ВВЕДЕНИЕ.

В монографии исследовано понятие субстанции в «классической» в узком смысле этого слова - «новоевропейской» философии как исторической форме философствования, как правило, противопоставляемой ее современным пост- и неклассическим формам. Понятие субстанции принадлежит ряду эссенциальных понятий и его исконное место в рациональной метафизике непреходящих умопостигаемых сущностей. Это центральное понятие всей западноевропейской онтологии связывалось с вопрошанием о последних основаниях бытия всего сущего (первоначально в форме поиска первоначал в древнегреческой философии), и таковым оно оставалось до нового времени. При всех различиях древнегреческой, средневековой и новоевропейской философии, их объединяло стремление к постижению бытия «с точки зрения вечности», как абсолютного, неизменного, непреходящего. Тезис Спинозы: «существование меняется, но сущности остаются неизменными» воспринимается как ядро субстанциализма. Противопоставление неизменного бытия и изменчивого существования было абсолютным. Однако уже в философии Лейбница произошло существенное преобразование понятия субстанции, окончательно оформившееся в немецком идеализме. У Канта понятие субстанции утратило некоторые из прежних предикатов, перестало обозначать предельное основание бытия сущего и причину самого себя, редуцировавшись к объективации в явлениях одного из трех измерений времени, понятого как априорная форма чувственности. Трансформация понятия субстанции в философии Гегеля предельно изменила его исконный смысл. В связи с чем представляется важным осмыслить и объяснить этот сдвиг в способе философского мышления.

В постклассический период, в эпоху тотального воцарения исторического и культурологического сознания понятие субстанции либо активно «выдавливалось» из философской теории, либо пассивно «замалчивалось», чаще всего используемое в качестве синонима других философских категорий: основания, субстрата, материи и т.д. Для этого существовало вполне объяснимое основание. Если сущее мыслится в качестве процесса всеобщего становления, изменения, в терминах функциональности, ценности и культурной уникальности, преобразования некогда постоянной природы в соответствии с собственными представлениями субъекта, то неизменное и устойчивое переходило в разряд анахронизмов. Процесс этот был непосредственно связан с преимущественным выделением методологической, прагматической проблематики в ущерб онтологической. Понятие же субстанции в исконном смысле возникло как понятие бытийственное. Уже в исследованиях от Шеллинга и Гегеля до Хайдеггера и Гартмана убедительно показано, что не может существовать теории познания без онтологии. Современные исследования по философии истории, культуры, общества в той или иной степени оказываются перед необходимостью определиться с вопросами о бытийном основании предмета своего исследования, существует ли некоторая целостная реальность, называемая культурой, историей и т.д. С необходимостью уяснения проблематики онтологической назрела необходимость целостного осмысления центрального понятия (П.П.Гайденко) классической западноевропейской философии - понятия субстанции, необходимость и обусловленность его новоевропейских трансформаций. Представляется, что именно через это понятие наиболее ясно видно, в чем та или иная философская концепция зависит от традиционного новоевропейского мышления, а в чем преобразует и переосмысляет его. Первичный интерес представляет именно история понятия. Выяснение того, как дух почти 400 лет назад вызвал к жизни идею субстанции, и какие метаморфозы она претерпела, к каким следствиям для самого духа привела, является актуальным для предпринятого исследования. Концептуально исследование входит в линию Хайдеггера - Гадамера понимания истории философии как «истории понятий». Принципиальным было относительно обособить «историю понятия» от «истории проблем», традиционно относимой к неокантианской методологии. Если для истории философии как «истории проблем» понятие субстанции играет роль средства для прояснения проблемы, т.е. некоторую вспомогательную функцию, то для «истории понятий» само понятие как бы обретает самостоятельную жизнь и имеет смысл только в определенном историко-культурном контексте. «История понятий есть их прояснение…призвана следовать движению мысли» (Х.Гадамер). Интерес представляет реконструкция и осмысление эволюции понятия в историческом движении философской мысли. Философия нового времени не мыслима без понятия субстанции. Эмпиризм и позитивизм (отчасти неокантианцы), не допуская сущностей, отказались и от понятия субстанции, в XX веке аналитическая философия (от раннего Рассела до позднего Поппера) оппонировала «эссенциализму», экзистенциалисты (от Кьеркегора до Сартра) предпочли «эссенции» «экзистенцию». Как произошел этот важный поворот в способе философского мышления составляет непосредственную проблему предпринятого историко-философского исследования.

В «истории понятий» исследование в определенной степени осложнено тем, что первоначальные значения и смыслы вовсе не предопределяют их последующего исторического содержания. В первейшей степени это касается понятия субстанции. Проблемным оказывается и решение вопроса о приоритете смыслов: изначального и исторически ставшего. Согласно Гадамеру, первоначальный нормативный элемент понятия никогда полностью не исчезает из понятия, несмотря на его историческую трансформацию и всякая замена понятия исторически существенно модифицированным «не имеет уже ничего общего с античным понятием». Такой вывод опирается на посылку, утверждающую тождество происхождения и значения, что не выглядит очевидным. Если нормативное значение в какой-то степени сохраняется, то следует попытаться выделить эту «необходимую и достаточную», «истинную» определенность понятия. Приоритет исторического или нормативного смысла вынуждает исследователя определиться в решении следующего затруднения: с одной стороны, понятие субстанции употреблялось в определенной духовно-исторической ситуации, системе категорий и ценностей (позиция реляционизма), а потому не имеет оснований для сохранения в неизменном виде в другой исторической ситуации; с другой стороны, то что было свойственно одной исторической эпохе сохраняет непреходящий смысл для другой. Стремясь к «объективности» можно пытаться удерживать исторически «персональные» содержательные наполнения понятия, однако, едва ли возможно претендовать на абсолютно «адекватное мыслителю» воспроизведение как смыслов философских учений, так и функциональной роли в них понятий хотя бы потому, что концептуальный замысел, намерение автора может не совпадать с его реализацией. В каких-то случаях можно говорить, что содержание учения понято последователями глубже автора и спектр интерпретаций незавершен. В этом контексте не лишено смысла обращение от понятия к проблеме им выражаемой. Рассмотрение исторической судьбы понятия субстанции в том числе актуально и в плане реконструкции проблем, сохраняющих свое значение до сих пор, хотя бы уже для их более осознанной постановки. Ввиду относительного характера различения на «историю понятий» и «историю проблем» задача удержаться на первой, не обратившись ко второй, представляется трудновыполнимой. В связи с чем возникает необходимость обращения к другой методологии. Когда смысл, относимый к понятию субстанции, сохраняется в последующем учении, но связывается уже с другими категориями, исследование превращается в рассмотрение проблемы субстанции. (С таким явлением приходится сталкиваться постоянно, как в исследованиях классического периода, так и постклассического, когда само понятие субстанции перестало играть заметную роль в системе категорий мыслителей XX в., а проблематика субстанции в скрытой форме присутствовала даже в тех учениях, где полностью отказались от понятия субстанции (Э.Кассирер и др.). В таком контексте часто проблематичным оказывается сохранение «чистоты» историко-философского исследования, удержаться от использования историко-философского материала в качестве источника самостоятельной философской конструкции.

Актуальность темы исследования в общефилософском смысле связана с тем, что вопрос о стабильности, устойчивости существования во всех его изменениях сейчас в неменьшей степени является проблемой эпохи, нежели в период возникновения понятия и проблемы субстанции. Свидетельством этого являются уже не только философские статьи. Религия и политика, культура и образование осознанно или нет воспроизводят проблему субстанции. Независимо от политической, профессиональной, сословной принадлежности современный человек считает истинным только то содержание, которое подвергнуто суду его собственной субъективности. Различны уровни этой достоверности, но сама достоверность в собственном мышлении является последним основанием. Собственное мышление в этом случае выступает как только самостоятельное, формально свободное.

Однако мышление является не тем основанием, которое довольствуется суждениями о собственном личном опыте и считает возмутительным ограничением своей свободы, если кто-либо посягает на его право выносить суждение обо всем мире, формировать собственное представление. Это мышление, возведенное во всеобщее основание, не только представляет, но и преобразует мир согласно собственному представлению о назначении предметов в этом мире, лишь бы это изменение мира не посягало на установленные обществом ограничения. Это и есть субстанциальное, самодостаточное, из себя самого исходящее мышление современного человека. Субстанциальное мышления не ограничивается и этой произвольной оценочной или вообще теоретической деятельностью в отношении себя самого. Представляющий субъект с необязательно более высокой формой мышления вполне свободен в том, чтобы представлять и более общее содержание: в чем состоят интересы и назначение общественных групп, партий, сословий и всего государства. Претензия такого самопредставительства может расширяться и далее - для духа нет временных и пространственных границ представлять и реализовывать интересы народов, человечества, цивилизации, почему бы ни определять назначение и самой природы. Тогда субъект уже не просто представляет в своем сознании, он самоуполномачивает себя, выступает полномочным представителем всего бытия, основанием, субстанцией бытия, определяя место и функцию в бытии всего сущего, а при необходимости, им же самим устанавливаемой, и исправляя сущее согласно собственному представлению о его истине.

Кроме того, исследуемая тема представляет интерес еще и потому, что в нынешнюю эпоху, как и 400 лет назад, общественное сознание в целом и гуманитарное знание в частности столкнулось с духовной ситуацией, когда мыслящий дух перестал быть в мире с самим собой, лишился прочной точки опоры, оказался в состоянии гегелевского определения "несчастного сознания". Человек, с одной стороны, получает простор для движения, но с другой стороны, лишается объективного основания своего существования (в связи с чем популярным остается так называемый "новый основной вопрос философии", вопрошающий о смысле жизни человека, о его истоках). Как и 400 лет назад, человеческая мысль пытается найти выход из бесконечного обусловливания одних причин другими в некотором прочном фундаменте, на который можно опереться, и, оттолкнувшись от которого, начать свое осознанное поступательное развитие.

Мировоззренческий кризис, с одной стороны, и свобода определять все согласно собственному представлению субъекта, с другой, порождают необходимость объективных, предельных теоретико-познавательных оснований для этого процесса, потребность в таких основаниях актуальна и для историко-философских исследований. Сейчас, так же как и в новое время, достижение прочного объективного основания человеком упирается в проблему метода и критического осмысления чужого опыта.

Обращение в исследовании к метафизике нового времени обосновано тем, что рассматриваемый период знаменовал собой зарождение новоевропейского типа мышления, объясняющего мир из его собственного основания, самоутверждающего человека как свободную личность, претендующего на статус автономного субъекта всех своих практических предприятий и научно-исследовательских программ. В развивающейся тенденции свободомыслия сама по себе человеческая личность была осознана в качестве наиболее достоверного субъекта познания, освобождающее само себя мышление приобрело статус субстанции и субъекта.

Понятие субстанции, имевшее своим древнегреческим эквивалентом «hypokeimenon», было характерно для всей истории классической новоевропейской философии, лишь эпизодически уходило со страниц философских текстов, но не всегда оно имело равную значимость и содержательное наполнение. Более того, при общем признании в исследованиях в качестве прототипа понятия субстанции этого античного термина, интерпретировалось оно совершенно различно. (Этому как показано в диссертации способствовала позиция и самого Аристотеля).

Даже наиболее очевидный предикат понятия субстанции - устойчивость - в исследовательской литературе упоминался в различном контексте, что приводило к выделению преимущественно онтологического или гносеологического мотива. Относительный характер такого различия очевиден, однако в связи с тем или иным прочтением меняется линия историко-философского рассмотрения. Так предикат устойчивости, противопоставленный становлению, очевидно позволял рассматривать понятие субстанции как выражение вечно пребывающего бытия, в то время как становление присуще бытию и небытию. В этом онтологическом ракурсе (имевшем место уже в традиции Парменида) рассматривал атрибут устойчивости Н.Гартман. (Традиция противопоставления бытия и становления, по мнению Гартмана, преодолена только в новое время, для которого характерным являетсятот факт, что только устойчивое и изменяется, становление же выступило формой бытия). С другой стороны, устойчивость понималась как неизменность сущности предмета, противопоставленная ее изменению. В этом ракурсе предикат неизменности позволял рассматривать понятие субстанции как выражение неизменной природы предмета, которая единственно доступна познанию, т.е. мотив преимущественно гносеологический. (Традиция столь же древняя, в постклассический период представлена Э.Гуссерлем и др.). При всей фундаментальности позиций и аргументов мыслителей оба подхода не свободны от односторонности, не являются в строгом смысле историко-философскими и демонстрируют тот случай, когда историко-философский материал выступил в качестве источника для собственных философских конструкций.

При анализе исследований обращается внимание на то, что за долгую историю использования этого понятия, оно применялось в различных сферах интеллектуальной деятельности, поэтому неправомерно вкладывать в содержание метафизических понятий смысл, в котором они используются в других науках. В этой связи выделяются основные подходы к предмету исследования. В одном из наиболее употребляемых смыслов понятие субстанции исторически отождествлялось с вещью, телом. Этому мышлению тело представлялось наиболее устойчивым и самостоятельным. В естественных науках этот термин получают, когда абстрагируются от пространственных форм вещей. В этом случае понятие субстанции отождествляется с категорией материи. Эти абстракции получены из области данности мира явлений, чувственного. Метафизическое мышление не останавливается на данной действительности, но ищет объяснения из последнего принципа, единого основания.

Типичным для существующих работ по проблемам метафизики нового времени является выделение определенного смысла, вкладываемого в понятие субстанции, которое признается наиболее «значимым» (с современнной точки зрения). Историки философии демонстрируют различия в понимании категории субстанции тем или иным мыслителем, выявляют противоречия и оценивают истинность суждений с точки зрения сложившегося и принимаемого ими как наиболее достоверного понятия субстанции. Интерпретация текстов мыслителей нового времени в рассмотренных исследованиях отечественных историков философии (С.С.Аверинцева, И.И.Борисова, В.В.Ильина, Н.С.Нарского, В.В.Рябчикова, Г.Г.Майорова, В.В.Соколова, А.Л.Субботина, П.Д.Юрченко и др.) и зарубежных (Х.Лукас, К.Фишер, И.Вильсон, Р.Кронер, А.Гибсон, Д.Пердь и др.) представляется как бы встроенной в определенные рамки направленного вектора (пусть даже по спирали) от «неистинного» к «истинному», на конце которого они находятся. Этот подход оценивается в диссертации как попытка выявить содержание понятия не в его собственном культурологическом и категориальном контексте, а в терминах последующих интеллектуальных систем. Не представляется убедительным непосредственно связывать необходимость концептуальных и понятийных трансформаций в истории новоевропейской мысли с политико-экономическими изменениями (диалектико-материалистическая традиция).

Несмотря на то, что упоминание понятия и проблемы субстанции является общим местом в работах, посвященных новоевропейской философии, список исследований, непосредственно, в разной степени занимавшихся историей понятия очень ограничен (Н.Гартман, Г.Гадамер, М.Хайдеггер, К.Хайдман, Й.Хессен, В.Штегмайер, М.С.Орынбеков, В.Г.Карпачев, К.М.Сатыбалдинова, А.П.Кузнецова). Разные по методологии работы тем не менее не создают целостного представления ни об эволюции понятия субстанции, ни о его роли в философских системах и связи с другими категориями. Учитывая значимость, которую придавали в новое время мыслители понятию субстанции, разработанность проблемы представляется освещением лишь видимой вершины айсберга. Если проблематика субстанции и ее серьезный анализ в отдельных учениях классической новоевропейской философии находит отражение в современнных публикациях (П.П.Гайденко), то понятие субстанции, его генезис, эволюция остаются во многом пока за рамками исследований. Не выясненной оказывается пока и необходимость возрастания роли понятия субстанции в философии нового времени. Отдельные аспекты этой необходимости выявлялись Г.Гегелем, М.Хайдеггером, М.К.Мамардашвили. Крайне редко предпринимается попытка выяснить связь понятия субстанции с господствующим в этот период типом мышления, формами духовной деятельности (Ю.В.Перов, К.А.Сергеев, Я.А.Слинин). Перенос понятия субстанции на немецкую классическую философию чаще всего представляют противоречивым и неоправданным (К.Хайдман, Й.Хессен, В.Штегмайер). Еще более фрагментарными являются исследования того, что хотели, и что действительно решили с помощью этого понятия мыслители нового времени и немецкой классической философии, какое место занимала данная абстракция в системе понятий всей классической новоевропейской философии. В литературе редко выявляется набор необходимых предикатов понятия субстанции (Н.Гартман) и трудности, к которым приводило использование субстанциальной парадигмы в определенной духовно-исторической ситуации. Еще менее исследовано с какими приоритетами связано употребление понятия субстанции в системах немецкого идеализма. Не в полной мере выявлеными остались и основания того факта, что понятие субстанции потеряло свои ключевые позиции в постклассичесский период. В российской и зарубежной историко-философской литературе нет специальных исследований, посвященных целостному исследованию темы диссертационной работы.

В исследовании предполагалось отойти от традиции констатировать содержательное наполнение понятия субстанции в разных системах. Автор исходил из того, что исследование понятия субстанции в конкретной философской традиции не единственная цель, немаловажным представляется возможность с помощью исследования понятия и проблемы субстанции более глубоко проникнуть в суть классического типа философствования. Целью исследования являлось рассмотрение субстанциальной парадигмы как имманентной, сущностной характеристики философии нового времени, выяснение методов ее конструирования; необходимая трансформация понятия субстанции в немецкой классической философии и его роль в системах немецкого идеализма. Эта главная цель раскрывается постановкой и решением следующих задач исследования: выявить генезис понятия субстанции, его источники и предпосылки; исследовать историческую и логическую необходимость рассматриваемой категории для метафизики 17 века, раскрыть связь субстанциальной парадигмы с исторически обусловленным типом мышления; рассмотреть связь этого понятия с другими категориями, как родственными понятию субстанции, так и соотносимыми с ним, определить его статус и структуру; определить набор необходимых предикатов, задаваемых субстанциальной установкой; выявить сходство и различие подходов к этой категории в различных традициях, исследовать тенденцию изменения содержания понятия субстанции и его назначение в течение рассматриваемого периода; выявить противоречия, с которыми сталкивались философы нового времени, применяя это понятие, проанализировать цель и результаты применения его в метафизических системах; обосновать необходимость преобразования понятия субстанции в связи с отождествлением его с мышлением; показать основные следствия, вытекающие из нового прочтения и нового статуса понятия субстанции в немецкой классической философии, и тенденции, возникающие в последующий «неклассический» период в связи с переосмыслением необходимых предикатов понятия субстанции в немецкой классической философии; показать какие новые проблемы и перспективы возникают у становящегося субстанциальным представляющего субъекта; несмотря на различное отношение к понятию субстанции в современном философствовании, предикаты, относимые к этому понятию, являются характерными для современного мышления.

Поскольку мысль, оторванная от ведущего к ней пути, является абстракцией в худшем смысле этого слова, постольку исследование соединяет исторический и логический подходы. Исследование не могло ограничиться применением одного метода. Исторически оправдавшие себя способы исследования не были свободны от односторонности взглядов на проблему. Выявление устойчивых предикатов, относимых к понятию субстанции в течение длительного исторического периода тем не менее не позволяет говорить об универсальном, этимологически преимущественном, логически обусловленном, «истинном» смысле понятия. Исследование выявило неустойчивый характер употребления предикатов как в отношении этимологии, так и в отношении категориальной логики. Исторические изменения в трактовке понятия свидетельствуют о связи смысла с культурно-историческим контекстом той или иной эпохи и об исторических переменах в характере мышления и принципах построения теорий. Одновременно с этим историческое становление и изменение понятия еще не свидетельствует о диалектически-поступательном развитии понятия. Хотя диалектика гегелевского типа в значительной степени используется в диссертации для объяснения тех или иных тенденций, приходится признать, что в историко-философском исследовании она не всегда оправдывается. В действительности встречаются и явления регресса, забвения бытия, по словам М.Хайдеггера. В его эпоху осуществлялась переинтерпретация, деконструкция историко-философского материала. Таким образом, в работе осуществляется комплексный, системный методологический подход к развертыванию темы: исторический и проблемно-понятийный. Критерием отбора исследуемых учений являлось не то, писали ли данные философы что-либо о субстанции и признавали ли ее существование в той или иной форме, а привнесли ли они нечто новое в само ее понятие. Работа не предполагает категоричных выводов по поводу поставленных задач, а рассматривается автором как осмысление существа новоевропейского типа мышления, породившего в себе основания для большого спектра неклассических форм философствования. Достаточно полным предпринятое исследование может быть лишь при обобщении результатов большого числа исследований.

Целостность осмысления понятия и проблемы субстанции может быть выражена в следующих тезисах

- Субстанциальная парадигма в результате реализация исторических и логических предпосылок могла возникнуть как определяющая установка только в метафизике нового времени; ориентация на поиск предельного основания задавала цели, средства и содержание новоевропейского типа мышления; она с необходимостью выступила первоначально в качестве проблемы нахождения гносеологического основания и явилась результатом реализации принципа свободы; метафизика делает предметом абсолютное, которому должна соответствовать форма выражения этого содержания - достоверность.

- В метафизике нового времени изменился статус понятий субстанции и субъекта: от тождества их в средневековой схоластике произошло разведение этих категорий вплоть до их полного противопоставления. Содержанием методологического основания в 17 веке могло стать только мышление, которое в течение исследуемого периода "онтологизируется" в то время как понятие субъекта сужается до представляющего субъекта.

- Субстанциальная парадигма была связана в новое время со снятием принципа причинности в принципе "системности"; возрастающая роль понятия субстанции в новоевропейской философии в значительной степени знаменовала переход от трансцендентных оснований к имманентной философии, ставившей целью объяснить мир из него самого; необходимые предикаты понятия субстанции - самодостаточность и самотождественность - перенесенные с логического основания на онтологическое, породили противоречия, которые создают предпосылку для отказа в перспективе от субстанциальной парадигмы.

- Трансформация понятия субстанции в немецкой классической философии привела к тому, что традиционные предикаты этого понятия были ассимилированны более поздними определениями, изначально положенная в новоевропейской философии противоположность бытия и становления в гегелевском идеализме была снята в тождестве саморазвивающейся субстанции-субъекта. Субстанциальное сознание преобразуется в историческое сознание. Саморазвитие ранее неизменной субстанции интерпретировалось как уже реальное историческое становление природы объекта до своей истины. Самотождественность субстанции в немецком идеализме была понята как основание, процесс и результат постоянного ее самопорождения. Гносеологический акцент в интерпретации понятия субстанции немецкой классической философией переместился с достоверного начала в результат, в связи с чем отпала острота в поиске абсолютно истинного основания познания, предельного основания, хотя это не исключило проблему начала познания.

- Благодаря заложенным в немецком идеализме предпосылкам культ разума трансформировался в постклассической философии в культ метода. Универсализация системности вдохновляет на поиски универсального метода. Сама культура превращается в метод-технологию. Это уже преобразование субстанциального мышления в технологичное, технократичное, инструментально-практическое мышление. Преобразующее, «вразумляющее» действительность, культивирующее собственное содержание свободное мышление становится культурологическим. Мышление обнаруживает себя как мир культуры, созданный самим субстанциальным сознанием.

- Связывающее свое начало со своим результатом логическое мышление становится системообразующим. Предмет для этого мышления должен быть познан в качестве имманентного момента системы, его необходимой функции. Системное мышление становится функциональным. Венцом, но далеко не последней ипостасью преобразования субстанциального мышления стало самоустановление субъекта быть полномочным представителем бытия и изменять его согласно собственному представлению. Функция «божественная» отдана субстанциальной воле и власти.