Послесловие-резюме

Есть много свидетельств о том, как человек, находясь в материальном мире, получает знаки извне. Причем может получать некую весть не прямо через представшего перед ним ангела, а через определенную комбинацию, состоящую из элементов того самого материального мира, в котором он находится. На этом, конечно, строятся всякие суеверия (кошка дорогу перебежала и т. п.). Но суеверие закрепляет какой-либо элемент материального мира раз и навсегда, без соотношения с другими элементами и с ситуацией, в которой находится конкретный человек. А знак может быть составлен из чего угодно, это может быть повторение или сочетание каких-либо элементов во времени или в пространстве, которое складывается таким образом в безмолвное, тайное сообщение, имеющее смысл, - в знак, в намек - и обращено именно и только к данному конкретному человеку и только в данный момент времени и пространства. Многие это знают по себе, этому много свидетельств в художественной литературе. Так это или нет - человек устроен таким образом, что даже разводы на потолке могут в его видении складываться в осмысленную картину. А раз он так устроен, то он так и живет: он ориентируется - по большей части неосознанно - на эти знаки, идет на этот тайный голос или тайный свет, как завороженный, предчувствуя там смысл, интерес, счастье.

Поможем себе образами: перед вами стена - и вдруг в ней вырисовывается лицо. Или: темнота - и в ней загорается свет. Или: из бездны морской поднимается огненный шар солнца. Или: хаос и творение. Или: безмолвие и звук. Или: Инь и Ян (темное/женское и мужское/светлое начала в китайской мифологии).

Человек идет к этому лицу в стене, надеясь преодолеть стену, идет в темноте к свету, ныряет в воду, ища опору. Речь идет не только об отношении человека к внешнему миру, он сам так устроен, таков его организм. Ведь аналогичные архетипические вещи происходят и в ряде сновидений, и в состоянии клинической смерти, могут происходить в медитации. Человек в этих состояниях спускается сам в себя по своему позвоночнику, по своему спинному мозгу, как сквозь туннель, от головы к чреву, ныряет сам в себя - и встречает свет. Поэтому и для этого в примитивных обществах проводился страшный и часто жестокий обряд посвящения (с нередким использованием и наркотических средств), целью которого было приближение человека (мальчика, подростка) к состоянию клинической смерти. Идеологией обряда и было то, что подросток должен умереть и заново родиться. Человек попадает в чрево мифического животного, погибает, расчленяется, растворяется, а затем выходит на свет, рождается заново. Обряд этот, как правило, и внешне воспроизводил архетипическую картину пути: мальчиков, например, заставляли пролезать сквозь вырытый туннель, символизирующий чрево какого-либо зверя, или рыбы, или дракона, временно ослепляли, как бы расчленяли (отрезали, например, палец, выбивали зуб) и т. п. Пройдя испытание, человек научался видеть знаки во внешнем мире. (В этом и был смысл обряда, пока он был неформальным.) И тогда человек был готов для того, чтобы ему рассказали мифы и обучили разным конкретным обрядам - то есть, к тому, чтобы познакомиться с духами и богами (которых он уже научился видеть в результате обряда) и научиться с ними обходиться - с пользой для дела и соблюдая технику безопасности. После чего он уже был не мальчик, а охотник - и мог действовать в мире, следуя знакам. Например, дух леса помогал теперь ему охотиться. Человек вступал в брак, в половую связь с миром (обряд посвящения - это и символический половой акт: погружение в женское начало и зачатие самого себя - с целью нового рождения). Это вхождение Ян в Инь с целью возрождения и преображения Ян. Не случайно и этот зовущий облик, вырисовывавшийся перед человеком из элементов внешнего мира, часто женственен (примеры вы видели в книге).

Итак, человек живет, идя к лицу в стене, - и делает это, погружаясь в самого себя. Одно действие протекает одновременно в двух планах: в мире - между миром и человеком (от человека к миру и от мира к человеку) - и внутри человека, человеческого организма (сверху вниз и снизу вверх).

Если человеку свойственно воспринимать мир как пульсацию светлого и темного начал (эти определения не имеют оценочного значения: ночь ничем не хуже дня, мужчина ничем не лучше женщины, вода так же важна, как и огонь), то он и в истории действует, живет соответственно, то и история человечества несет в себе эту пульсацию. Китайские философы говорили об этом колебании между Инь и Ян в истории, сравнивая историю с движением гусеницы (которая то собирается, то растягивается). Интересно на примере какого-либо исторического момента рассмотреть, в чем и как это проявляется - например, переход от эпохи Инь к эпохе Ян, от ночной эпохи - к дневной, от эпохи угасания к эпохе импульса. А проявляется это во всем, на всех уровнях жизни, не только в политике (политика - самое внешнее проявление истории), но прежде всего в том, как люди видят мир и как они действуют в нем. Я взял для примера весьма модное время - рубеж XIX и XX веков (оно не случайно модное, оно действительно установочное и духовно близкое нам) - и постарался показать это на поэтике. Ведь в поэтике как раз и проявляется лучше всего, как люди видели мир и как они творили, то есть как они в нем действовали.

Итак, не только человек живет, идя к лицу в стене, так же живет и человечество на своем историческом пути. В истории сменяют друг друга периоды расширения, рефлексии (когда гусеница уже растянулась) и периоды сужения, импульса (когда гусеница собрана - и начинает растягиваться), ночные и дневные эпохи, образуя любовный ритм.

Об этом - первые две части книги ("Цветочный путь" и "Чет и нечет"). Третья часть (собственно "Портрет слова") - о том же, только в аспекте слова. Каждое слово не есть случайный, произвольный знак, прикрепленный к вещи или явлению, и не есть звукоподражательная картинка вещи или явления, а представляет собой миниатюрную ритмическую структуру, как бы миниатюрное художественное произведение, очень маленькое стихотворение о предмете или явлении. Слово не всегда было таким маленьким, сначала оно было больше и менее фиксированным, жестким в наборе звуков. Оно было сначала аморфной речью (или большим аморфным словом), и только потом, постепенно распалось на отдельные установившиеся слова. Слово является ритмической структурой, которая позволяет человеку не просто протоколировать предметы и явления, но и взамодействовать с миром. Это не ярлыки, слова скорее можно сравнить с щипцами, сачками, баграми или еще какими-либо инструментами охоты. (Отсюда первобытная вера в магичность слова.)

И жизнь отдельного человека, и движение истории, и слово развиваются и пульсируют по законам художественного произведения - с его значимыми повторами и комбинациями, то есть, с его ритмом. То есть, с его смыслом. А иначе было бы неинтересно.

И.Ф., июль 2007 года

Илья Франк