Глава XIV. О ТОМ, ЧТО НАШ ДУХ ПРЕПЯТСТВУЕТ СЕБЕ САМОМУ

Забавно представить себе человеческий дух, колеблющийся между двумя

равными по силе желаниями. Он несомненно никогда не сможет принять решение,

ибо склонность и выбор предполагают неравенство в оценке предметов. И если

бы кому-нибудь пришло в голову поместить нас между бутылкой и окороком,

когда мы в одинаковой мере хотим и есть и пить, у нас не было бы, конечно,

иного выхода, как только умереть от голода и от жажды. Чтобы справиться с

этой трудностью, стоики, когда их спрашивают, что же побуждает нашу душу

производить выбор в тех случаях, когда два предмета в наших глазах

равноценны, или отбирать из большого числа монет именно эту, а не другую,

хотя все они одинаковы и нет ничего, что заставляло бы нас отдать ей

предпочтение, отвечают, что движения души такого рода произвольны и

беспорядочны и вызываются посторонним, мгновенным и случайным воздействием.

На мой взгляд, следовало бы скорее сказать, что всякая вещь, с которой нам

приходится иметь дело, неизменно отличается от подобной себе, сколь бы

незначительным это различие ни было, и что при взгляде на нее или при

прикосновении к ней мы ощущаем нечто такое, что соблазняет и привлекает нас,

определяя наш выбор, даже если это и не осознано нами. Равным образом, если

мы вообразим веревку, одинаково крепкую на всем ее протяжении, то решительно

невозможно представить себе, что она может порваться, - ибо где же в таком

случае, она окажется наименее крепкой? Порваться же целиком она также не

может, ибо это противоречило бы всему наблюдаемому нами в природе. Если

кто-нибудь добавит к этому еще теоремы, предлагаемые нам геометрией и

неопровержимым образом доказывающие, что содержимое больше, нежели то, что

содержит его, что центр равен окружности, что существуют две линии, которые,

сближаясь друг с другом, все же никогда не смогут сойтись, а сверх того, еще

философский камень, квадратуру круга и прочее, в чем причины и следствия

столь же несовместимы, - он сможет извлечь, пожалуй, из всего этого

кое-какие доводы в пользу смелого утверждения Плиния: solum certum nihil

esse certi, et homine nihil miserius aut superius {Одно несомненно, что нет

ничего несомненного, и что человек - самое Жалкое и вместе с тем

превосходящее всех существо [1] (лат. )}.