

отсутствии, это то же, что отказаться от гипотезы, с другой стороны, если

сказать, что "руководящий Разум" необходимо тут присутствует, то мы должны

предположить существование отдельного провидения в каждом отдельном органе

каждого отдельного творения во всей Вселенной. Еще один вопрос если

"промышление божества относится к силам мира, как у человека сила ума

относится к другим силам, низшим", то каким образом "промышление" может быть

рассматриваемо как причины эволюции? У человека умственные силы относятся к

силам низшим не как творец относится к своему творению и не как регулятор к

регулируемому, если только не в самых узких пределах.

Большая часть сил, действующих в человеке, как структурных, так и

функциональных, безусловно, не подчиняется его умственной силе. Более того,

довольно повредить нерв, чтобы видеть, что власть умственной силы над

физическими зависит тоже от условий физических, и, приняв по ошибке вместо

магнезии морфий, мы откроем, что власть физических сил над духовными не

обусловливается ничем духовным.

Впрочем, не останавливаясь на этих вопросах я лишь обращу внимание на

совершенное несогласие этого мнения с прежним, на которое я уже указывал.

Принимая, что г-н Мартино, когда это будет нужно, выберет первое

мнение, которое только и имеет кое-что в свою защиту, спросим, насколько

эволюция сделается более понятной, если допустить, что внутри ее повсеместно

присутствует Разум, как причина.

В полемике метафизиков многие тезисы, предложенные и принятые как

вполне вероятные, безусловно непонятны. Смешение соответствующих

действительности идей с какими-то псевдоидеями встречается постоянно.

Предложения, выражающие действительные мысли, очень трудно отличить от идей,

имеющих только форму мысли.

Мыслимое предложение есть такое, в котором оба термина могут быть

соединены в сознании именно в том отношении, какое утверждается между ними.

Но часто если о субъекте предложения мыслят как о чем-то известном, о

предикате же предложения также, как о чем-то известном, тогда

предполагается, что мыслимо и само предложение, но то, что мыслится об

элементах предложения отдельно может быть и ошибочно, если мыслится о

комбинации их, которую выражает собою утверждаемое предположение. Этим

объясняется тот факт, почему предложения, вовсе немыслимые, считаются не

только мыслимыми, но и соответствующими действительности. Одно из таких

предложений есть то, в котором утверждается, что причина эволюции - Разум

Тот и другой термины мыслимы в отдельности, но рассматривать отношение, в

каком они находятся один к другому, как отношение действия к причине,

невозможно.

Каждому из нас известно о разуме лишь то, что Разум - это ряд его

собственных состояний сознания, если же человек думает о Разуме ином, чем ею

собственный то создает понятие о первом из элементов своего собственного

разума. Если бы меня заставили составить понятие о Разуме, лишенном всех

черт, при которых я только сознаю свой собственный Разум, я не мог бы этого

сделать О мышлении я знаю лишь то, что оно воспроизводит в виде идей

впечатления, записанные во мне предметами и силами внешнего мира. Выражение

"умственный акт" только тогда понятно, когда под ним подразумеваются

состояния сознания, подобные ряду состояний сознания во мне и отношения

между которыми известны, как такие же отношения в прежде существовавшем ряде

состояний сознания. Тогда, если я считаю эволюцию создаваемой "производящим

Разумом", я должен считать этот разум таким же, как и единственный разум,

мне известный, а без этого я и совсем не могу мыслить этого разума. Я не

стану останавливаться на многих нелепостях, отсюда следующих, не стану

спрашивать, каким образом можно мыслить "производящий Разум" при том

условии, что он испытывает различные состояния, производимые в нем

предметами, которые суть объекты по отношению к нему, как он различает эти

состояния, как классифицирует их по сходству и как предпочитает один

объективный результат другому. Я просто спрошу: что будет, если мы припишем

"производящему Разуму" черту безусловно существенную для понятия разум -

именно то, что он состоит из ряда состояний сознания? Поставьте ряд

состояний сознания причиной, а развивающуюся Вселенную следствием, тогда и

постарайтесь рассмотреть, как последняя проистекает из первого.

Правда, я могу представить себе туманным образом, что ряд состояний

сознания предшествует ряду действий, которые, как я вижу, следуют за ним,

потому что и мои собственные состояния сознания часто предшествуют косвенным

образом подобным действиям. Но можно ли и пытаться мыслить о таком ряде

состояний сознания, который предшествует всем действиям во всей Вселенной, -

и движению бесчисленных звезд в пространстве, и вращению всех планет вокруг

них, и вращению на оси всех этих планет, и бесконечному множеству физических

процессов, происходящих на каждом из этих солнц и планет? Я не могу мыслить

и одного ряда состояний сознания, служащего причиной даже относительно малой

группы явлений, происходящих на поверхности Земли. Я не могу даже

представить себе, чтобы они предшествовали ветрам и облакам, которые

приносят ветры, потокам и рекам, разрушительным действиям ледников, еще

меньше могу думать, что они были причиной бесконечных процессов,

совершающихся одновременно во всех растениях, покрывающих Землю, начиная с

редких лишаев полярных стран и кончая густыми пальмовыми рощами тропиков, и

всех миллионов четвероногих, бродящих в лесах, и миллиардов насекомых,

жужжащих вокруг них. Даже для несложной, маленькой группы явлений из этого

бесконечно большого числа перемен, происходящих на Земле, я не могу признать

причиной только ряд состояний сознания, не могу, например, считать их

причиной ста тысяч бурунов, разбивающихся в эту минуту у берегов Англии.

Тогда как же могу я признать "производящий Разум", который я должен себе

представить простым рядом состояний сознания, приводящим в действие

бесчисленные группы изменений, одновременно происходящих в мирах слишком

многочисленных, чтобы можно было их сосчитать, рассеянных в пространстве,

перед которым останавливается воображение?

Если же для того, чтобы дать отчет в этой бесконечности физических

изменений, всюду происходящих, необходимо присутствие повсюду разума, как

основного динамического элемента, то на это нужно ответить следующее, если

так, то разум должен быть в этом случае лишен тех самых свойств, которые его

отличают, и тогда исчезает и само понятие, и само слово "разум" не имеет

никакого значения.

Если же г-н Мартино прибегнет к совершенно противоположной и, как мне

кажется, нелепой гипотезе - к чему-то вроде множественности разумов, если он

принимает учение (что, впрочем, он, кажется, и делает) о невозможности

объяснить эволюцию, "не рассеяв между первоначальными элементами зародышей

разума, так же как и зародышей низших элементов", если для выхода из

непреодолимых затруднений, на которые я указывал ему, только и остается

предположить отдельный ряд состояний сознания для каждого явления, - то мы,

очевидно, возвращаемся назад к чему-то вроде фетишизма с той только

разницей, что у г-на Мартино предполагаемые духовные воздействия

неопределенно умножились.

Следовательно, выражение: "производящий Разум есть причина эволюции" -

может существовать только до тех пор, пока нет попытки соединить в

предложении оба термина в указанном отношении. Можно возражать на это, что

данное предложение должно быть принято на веру, если только указаны

достаточные основания этому; но чтобы оно было принято как объект мысли, как

положение, объясняющее порядок Вселенной, признать это совершенно

невозможно.

Теперь перехожу к самозащите от ложных толкований, которые, весьма

вероятно, будут направлены на вышеизложенные доводы, особенно со стороны

тех, кто читал саму статью, на которую я возражаю. Из тезисов, выставленных

г-ном Мартино в его статье, следует, что все, кто защищает гипотезу,

противоположную его собственной, воображают, что разрешили тайну вещей, если

нашли естественную причину процесса эволюции Г-н Мартино, по-видимому, так и

представляет своих противников, что они, истолковав все свойствами материи и

движения, отвергают всякие дальнейшие объяснения. Но это неверно. Учение

эволюции в чисто научной форме не заключает в себе материализма, хотя его

противники настоятельно представляют дело именно в таком виде И в самом

деле, некоторые мои друзья из числа последователей этого учения говорят о

материализме Бюхнера и его школе с неменьшим презрением, чем сам Мартино.

Чтобы показать, насколько не материалистичны мои собственные взгляды, быть

может, будет уместно привести несколько выдержек из того, что я раньше писал

по этому вопросу.

"Хотя из двух трудностей кажется гораздо более легким перевести так

называемое вещество на так называемый дух, чем перевести так называемый дух

на так называемое вещество, последнее на самом деле совершенно невозможно,

тем не менее никакой перевод не в состоянии повести нас за пределы наших

символов" { "Основы психологии", т. I, 63 (2-е изд.). Русс изд., т. I, стр.

102-103.}.

И еще:

"Вглядимся же в наше положение. Мы не можем думать о веществе иначе как

в терминах души. Мы не можем думать о душе иначе как в терминах вещества.

Когда мы доводим исследования вещества до самых крайних их пределов, то мы

оказываемся вынужденными обратиться за самыми последними ответами в область

души; при исследовании же души мы вынуждены, дойдя до последних вопросов,

вернуться за разъяснением их назад в область вещества. Мы находим величину х

в терминах у, а величину у в терминах х, и мы можем продолжать этот процесс

без конца, ничуть не подвигаясь сколько-нибудь ближе к разрешению задачи.

Антитезис, который существует между субъектом и объектом и за который мы,

пока существует сознание, не можем переступить, делает невозможным какое бы

то ни было познание о той конечной реальности, в которой объединены субъект

и объект" { Ibidem, 272. ........ Ibid, стр. 385.}.

Итак, я думаю, здесь видно, что разница между взглядами г-на Мартино и

теми, на которые он возражает, не так велика, как он указывает, и даже, мне

кажется, различие скорее обратно тому, которое он излагает. Короче, разница

в том, что Мартино признает существование тайны там, где учение, которое он

защищает, не признает ее. Что касается до меня, то, сходясь с г-ном Мартино

в наших несогласиях с материалистическим объяснением, как крайне неглубоким,

я отличаюсь от г-на Мартино только в том, что он считает, будто нашел другое

объяснение явлений, а я признаюсь, что не могу найти. И тогда как Мартино

думает, что может понять силу, проявляющуюся в вещах, я считаю своим долгом

признать, после многих попыток, что я не могу понять ее. Так что перед

отвлеченной проблемой, которую представляет Вселенная, Мартино считает

человеческий интеллект всесильным, а я считаю его бессильным.

Мне кажется, это не противоположность взглядов, как указывает статья

Мартино. Если уж говорить о "гордости науки", то она, очевидно, произошла из

гордости теологии. Я не замечаю смирения в той вере, что человеческий разум

способен понимать и то, что выше очевидности; я не вижу особенного

благочестия в утверждении, что во Вселенной, в природе нет другого высшего

существования, кроме того, которое представляется нам сознанием. Напротив, я

считаю вполне возможным защищать положение, что больше смирения заключается

в признании своей неспособности объять мыслью причину всех вещей и что

религиозное чувство найдет наивысшее выражение в той вере, что Высшая Сила

не более может быть представлена в терминах человеческого сознания, чем

последнее в пределах функций растений.