"Уже непосредственно с момента самого рождения,- говорит Аристотель,- некоторые существа различаются в том отношении, что одни из них как бы предназначены к подчинению, а другие - к властвованию. Много разновидностей существует в состояниях властвования и подчинения"*. Эти слова, казалось бы, отражают только отношение господин - раб, свойственное древнему миру, но по прошествии веков они оказались применимыми и к новому человеку - выразителю гегелевского духа. Анахроничным продолжением этой концепции явилось философское и моральное обоснование испано-португальского-завоевания и колонизации Америки. Концепция человека, которому предстояло осуществить полноту свободы духа, должна была быть иной. Согласно аристотелевской концепции, людьми являются оба - и раб и господин, различна лишь их человеческая природа. В новоевропейской же концепции колонизатора дело обстоит иначе: она рассматривает отношение человек - природа. Человек вступает в противоборство с природой, имея своей целью освободиться от нее и подчинить ее своей воле. Что касается раба, то он переходит в разряд элементов природы, которую удалось покорить человеку по преимуществу. Для древнего грека человек вообще есть часть природы, как и все существующее. Природа - это порядок, космос. Как говорил Гесиод, вначале был хаос, но хаос - это не ничто, не небытие, описанное в библейской версии возникновения Вселенной, которая была сотворена из ничего. В космогонии греков сотворить можно было только порядок: все уже существовало ранее, надлежало только устроить это все должным образом, то есть найти каждой вещи ее место. Так из хаоса возникает порядок, или космос. Космос для греков есть сама природа. Все существующее есть природа, все находит в ней свое место.
* (Аристотель. Политика. М., 1911, I, 2, 8 (перевод С. А. Жебелева).)
Столь же охранительный характер носит и греческая наука, что отличает ее от современной, манипуляторской науки. Первая постигает внутренний порядок, лад (космос) природы. Знать - значит прежде всего уметь определить место каждой вещи в этом порядке, включая человека во всех его проявлениях. В соответствии с этой точкой зрения, люди не обязательно равны между собой - они различны по своей природе, так же как различны и отличны от человека все прочие элементы природы. В аристотелевской физике движение объясняется как стремление каждого тела занять место, соответствующее ему по природе. Место пребывания всех тел - земля, в естественном порядке которой вначале располагаются самые тяжелые тела, то есть твердые, затем идут жидкие, за ними - огонь и воздух. Порядок этот не предполагал ни сом-пений, ни изменений, которые позволил себе много веков спустя некий Галилей, попытавшийся обратить естественный порядок па службу человеку. Человека античного мира интересовало только, каково его собственное место в космосе и каким в соответствии с этим должно быть его поведение. Поэтому античная физика ничего не создавала и не изменяла, она лишь стремилась выяснить естественный порядок мира, выстроить его образ.
Исходя из подобных представлений о космосе и миропорядке, человек античности определял место раба в своем представлении о том, что такое человек. По своему происхождению раб принадлежит к роду людей. Однако в пределах человеческого рода, как и во всей природе, существуют разные виды. Человек вообще есть часть природы, понимаемой как некая иерархия всего существующего: в самом ее начале располагается неодушевленный мир, затем идет растительный и животный мир, и венчает все человек. В нем воплощена природа всех предшествующих ему существ, из которых его выделяет только разум. Выше человека оказывается лишь чистый разум, возвышающийся над всем существующим, то есть бог, или теос. Быть человеком означает быть мыслящим, разумным существом. Его мышление происходит в материальной, телесной оболочке, принадлежащей также и к растительному и животному миру, то есть к остальной части природы.
Таков древнегреческий космос с его ступенчатым строением: от неживого к божественному. Божественное превознесено над всем сущим подобно тому, как ум (Нус) превознесен над иррациональным, а душа - над телом. Одушевленное существо, говорит Аристотель в "Политике", "состоит прежде всего из души и тела; душа по своей природе - начало властвующее, тело - начало подчиненное"*. Следовательно, в человеческом существе душа повелевает телом, ум доминирует над остальной частью человеческой породы. "Конечно, когда дело идет о природе предмета, последний должен быть рассматриваем в его нормальном, а не извращенном состоянии. Поэтому и в нашем случае надлежит обратиться к рассмотрению такого человека, физическое и психическое состояние которого находится в наилучшем состоянии"**. Но если человек не вполне здоров, то его телесность может противиться душе и даже пытаться взять над ней верх. "Людей же испорченных или расположенных к испорченности мы выделим из рассмотрения, так как, в силу тех нездоровых и противоестественных условий, в какие эти люди поставлены, зачастую может оказаться, что у них начало-физическое властвует над началом психическим"***. Естественным является преобладание души над телом, а не наоборот. Обратное соотношение противно природе, оно есть ее отрицание. Подобный естественный порядок вещей человек переносил и на специфический космос человеческих отношений - на политику; общество - это космос человека. Как говорил Аристотель, человек есть общественное животное: "Если душа властвует над телом деспотической властью, то разум властвует над всеми нашими стремлениями политической властью. Отсюда, между прочим, ясно следует, сколь естественно и полезно для тела быть в подчинении у души, а подверженной аффектам части души быть в подчинении у разума и рассудочного элемента души"****.
*(Там же, 10.)
**( Там же.)
***(Там же.)
****(Там же, 11.)
Поэтому между людьми возникает вертикальное отношение повелевания и покорности,- отношение, возникающее между отцом и сыном, между мужчиной и женщиной и, соответственно, между тем, кто знает больше, и тем, кто меньше. Еще Платон, учитель Аристотеля, говорил, что царям необходимо быть философами, а философам - царями. Чем же в этой картине мира является раб? Очевидно, это человек (именно человек!), в котором природное, телесное начало преобладает над разумным. И это преобладание плоти, тела приближает его к миру природы и отдаляет от владений разума. Это и определяет его подчиненность другим людям, у которых преимущество остается за разумом. "Те люди, которые в такой сильной степени отличаются от других людей,- говорит Аристотель,- в какой душа отличается от тела, а человек от животного (а это бывает со всеми теми, деятельность которых заключается в применении их физических сил, и это - наилучшее, что они могут дать), те люди, по своей природе,- рабы; для них, как и для вышеуказанных существ, лучший удел быть в подчинении у деспотической власти. Рабом же по природе бывает тот, кто может принадлежать другому (он потому-то и принадлежит другому, что способен на это) и кто настолько одарен рассудком, что лишь воспринимает указания его [по побуждению другого лица], сам же рассудком не обладает"*. Когда последний отвечает покорностью на приказание, он не в состоянии объяснить себе свое повиновение. Он понимает только то, что ему приказывают, но не то, почему он выполняет приказания. Это в своем роде афазия - неспособность выразить себя и тем более произнести приказание. Логосом, разумом раб обладает лишь настолько, что-бы суметь понять приказание и выполнить его, но не настолько, чтобы сказать, объяснить или приказать. Его логос ограничен как в том, чтобы понимать причины, смысл действия, так и в том, чтобы самому принимать решения и отдавать приказания. Конечно, раб в своей бессловесности не есть животное: он обладает пониманием, он воспринимает слово и истолковывает его должным образом, проявляя повиновение, хотя и не в силах выразиться сам с той ясностью, что дана другому от природы. От домашнего животного его отличает, как говорит Аристотель, осознание своей недостаточности, неполноценности. Именно этот факт позволяет человеку оставаться человеком, но человеком, ощущающим свою подчиненность другому человеку. Впрочем, добавляет Аристотель, "польза, доставляемая домашними животными, мало чем отличается от пользы, доставляемой рабами"**.
* (Там же, 13.)
** (Там же, 14.)
Итак, раб в понимании древнего грека - это человек, которому от природы дано работать и действовать самостоятельно, но который не обладает должным достоинством для реализации этих данных; он не знает, как ему поступить, поэтому способ действия должен быть ему продиктован. Раб не в состоянии понять необходимости и полезности поручаемой ему работы, и сам он полезен и необходим как домашнее животное. И раб и животное представляют собой всего лишь необходимую физическую силу для преобразования природы с целью дальнейшей ее эксплуатации. "Те и другие,- говорит Аристотель,- своими физическими силами оказывают нам помощь в удовлетворении наших насущных потребностей"*. Сама природа создала эти различия между свободным человеком и рабом сообразно собственным целям.
* ( Там же.)
"Природа устроила так, что и физическая организация свободных людей отлична от физической организации рабов: у последних тело мощное, пригодное для выполнения необходимых физических трудов, свободные же люди держатся прямо и неспособны для выполнения подобного рода работ; зато они пригодны для политической жизни, а эта последняя, в свою очередь, распределяется у них на деятельность в военное и мирное время"*. Чем же в таком случае отличается раб от свободного человека? А тем, что раб только умеет делать, в то время как свободный человек знает, как надо делать. Поэтому возникает целая наука о том, как господину или хозяину наилучшим образом управлять и повелевать своим рабом.
* (Там же.)
"Господином называется не тот, кто властвует на основах какой-либо науки, но тот, кто властвует в силу своих природных свойств... наука о власти господина не заключает в себе ничего ни великого, ни возвышенного; ее задача показать, что раб должен уметь исполнять, а господин должен уметь приказывать"*.
* (Там же, 22 -23.)
Умение приказывать - выражение добродетели свободного человека, а умение делать - добродетель раба. Обе эти разные функции являются частями одного общего порядка, выражениями которого являются единство тела и души в каждом отдельном человеке и единство различных человеческих видов в пределах человеческого рода, общества. Эти части целого не противостоят, а дополняют друг друга: одно так же связано с другим, как форма и материя, душа и тело, раб и господин. "Ведь, что полезно для части, то полезно и для целого, что полезно для тела, то полезно и для души; а раб является своего рода частью господина, как бы одушевленною и отделенною частью eго тела. Поэтому между рабом и господином существует известная общность интересов и взаимное дружелюбие"*.
* (Там же, 20.)
Речь идет лишь о различных способах быть человеком в пределах естественного порядка, предназначенного природой человеческому существу, различных способах одного и того же бытия. Это не означает никакого унижения для тех, кому выпало повиноваться. Просто так должна быть, и иначе быть не может. Стул не станет менее стулом оттого, что он не стол, и наоборот. Важно лишь, чтобы каждый действовал в согласии с собственной природой, собственной добродетелью. Добродетель в древнегреческом понимании есть качество, связанное с наиболее полной реализацией собственной натуры, собственных, природой данных свойств - достоинства, мастерства, наконец, виртуозности как высшего выражения профессионального достоинства, то есть опять-таки мастерства. В этом смысле говорят, скажем, о виртуозности скрипача, то есть о его способности наиболее полно выразить себя в искусстве. Каждой вещи присуща своя, особенная добродетель. Так, добродетель ножа - в том, чтобы резать. Этим же понятием руководствовался и другой великий грек, Сократ, в своем стремлении заставить жителей Афин осознать и раскрыть свои добродетели*.
* (См.: Zea L. La conciencia del hombre en la filosofia (Introduccion a la filosofia). UNAM, Mexico, 1971.)
Если добродетель господина состоит в том, чтобы уметь повелевать, то добродетель раба - в том, чтобы уметь выполнить приказание. Но почему одни люди должны повелевать, а другие подчиняться? "Ясно, что это отличие не может основываться на большей или меньшей степени совершенства, присущего тому и другому существу, так как самые понятия "быть в подчинении" и "властвовать" отличаются одно от другого лишь в качественном, а не в количественном отношении... лицо властвующее и лицо подчиненное должны обладать добродетелью, но... эта добродетель должна отличаться так же, как, по природе, отличаются между собою лица властвующие и лица подчиненные"*. Примером такого отличия может служить отношение душа - тело: в этом отношении не принижается ни одна из составных частей, ибо как душа немыслима без тела, так и тело без души. Та же самая природа создала психику человека состоящей из двух начал. "В психике человеческой одно начало, по природе, является началом властвующим, другое - подчиненным; обоим из этих начал, по нашему утверждению, соответствуют свои добродетели, почему мы и говорим о добродетели разумной и о добродетели неразумной"**.
* (Аристотель. Политика, I, 5, 4 - 5.)
** (Там же, 5.)
Поэтому тот, кто знает, как надо делать, всегда будет стоять над тем, кто просто выполняет. Таков естественный порядок природы, объемлющей все - от неодушевленных минералов до самого бога: есть то, что есть, и есть то, что диктует должное бытие, наделяя его своим словом и своим смыслом, являющимися словом и смыслом по преимуществу и на этом основании стоящими выше всего остального. Это и есть перводвигатель аристотелевской метафизики, движущий все, но сам неподвижный. Этот мировой порядок с его градацией степеней совершенства - от самого несовершенного до самого совершенного - обусловливает и систему отношений в человеческом обществе с его градацией свобод от неоспоримого права распоряжаться до неоспоримой обязанности повиноваться. "Свободный человек проявляет свою власть в отношении раба иначе, чем это делает мужчина по отношению к женщине, а взрослый муж по отношению к ребенку,- говорит Аристотель.- Во всех этих существах имеются разумные и неразумные психические элементы; только проявляются они различным образом. Так, рабу вообще не свойственна способность рассуждать, женщине она свойственна, но не находит применения, ребенку также свойственна, но находится в неразвитом состоянии"*.
* (Там же.)
Итак, раб, женщина и ребенок как человеческие существа подобны свободному человеку, но при этом различаются между собой в количественном отношении в зависимости от степени обладания волей. Именно свободный человек обладает волей в наибольшей степени, а все не обладающие ей в том же объеме должны подчиниться ему. Эти все остальные представляют собой различные способы бытия человечества в иерархии степеней совершенств и свойств, обусловливающих место и поведение каждого существа. Свободный человек является таковым именно потому, что его воля не зависит ни от чьей чужой воли. По этой же причине всем остальным остается лишь покориться ему. "Принимая во внимание неразвитость ребенка,- говорит Аристотель,- очевидно, нечего и говорить о его самодовлеющей добродетели, но лишь - поскольку она имеет отношение к дальнейшему развитию ребенка и к тому лицу, которое этим развитием руководит. В том же самом смысле можно говорить и о добродетели раба в отношении к его господину"*.
* (Там же, 9.)
Существуют, однако, и свободные люди, работающие для других,- ремесленники. Воля их ограниченна, но в отличие от раба, составляющего часть своего господина, являющегося как бы еще одним органом или конечностью, ремесленник волен не работать. Раб не обладает подобной свободой воли, он всецело зависит от воли своего господина. "Раб ведь живет в постоянном общении со своим господином, ремесленник стоит от него гораздо дальше, а потому не должен ли ремесленник превосходить своею добродетелью раба постольку, поскольку труд ремесленный стоит выше труда рабского?"* Ремесленник же, если он и зависит от своего работодателя, продолжает оставаться свободным, поскольку его решение работать было продиктовано его собственной волей, рабство его в этом случае весьма ограниченно. "Ремесленник, занимающийся низким ремеслом, тоже своего рода раб, только с известным ограничением",- пишет Аристотель. И добавляет: "Раб является таковым уже по природе, но ни сапожник, ни какой другой ремесленник не бывают таковыми по природе"**.
* (Там же, 10.)
** (Там же.)
Труд предполагает волю к действию, но воля эта распределена неравным образом, соответственно доле разума, который руководит волей как своим исполнителем. Разум, отличающий человека от животного, знает, что именно должно быть сделано, и повелевает. Разум присущ господину, который повелевает теми, кто не наделен разумом/ в достаточно полной степени.
Так и завоевание греками других народов основывалось на логосе, понимаемом не только как слово, но и как разум. Поэтому ощущение собственного превосходства, оправдывающее господство одних людей над другими, является фактором культуры. В отличие от того, что окажется определяющим фактором многие века спустя, в эпоху, о которой идет речь, фактором, делающим человека рабом, была не раса, а способ действования, проявления логоса, характер мышления и выражения. Кто в таком случае является рабом? Всякий, кто не есть грек? По мнению Аристотеля, рабами могут быть и греки. Правда, еще Платон советовал грекам обращать в рабство лишь варварские народы. Однако для Аристотеля варвар не обязательно должен быть рабом: "Неизбежно приходится согласиться, что одни люди - повсюду рабы, другие нигде таковыми не бывают"*. Иначе говоря, есть определенный сорт людей, самой природой предназначенных для рабства, независимо от того, греки они или нет. И все же фактически рабы рекрутировались за счет негреческих народов.
* (Там же, 18.)
Почему же так происходило? Как уже говорилось, основным свойством свободного человека был логос, то есть его способность свободно мыслить и повелевать. Логос составлял бытийный смысл греческого мира, непостижимый для варварских народов. Не случайно варвары называются варварами, то есть косноязычными, не умеющими говорить ясно, а следовательно, не способными и правильно мыслить. Это люди, логос которых очень ограничен, и, стало быть, сами они неполноценны по отношению к тем, кто обладает логосом в полной мере. Получается, что носителями логоса - и как слова, и как разума - были греки, открывшие и ассимилировавшие его для себя, сделавшие его своим языком и способом мышления. Греческий логос, то есть логос греков, оказывался единственным языком и единственным разумом, позволявшим понять и выразить все, что могло быть понято и выражено. Аристотель замечает, что среди варваров тоже имеются те, кто повелевает, и те, кто подчиняется, но даже уровень их господ ниже уровня рядового эллина, ибо последний превосходит варваров вообще, обладая логосом, обеспечивающим ему это превосходство. Это самоутверждение перед лицом окружающего мира унаследует Рим, который доведет его до крайности, стремясь утвердить во всем мире свое слово, свое, римское право, Lex.
Аристотель в своей "Метафизике", говоря о философии как о науке логоса, также оценивает превосходство логоса, или разума, над иррациональным началом как проявление культуры. Философия, по его словам,- это наука центральная, наука властителей. "Мудрому не надлежит получать распоряжения,- говорит он,- но давать их, и не он должен повиноваться другому, а ему - тот, кто менее мудр"*. Потому те, кто владеет наукой мудрости, должны стоять над теми, кто ею не владеет. А владеют ею эллины, а не косноязычные варвары. Но, как писал Гегель, этим аристократам предстоит пережить эпоху кризиса в тот исторический период, когда бывшие рабы придут к познанию того, как им действовать, и, подобно Прометею, они сделаются властелинами разума, слова, логоса. Они поднимутся против своих господ, непригодных "для выполнения необходимых физических трудов" и начисто отучившихся делать что-либо еще, кроме как повелевать. В результате аристократ культуры оказался совершенно беспомощным, а следовательно, зависящим от раба, который не только действует, делает, но и осознает смысл всей деятельности. Раб, в процессе своего труда осознавший, что он работает для другого, становится в конечном счете обладателем разума, логоса, определявшего прежде его подчиненное положение.
* (Аристотель. Метафизика. М.,-Л., 1934, 982 а 4 - в 10 (перевод А. В. Кубицкого).)
Но пока древний мир не пришел к окончательному упадку, а раб - к осознанию себя как активного начала, этот мир будет управляться сообразно присущей ему энтелехии. Мир упорядочен, это космос, строй которого нерушим. В этом стройном космосе верховное начало есть бог, понимаемый как чистый разум, как логос, как самое совершенное существо, как мышление о мышлении. Бог есть перводвигатель, приводящий в движение все, но не движимый никем и ничем. Таким образом, неподвижность предстает высшим выражением свободы. Ибо только случайное, преходящее движется к тому, чего ему недостает. Бог же как перводвигатель не нуждается ни в чем - он есть абсолютное совершенство. Следовательно, пребывающий в постоянном бездействии властелин, господин, хозяин более приближен к божественному совершенству, чем раб или всякий другой человек. Еще большей степени совершенства можно достигнуть, избавив себя от всякого труда вообще, включая труд по отдаче распоряжений. "И те из господ, которым дана возможность избежать этих хлопот, передают свои обязанности по надзору за рабами управляющему, сами же занимаются политикой или философией"*,- пишет Аристотель. Иначе говоря, избавив себя от всякого труда, рабовладелец посвящал себя чистому разуму, разуму по преимуществу.
* (Аристотель. Политика. I, 2, 23.)
Рабов же поставляла война: "Военное искусство может быть рассматриваемо до известной степени как естественное средство для приобретения собственности, по крайней мере, та часть военного искусства, которая имеет своим предметом охоту: охотиться должно как на диких животных, так и на тех людей, которые, будучи от природы предназначены к подчинению, не желают подчиняться. Такого рода война, по природе своей, справедлива"*. Однако осознание рабом смысла своего труда опрокидывает установленный порядок. Установленное самой природой деление на рабов и господ оказывается несостоятельным: господство начинает мыслиться только по отношению к самой природе, как господство того, кто ее покоряет своим трудом. Естественный мир перестает быть частью культурно-упорядоченного космоса; природа обращается в простое орудие человека.