Глава 4. «Анти-Эдип»: желающее производство

В своём первом и последнем телеинтервью Делёз сказал, что вдвоём с Гваттари они походили на Бювара и Пекюше, пытавшихся создать огромную энциклопедию, включающую все области знания.¹¹² В «Письме суровому критику» Делёз говорил об этом сотрудничестве: «Между нами возникло взаимопонимание; мы дополняли друг друга, деперсонализировались один в другом, являлись сингулярностями по отношению друг к другу - короче, были друзьями. Результатом стал «Анти-Эдип», и он был новой ступенькой. Я задаю себе вопрос: не заключена ли одна из причин враждебности, иногда проявляющаяся по отношению к этой книге, в том, что она написана двумя лицами, в соавторстве, ведь люди так любят ссоры и судебные скандалы! В этом случае они пытаются разобраться в чём-то едва различимом или зафиксировать то, что свойственно каждому из нас. И поскольку каждый, как и мир в целом, - уже множество, то так поступают многие».¹¹³ «Анти-Эдип» написали два человека, но, как сами они подчёркивали, каждый из них одновременно был несколькими людьми, так что работа оказалась поистине коллективной.

В своей первой совместной работе Делёз и Гваттари искали дискурс, который был бы одновременно и политическим, и психиатрическим, но при этом одно измерение не редуцировалось бы к другому. Знаменитая книга Ж. Делёза и Ф. Гваттари «Капитализм и шизофрения» (а точнее, её первый том «Анти-Эдип»)¹¹⁴ представила принципиально новое понимание

[86]

фрейдомарксизма, являясь не только теоретической работой, но и своего рода пособием по революционной борьбе.¹¹⁵ Сам Делёз выделял в этом сочинении два основных аспекта - критику фрейдовского психоанализа и учение о капитализме в его отношении к шизофрении.¹¹⁶ В 1973 г. он писал, что «Анти-Эдип» представляет собой попытку мыслить «против психоанализа, но в психоаналитических терминах»¹¹⁷.

Надо сказать, что во время написания книги идея уже носилась в воздухе: так, в ходе дискуссии «Психоанализ и марксизм» (1970) Б. Мюльдворф заявил, что фрейдистскую проблему семьи следует заменить более общей проблематикой воспроизводства социальных индивидов в ракурсе данного исторического общества.¹¹⁸

Продолжая традицию Франкфуртской школы, Делёз и Гваттари обвиняют капитализм в тотальной денатурализации человека и отчуждении последнего от общества. «Эдипизированный» психоанализ тесно связан с капитализмом и представляет собой часть репрессивного аппарата. Описываемый фрейдистским психоанализом Эдипов комплекс, говорят авторы, представляет собой не скрытое содержимое нашего бессознательного, но вид принуждения, которое психоанализ навязывает нашим чувствам и бессознательному. Основное понятие «Анти-Эдипа» - «желающее производство» (production desirante) - жизнедеятельность индивида, который в качестве «желающей машины» (machine desirante), или

[87]

«шизо» (shizo), бессознательно реализует свои желания. «Желающая машина» - «свободный» пролетарий, отвергающий каноны буржуазного общества и следующий законам естественного «производящего» желания.

Жиль Делёз и Феликс Гваттари

Фрейд, считают авторы, оставил нам неадекватное представление о бессознательном. Основатель психоанализа, по сути, открыл «желающее производство», однако он же вернул его в систему субъективных представлений (сон, миф, трагедия и т.п.); он превратил «желающее производство» в представление, причём та пара, которая как раз и занимается производством, т.е. «желающая машина» и социальное поле, уступили место семье и мифу.¹¹⁹ Фрейд персонализировал аппарат производства желания, когда ввёл понятия «Я», «Оно» и «Сверх-Я»; при этом бессознательное превратилось в театр, в котором разыгрываются мифологические сюжеты. Бессознательное стало системой символических представлений, а

[88]

символическое описывает не отношение к объективности, но, по соссюровской терминологии, чистые означающие, т.е. элементы субъективного представления.¹²⁰ Если же бессознательное понимать как символическое и субъективное, ничто не мешает Фрейду трактовать его как воображаемое (в до-лакановском понимании), вроде снов и мечтаний. Таким образом, бессознательное, по Фрейду, есть образы и ничего, кроме образов. Производство при этом превратилось в театр, где дают только одно представление об Эдипе. В силу этого фрейдовский психоанализ описывает личность вне её связей с природой и обществом; он не только не способен оказать психиатрическую помощь, но сам выступает как утверждение тотальной невротизации как естественного состояния индивида, т.е. прямо участвует в буржуазной репрессии. «Желание» превращается в прибавочную стоимость, а сам психоанализ становится механизмом её потребления. Наконец, классический психоанализ совершенно беспомощен, поскольку представляет собой «течение слов против течения денег».¹²¹

В интервью 1972 г. Делёз ставил в упрёк психоанализу два основных пункта: «он не добирается до машин желания, потому что придерживается Эдиповых структур и фигур; он не доходит до социальных инвестиций либидо, потому что придерживается семейных инвестиций»¹²². Поэтому психоанализ выдумывает специфический бред, вращающийся вокруг семейных отношений. В реальности же бред имеет всемирно-исторический характер.¹²³ Теоретические построения «новых левых» и революция 1968 г., считают авторы «Анти-Эдипа», потерпели поражение именно из-за своей приверженности фрей-

[89]

дизму. Не эмансипация сексуальности, но освобождение бессознательного от комплекса Эдипа способно освободить «революционный шизофренический потенциал».

Категория «желающего производства», по мысли авторов, позволяет им сочетать в рамках одной концепции наиболее ценное из фрейдизма (а именно - учение о желании) и из марксизма (целостная научная теория производства). Авторский тандем не просто стремился синтезировать фрейдизм и марксизм, но рассчитывал избавить оба учения от присущих им крайностей. Фрейд, освобождая «желание», убил «желающее производство», лишив «желание» социального содержания. Маркс открыл законы социального производства, но разорвал его связь с «желанием» индивида, оперируя только большими социальными группами. (Авторы, как мы видим, повторяют мысль Альтюссера об «антигуманизме» Маркса.) Делёз и Гваттари претендуют находиться между Фрейдом и Марксом, открывая способ, которым производственные отношения создаются «желанием» и которым «желание» (т.е., говоря упрощённо, аффекты и импульсы) участвуют в инфраструктуре производства, что и позволяет обосновать шизоаналитический метод вместо психоаналитического.

Шизоанализ как концепция реализации «желающего производства» предполагает две программы - негативную и позитивную. Негативная программа представляет собой радикальное переосмысление бессознательного и разрушение фрейдовских иллюзий «Я», «Сверх-Я» и «драматических представлений». Бессознательное, освобождённое от насильственно навязанных ему образов, структур и символов, после разоблачения интриги Эдипа (или Гамлета) (т.е. после разрушения «театра бессознательного») обнаруживает свою производственную мощь. Это позволяет начать исследование социологической проблематики существования индивида. Позитивная программа предполагает 1) устранение внутренних преград на пути «желающего производства» и 2) объединение желающего и социального производства, т.е. совпадение желаний и деятельности индивида, что требует уничтожения внешних репрессивных сил.

[90]

«Желание» не есть потребность в чём-либо, как полагали Гегель или Маркузе. Если понимать «желание» как потребность в чём-то внешнем, мы придём к отчуждению человека от самого себя и его воображаемому взаимодействию с миром, т.е. к производству фантазмов. Желание, по Делёзу и Гваттари, представляет собой механический процесс, подобный работе промышленного завода, где желание создаёт реальность человеческого бытия (т.е. природную и социальную среду): «реальность есть продукт пассивных синтезов желания»¹²⁴. «Желающее производство» как раз и порождает подлинные связи индивида как с природой, так и с обществом. Иными словами, «желающее производство» производит и самого человека как субъекта желания. Таким образом, ответственность за подавление «желания» человека ложится на сознание не в меньшей степени, чем на капитализм. Не бессознательное подавляет сознание, но, напротив, сознание давит на бессознательное, навязывая ему свои директивы, демобилизуя производственные машины и саботируя «желающее производство».

«Желающее производство» представляет собой работу «желающих машин». «Желающая машина» включает в себя 1) «машины-органы», т.е. собственно работающую часть, 2) «тело без органов» и 3) субъект. «Желание» есть, во-первых, желание жизни и созидания, а во-вторых - желание смерти (здесь авторы «Анти-Эдипа» сохраняют почти неизменным учение Фрейда об Эросе и Танатосе). «Тело без органов» как раз и возникает из-за желания остановки как производственной смерти. В «Логике смысла» Делёз характеризует его как «организм без частей…, у которого нет ни рта, ни ануса, отбросившее все интроекции и проекции и такой ценой завершившееся»¹²⁵. В социальном производстве Делёз и Гваттари также указывают «тела без органов», соответствующие различным стадиям общественного развития: на стадии «дикости» - «тело» земли, на стадии варварства - деспотия, на стадии цивилизации - капитал. «Желающая машина» всегда функционирует, будучи «испорченной», т.е. совершая остановки (например, перерывы

[91]

в приёме пищи, дыхании, сексуальном влечении и т.п.). Единство «желающего» и социального производства обеспечивает энергия либидо, инвестирующая социальное поле в его экономических, исторических, расовых и культурных феноменах¹²⁶. Субъект есть тот уровень, на котором устанавливаются аутентичные отношения между «машинами-органами» и «телом без органов».

«Желающее производство» имеет три технологических стадии:

1. «Желающие машины» и «тело без органов» производят взаимное отталкивание. «Тело без органов», испытывая «отвращение» к машинности («шуму машинного производства»), останавливает первоначальное производство, которое является естественным состоянием индивида, и вызывает первичное подавление «желания». При этом «желающая машина» становится «машиной параноической».¹²⁷

2. «Тело без органов» и «машины-органы» испытывают взаимное притяжение, поскольку не могут существовать друг без друга. Это притяжение выражается в записывании процессов производства на поверхности «тела без органов» (здесь мы слышим отголосок увлечения авторов стоической теорией значения, о котором мы говорили в предыдущей главе). Такое записывание вызывает видимость того, что всё производство зависит только от «тела без органов» (точно так же возникает иллюзия ведущей роли капитала в промышленном производстве). Этот эффект авторы называют «зачаровыванием», а соответствующую модификацию «желающей машины» - «машиной чудодейственной».¹²⁸

3. Снятие оппозиции между взаимным притяжением и отталкиванием «машин-органов» и «телом без органов» достигается за счёт создания «холостой (безбрачной) машины» - субъекта. «Желание» «просачивается» через «тело без органов», порождая в нём деятельность, каковую потребляет субъект. При этом субъект «не вступает в брак» с потребляемым, т.е. свободен от него. Он ос-

[92]

таётся номадической сингулярностью, кочуя на поверхности «тела без органов» и не имея фиксированной идентичности. Таково самопроизводство бессознательного.

Вся реальность у Делёза и Гваттари представляет собой производство. Исследователи отмечают параллели с картезианским отождествлением человека и машины и «человеком-машиной» Ж.О. де Ламетри. Однако, если у французских рационалистов XVI - XVIII вв. речь шла преимущественно о механическом движении и законах механики, то «у Делёза и Гваттари механицизм принял жёсткие формы: всё отождествляется только с машинами, механическими процессами»¹²⁹. Теория «желающего производства», предложенная Делёзом и Гваттари, имеет (по замыслу авторов) всеобщий характер, являясь концептуальным описанием как психических процессов, так и социального производства. Кроме того, шизоанализ был задуман как революционная доктрина, направленная на одновременное освобождение как человеческого бессознательного, так и трудящихся классов.

Уже З. Фрейд отказался от понимания человека как целостного индивида, обладающего произвольностью действий, и заявил о его обусловленности факторами бессознательного. Однако фрейдистское понимание бессознательного и механизмов психики вообще было продуктом определённой исторической эпохи; сам же Фрейд претендовал на единое для всех времён и народов описание психических процессов. Поэтому его учение подвергалось многочисленным ревизиям со стороны его последователей. Делёз и Гваттари, продолжая традицию дополнения фрейдизма учением о социальном производстве, традиционно называемую фрейдомарксизмом, впервые указали на репрессивный характер фрейдовского пансексуализма, что позволило им создать новую концепцию психического субъекта.

Субъект, описанный в «Анти-Эдипе», принципиально антигносеологичен. Субъектно-объектная схема отношений человека и мира отброшена как одно из орудий буржуазного подавления. Мир становится отражением психических процессов. При этом Делёза и

[93]

Гваттари невозможно обвинить в солипсизме, поскольку психические процессы, о которых здесь идёт речь, не имеют «хозяина»; нет никакого «Я», которое могло бы заявлять о своих правах на описание мира. Объект мысли формирует саму мысль: субъект, с которым происходят события, развёртывает вокруг себя смысл, но отправным пунктом для распознаваемых форм служит всё-таки объект. «Желающее производство» происходит, строго говоря, не в недрах человеческой психики, но где-то на поверхности «серии», о которой Делёз говорит в «Складке». Это - никоим образом не традиционно понимаемая человеческая личность, но некоторая номадическая сингулярность, сосуществующая с другими такими же «кочевниками», т.е. собственно мир, не подвергаемый субъектно-объектному расчленению. Революция, прокламируемая шизоанализом, должна произойти не только в психической личности и социальном производстве, но и в науке в целом, т.е., по логике авторов, в самом мире.

Подлинно свободным индивидом является «шизо» - деконструированный субъект, порождающий сам себя как человека, лишённого ответственности, одинокого и говорящего от своего имени, не испрашивая на это никакого разрешения. Это «имя», не обозначающее никакого «это» и потому не боящееся «сойти с ума».¹³⁰ Шизофрения индивида у Делёза выступает аналогом «разорванности» общества. Всякая общепризнанная «нормальность» - не более, чем социальный компромисс. Шизофреник, в отличие от параноика, осознаёт своё безумие. Поэтому шизофрения, по Делёзу и Гваттари, выступает освободительным началом для индивида и революционной силой для общества. Художник в «разорванном» обществе - и больной, и врач; творческий акт возможен только при шизофрении. В силу этого художник - «состоявшийся шизофреник». «Философию нередко сопоставляли с шизофренией, -

[94]

говорят Делёз и Гваттари в своей последней совместной книге, - но одно дело, когда шизофреник - это концептуальный персонаж, который интенсивно живет в мыслителе и заставляет его мыслить, а другое дело, когда это психосоциальный тип, который вытесняет живого человека и похищает его мысль. Причем иногда они оба сопрягаются, смыкаются друг с другом, как будто сверхсильному событию соответствует сверхтруднопереносимое жизненное состояние».¹³¹

«Шизоаналитический» проект породил обширную критическую литературу. Отнюдь не все коллеги Делёза и Гваттари приняли их концепцию желания. Ж. Бодрийяр, например, заявил, что «эдипальная критика психоанализа… только возвеличивает аксиоматику желания и бессознательного в ее наиболее чистой форме».¹³² И марксизм, и фрейдизм, считает Бодрийяр, носят критический характер, но ни тот, ни другой не критичны в вопросе об отдельности своей области. Поэтому не стоит и смешивать понятия марксизма и фрейдизма.¹³³

Фуко отметил огромное влияние «Анти-Эдипа» на западную культуру, говоря о том, что «после публикации… книги Делёза и Гваттари «Анти-Эдип» ссылки на Эдипа обрели совершенно иное значение».¹³⁴ В самом деле, нравится это критикам книги или нет, но

[95]

она изменила взгляд на проблематику желания и по сию пору оказывает сильнейшее влияние на умы. Ж. Олендорф в своей весьма живо написанной статье даже утверждает, что Делёз и Гваттари создали поп-философию, предназначенную прежде всего для не-философов: «Это послание не должно остаться исключительно в руках университетских преподавателей, аналитиков и толкователей любого ранга: оно должно вернуться к тем, для кого было предназначено - не гошистам или политикам, но всем, кто хочет вырваться из «системы», всех воспроизводящихся систем (государства, семьи и капитализма)».¹³⁵

Действительно, если рассматривать «шизоанализ» как очередную разновидность фрейдомарксизма, его ценность не слишком велика. Однако подлинный смысл «Анти-Эдипа» в другом. Ещё в 1972 г. в беседе с Делёзом Фуко заметил, что книги его коллеги идут дальше заезженных и всем надоевших тем означающего, означаемого, желания и либидо, и поднимают вопрос о видах власти и их борьбе.¹³⁶ Делёз, считает Фуко, внутри психоанализа обратился к тому, что в психоанализе оставалось невысказанным - аналитической практике как акту насилия.

Авторы «Анти-Эдипа» применили широко понимаемый психоаналитический подход к анализу капиталистического общества, что позволило им избежать социологического дискурса и прийти к оригинальной концепции власти. Власть - не что-то внешнее по отношению к человеку. Напротив, власть представляет собой структурную разметку человеческой психики. По сути, речь идёт об определённой конфигурации субъективности, которую основатель психоанализа пытался утвердить в качестве вечной и единой для всех народов. Делёз и Гваттари сумели вскрыть преходящий характер эдипальной разметки психики и наметить пути её трансформации. Не стоит воспринимать учение о «машинах-

[96]

органах» чересчур буквально, ведь авторский тандем вовсе не ставил своей задачей механистическое описание психических процессов. Все эти пугающие выражения носят условный характер. Речь же по большому счёту идёт о новой модели субъективности, движущей силой которой выступает желание, а принципом организации - сопротивление властному дискурсу. А обращение к психоанализу обусловлено потребностью авторов в концепте бессознательного как универсального внерефлективного регулятора поведения человека.

Многие концепты, представленные в «Анти-Эдипе», прочно вошли в лексикон гуманитарных (и не только) наук.¹³⁷ Рассмотрим основные концептуальные представления «Анти-Эдипа».

«Тело без органов» - термин французского поэта А. Арто:

Вытащить тело из человека
При свете природы
Погрузить его вживе в свет природы
Где солнце будет сочетаться браком с ним
Тело есть тело
Оно само по себе
Ему не надо каких-то органов
Тело никогда не будет организмом
Организмы - враги тела…138

Для того, чтобы понять функционирование этого термина в «Анти-Эдипе», стоит обратиться к «Логике смысла» Делёза (1969 г.). Делёз, вслед за М. Кляйн¹³⁹, утверждает, что формирование личности начинается с параноидально-шизоидной позиции ребёнка,

[97]

которая представляет собой «коммуникацию тел в глубине и посредством глубины»¹⁴⁰.

'Анти-Эдип' Рисунок пациента Гваттари Виктора Б.

«Глубинами» при этом выступают оральность, рот и грудь; здесь начинается интроецирование. На этой позиции формируются в качестве двух полюсов «Id» (резервуар интроецированных частичных объектов) и «Ego» («тело без органов», завершённое благодаря проекциям).¹⁴¹ Можно сказать, что «Id» и «Ego» соотносятся

[98]

как «пустая» глубина и глубина «полная». «Тело без органов» - это то, что противится всем уровням организации, уровню организма и организованной власти.¹⁴² Это «физический срез» плана имманентности.¹⁴³

«Тело без органов» - это чистая поверхность, не связанная ни с какими органами или функциями. Не имея никаких средств для производства, обладая «нулевой степенью интенсивности», оно принадлежит области «анти-производства» и вступает в конфликт с «желающими машинами». Будучи непроизводительным, «тело без органов» выступает поверхностью, на которой регистрируются процессы производства желания, так что возникает иллюзия того, что «желающие машины» порождаются «телом без органов». Это «ложное производство» Делёз и Гваттари характеризуют как «чудодейственную машину». Ещё один аспект «тела без органов» - капитал. Капитал также выступает непроизводительной поверхностью, на которой регистрируется производство, ведь ценность рабочей силы и производства фиксируется именно в капитале. Для прояснения этого аспекта авторы обращаются к марксистской теории прибавочной стоимости. Капитал, говорят они, делает машину ответственной за производство прибавочной стоимости. Машины

[99]

настолько сближаются с капиталом, что их функционирование «зачаровывается» последним и возникает иллюзия того, что прибавочную стоимость производит сам капитал. Таким образом, капитал выступает как «тело без органов» в двух отношениях: 1) производство и рабочая сила фиксируются на поверхности капитала; 2) будучи непроизводителен, капитал представляется производительным, маскируя реальные производственные процессы. По сути, Делёз и Гваттари просто развивают идею Маркса о фетишизации производства.

Фрейдистский Эдип выступает аналогом капитала, возникая в процессе аналогичного «записывания». Делёз и Гваттари предостерегают читателя против метафорического понимания «желающего производства»: производятся машинные эффекты, а не метафоры. Это значит, что репрезентационизм - враг всякого производства. Эдипальный психоанализ заменяет производство репрезентацией символов; как в теории, так и в практике психоанализа на место реальных производственных процессов ставятся символы. Производство бессознательного здесь сводится к мифам, трагедиям и сновидениям, т.е. уничтожается. Бессознательное, в реальности являющееся фабрикой, представляется театром. Эта позиция Делёза и Гваттари носит не столько этический, сколько онтологический характер: авторы выступают против идеалистического репрезентационизма: сущность бессознательного - производство, а его репрезентация - отчуждение этой сущности. Шизоанализ, в противоположность фрейдовскому психоанализу, рассматривает проблематику бессознательного в терминах не значения, но использования, т.е. практики. У бессознательного нет никаких проблем значения, но лишь проблемы практики. Вопрос о желании должен формулироваться не как «что это значит?», но «как это работает?».¹⁴⁴ Фундаментальная перемена вопроса, показывающая всё различие

[100]

между идеализмом и материализмом. Эдип, утверждают Делёз и Гваттари, является центральной фигурой идеализма. Эдип - не реальное состояние желания и его двигателей, но идея, и идея репрессивная. Фрейдистский идеализм рассматривает систему идей как первичную по отношению к желанию; материалистический шизоанализ рассматривает желание как первичное по отношению к любым идеям. Авторы «Анти-Эдипа» повторяют марксистскую схему: не сознание определяет бытие, но, напротив, бытие определяет сознание. Это и даёт им основания рассматривать шизоанализ как материалистическую психиатрию.

Идеализм психоанализа формирует теологическую концепцию бессознательного. За ней следует то, что Делёз и Гваттари называют «теологическим кортежем»: онтологическая неуверенность, чувство вины и символизм. Шизоанализ, в противоположность психоанализу, представляет собой этическую ситуацию радости и невинности. Здесь Делёз намечает концепцию литературы, которую он будет разрабатывать в своих последующих работах, особенно в своей последней книге «Критика и клиника»: литература подобна шизофрении, поскольку речь в ней идёт не о репрезентации, но о производстве. Литературный стиль - это отсутствие стиля, асинтаксическое и аграмматическое; язык определяется не тем, о чём идёт речь, но чистым желанием. Это не литературное производство, но производство желания посредством литературы. Литературная интерпретация заключается в раскрытии «желающих машин» в литературных произведениях. Чтение текста никогда не является академическим упражнением или поиском означающих; оно всегда выступает как производительное использование литературной машины.

Отметим сходство этих представлений авторского тандема с семанализом Кристевой, который представляет собой не просто критику, но производство критических текстов, что означает критическое производство текстов. Эту программу наметил Ф. Соллерс в «Теории ансамбля»¹⁴⁵, отмечавший, что программа «Tel Quel» состоит в 1) производстве новых формальных организмов и 2) Тео-

[101]

ретическом осмыслении этой продукции. Такая практика, считает Кристева, есть не что иное, как верно понятый марксизм. «Царство литературы - это царство рыночной стоимости…»¹⁴⁶ Поскольку стоимости в процессе коммуникации всегда суть сгустки труда, труд не репрезентирует ничего за пределами стоимости, в которую он сгущается. Письмо романа, по Кристевой, выступает как «текстовая продуктивность»; при этом книгу следует понимать не просто как феномен (рассказ) или литературу (дискурс), но как «работу».¹⁴⁷

Основной целью шизоанализа является освобождение желания. Однако, поскольку производство желания - это одновременно и социальное производство (только происходят они в разных «режимах»), никакая «желающая машина» не может стать свободной без уничтожения целого социального сектора, с которым она сопряжена. Желание революционно по самой своей сути, желание - это не желание революции, а революция как таковая. Поэтому любое общество борется с желанием средствами эксплуатации, рабства и компрометирования. (Самым ярким примером подавления желания выступает психоанализ.)

Делёз и Гваттари набрасывают своего рода «генеалогию Эдипа». Первобытное общество было единственной территориальной машиной в строгом смысле слова. Функционирование такой машины заключается в отрицании рода и союза. Род (отношения ребёнка и родителей) и союз (межродовые браки) - два главных кода примитивных обществ. Если понимать эдипальные отношения как кровосмешение мальчика с матерью или сестрой, то, строго говоря, никакого Эдипа в первобытных обществах мы не обнаруживаем: попросту не существует дискурса, который мог бы зафиксировать эти отношения как кровосмесительные. Эдип появляется при распаде примитивных территориальных представлений. Брак как форма союза представляет собой репрессию мужской го-

[102]

мосексуальности, так что Эдип - результат смещения и искажения родовых отношений. Если в примитивных обществах Эдип существовал где-то на периферии экзистенциальной реальности, то в империях и варварских деспотиях он становится центральной фигурой. В этих новых обществах социальное тело принимает вид тела деспота, о котором много писал Фуко в «Надзирать и наказывать»¹⁴⁸. Эта новая государственная мегамашина сохраняет родовые и брачные отношения примитивных обществ и повелевает ими. Деспотический порядок определяется реорганизованными союзами и «происхождением» деспота. Самыми яркими его формами становятся право первородства и право первой ночи. Если роды и союзы первобытных обществ были кодированием потока желания, то в деспотиях происходит его сверхкодирование, основой которой выступает божественное происхождение деспота. Кровосмешение в таких обществах не только допустимо, но и необходимо: деспот заключает символические браки с «сестрой» (принцессой из другого племени) и «матерью» (символическим воплощением своего племени). Таким образом, в деспотиях кровосмешение - уже не замещение желания, но его прямое подавление. (Несомненно, что это представление о «деспотическом бессознательном» - не что иное, как «отец» Лакана, семинары которого посещали и Делёз, и Гваттари.) В «цивилизованных», или капиталистических, формациях эдипальное действие заключается в установлении двойственных связей между агентами социальных производства, воспроизводства и антипроизводства, с одной стороны, и агентов т.н. «естественного» воспроизводства семьи - с другой. Новшествами капиталистической машины стали декодирование и детерриториализация. Ещё Маркс описал процесс первоначального накопления, исторически необходимого для капиталистического производства и создающего пролетариат как свободную рабочую силу. Пролетариат представляет собой детерриториализованное крестьянство, скапливающееся в городах. Все архаичные ценности подверглись при этом дешифровке и были сведены к денежному эквиваленту. Эти

[103]

процессы в капиталистической формации продолжаются и по сей день. Делёз и Гваттари выделяют следующие основные аспекты капиталистического производства: 1) извлечение прибавочной стоимости человека благодаря перетеканию рабочей силы из центров на периферию; 2) извлечение прибавочной стоимости из машин на основании научно-технического прогресса; 3) поглощение обоих потоков прибавочной стоимости введением антипроизводства в производство. Капитализм - это не только детерриториализация; каждая детерриториализация необходимо предполагает ретерриториализацию, каковая достигается не кодированием или сверхкодированием, но аксиоматизацией. Впервые в истории производственных формаций семья освобождается из производственного цикла, аксиоматизируется и, таким образом, даёт наилучшую возможность для существования Эдипа.

Капитализм - это относительная детерриториализация, а шизофрения - детерриториализация абсолютная. То, что капитализм декодирует (детерриториализует) одной рукой, он аксиоматизирует (ретерриториализует) другой. Шизофреническая революция, утверждают Делёз и Гваттари, состоит не в сопротивлении капитализму, но в поддержке процессов декодирования и детерриториализации. Революция - продвижение детерриториализации до абсолюта, что и будет крушением капиталистической формации.

В «Анти-Эдипе» Гваттари уже предложил набросок шизоанализа как междисциплинарного знания о субъективности и её производстве. Однако здесь речь шла лишь об опыте построения теоретической конструкции. Понять, что представляет собой шизоанализ, можно, лишь обратившись к поздним работам Феликса.

[104]