VI. Либертарный проект

1. Утопия Боливара

9 декабря 1824 г. в Перу на равнине Аякучо произошло сражение, принесшее верному сподвижнику Освободителя, генералу Хосе Антонио де Сукре^*, победу над войсками вице-короля Испании Ла Серны. Эта битва, ознаменовавшая конец иберийского владычества в Америке, завершает историю освободительной борьбы, первым актом которой было провозглашение независимости Венесуэлы в 1811 г., а. затем Мексики в 1813 г. (признание ее самостоятельности датируется 1821 г.), когда в Центральной Америке уже произошел ряд аналогичных событий. В странах Ла-Платы в 1816 г. завоевывает независимость Аргентина, Вскоре генерал Сан-Мартин^** совершил переход через Анды, выступив в поход за освобождение Чили и Перу. В Гуаякиле (Эквадор) он встретился с Боливаром, тоже перешедшим через Анды, чтобы принести освобождение Колумбии, Эквадору, Перу, а к тому же и создать новое государство - Боливию. Что касается Бразилии, то она порвала с португальской метрополией в 1822 г. Все эти события и венчала собой битва при Аякучо. Тот факт, что в этом коротком сражении против монолитного испанского королевского войска под знаменами Боливара выступали инсургенты из Венесуэлы, Колумбии, Эквадора, Перу, Чили, Аргентины и других, самых отдаленных уголков Америки, подтверждал, что мечты освободителей не были беспочвенными. Единство усилий в достижении общей цели стало возможным, и оно позволило добиться ее осуществления, изгнав иберийского колонизатора.

^* (Хосе Антонио Сукре (1795 - 1830) - венесуэлец, полководец армии Боливара и его ближайший сподвижник.)

^** (Хосе Сан-Мартин (1778 - 1850) - аргентинский полководец, один из руководителей борьбы за независимость.)

Теперь либертарный проект мог стать реальностью. Общность народов, некогда объединенных под знаком зависимости, оборачивалась теперь союзом народов, объединившихся для того, чтобы с ней покончить. Таким образом, открывалась перспектива нового порядка, несущего с собой свободу. Настал момент, когда мечты Боливара могли стать явью. Бывшей великой колонии предстояло превратиться в "великую нацию", величайшую нацию в мире, величие которой зиждилось не только па бескрайности ее земель и неисчерпаемости ее природных богатств, но на достигнутых ею "свободе и славе". Боливар писал в связи с этим: "Немыслимо, хотя и заманчиво сделать весь Новый Свет единой нацией, в которой одной нитью были бы связаны все части друг с другом и образовывали бы одно целое. Все наши области имеют одно происхождение, один язык, одни и те же традиции и религию и, следовательно, должны были бы иметь одно-единое правительство, которое объединяло бы в конфедерацию различные государства по мере их образования"^*. Нет, не все из прошлого Америки было постыдным - многое могло и должно было оказаться полезным при создании новой системы. Испания оставили в Америке не только пережитки рабства - она оставила свою культуру. Эту культуру Америка, подобно Прометею, похитила у ее творца, чтобы передать своим потомкам. Задолго до триумфа при Аякучо, в 1815 г., Боливар писал: "Разве союз - это все, что требуется для того, чтобы побудить обитателей здешних территорий изгнать испанские войска вместе с союзниками прогнившей Испании и суметь заставить их создать мощную державу со свободным правительством и либеральными законами?"^** Единство - вот что было необходимо для того, чтобы осуществить проект Боливара. Речь шла не столько о том, что уже было достигнуто,- изгнании угнетателя, сколько о более сложной задаче - создать государство, законы, правительство, дабы воспитывать нового человека в духе Свободы. Единство вилось необходимым условием полноты нашего перерождения.

^* (Боливар С. Ответ одного южноамериканца...- В: Болиар С. Цит. соч., с. 63.)

^** (Там же.)

"Я не скрою от Вас,- продолжал Боливар,- что на решающее сражение с испанцами и создание свободного травления, нас, конечно, может подвигнуть союз; однако тот союз станет для нас не чудом, ниспосланным небесами, а результатом активных действий и усилий, направленных на благо народов". Запоздалый приход Латинкой Америки к своей свободе объяснялся ее изоляцией, отсутствием должных дипломатических отношений с другими странами мира, а также отсутствием военной помощи борьбе с целой империей, обладающей всеми необходимыми средствами, чтобы установить и сохранить свое владычество. Именно эту ситуацию предстояло изменить в первую очередь ради сохранения свободы будущей нации. Боливар понимал всю сложность этой задачи, поэтому он не проявлял особого оптимизма, говоря о преодолении многочисленных преград, которые ждут американцев на этом пути. И все же он продолжает мечтать: "Как было бы чудесно, если бы Панамский перешеек стал для нас тем, чем был Коринф для греков! Может быть, в один прекрасный день мы созовем там державный конгресс представителей республик, королевств и империй, чтобы обсуждать важнейшие вопросы войны и мира с нациями трех других частей света. Такого рода объединение, возможно, будет создано когда-нибудь, в счастливую эпоху нашего возрождения"^*. Мысль Боливара направлена на создание уже не только американского, но всемирного единства свободных наций, центром которого, его осью видится соединяющая две Америки Панама. В своем воображении он соединял одну американскую нацию с другой и, не останавливаясь на этом, объединял в своем освободительном порыве все народы земного шара. "Может случиться так, что в грядущем на земле будет существовать лишь единое феодальное государство"^**.

^* (Там же.)

^** (Боливар С. Размышления по поводу Панамского конгресса. 1826 г.- В: Боливар С. Цит. соч., с. 138.)

Победа при Аякучо представлялась ему как возможность осуществления проекта свободы. 7 декабря 1824 г., за два дня до исторической битвы, которую Боливар из-за политических махинаций не смог возглавить, он написал "Приглашение правительствам Колумбии, Мексики, Рио-де-ла-Платы, Чили и Гватемалы принять участие в Панамском конгрессе", цель которого - объединение всей Латинской Америки под знаменем мира. Достижение такого единства сделало бы возможным и полное осуществление свободы, право на которую латиноамериканцы завоевали, окончательно избавившись от угнетателей.

"...Теперь, по прошествии 15 лет борьбы, полной жертв и лишений во имя свободы Америки, настала пора для того, чтобы те взаимные интересы и отношения, которые связывают между собой американские республики, бывшие испанскими колониями, создали прочную основу, которая бы увековечила, если такое возможно, пребывание у власти этих правительств.

Учредить подобную систему и укрепить мощь этого политического органа должна такая высшая власть, которая бы направляла единообразие их принципов и, более того, именем своим могла бы усмирять наши волнения и бури. Наиболее достойным воплощением столь авторитетной власти может стать лишь ассамблея полномочных представителей от каждой из наших республик, объединившихся под знаменем победы, которую мы с оружием в руках одержали в борьбе против испанского владычества"^*.

^* (Боливар С. Приглашение правительствам Колумбии, Мексики, Рио-де-ла-Платы, Чили и Гватемалы принять участие в Панамском конгрессе, Лима, 7 декабря 1824 г.- В: Боливар С. Цит. соч., с. 114.)

Далее Боливар говорит о своих попытках найти те начала, которые могли бы стать основой для объединения интересов в деле укрепления свободы.

Новая обстановка, сложившаяся после победы и ряда событий международного масштаба, ставила на повестку дня срочную организацию ассамблеи. Боливар предполагал, что для этого будет достаточно шести месяцев, но последующие события и препятствия отодвинули созыв ассамблеи до 22 июня 1826 г. Учитывая расстояния между предполагаемыми странами-участницами, встречу естественно было провести в месте, находящемся от них на равном удалении. Таким местом оказалась, как и предлагал Боливар еще в "Письме с Ямайки", Панама.

Американская общность, т. е. интеграция народов испано-иберийского происхождения, виделась Боливару исходным пунктом для создания всемирного сообщества народов - сокровенной мечты Освободителя. Всемирное единство будет основываться на единстве латиноамериканских народов. Их общие интересы должны обеспечивать прочность их союза, а на основе такой изначальной общности должны возникать все новые и все более масштабные общности, включающие в себя и великие мировые державы. Причем уравновесить влияние мировых держав способно лишь прочное единение бывших зависимых народов, в противном случае им грозит новая зависимость. Ибо не может быть единства и согласия между овцами и волками, между мелкой рыбешкой и акулами. И поэтому латиноамериканской общности предстояло выступить в качестве исходного пункта для будущей всемирной общности. Боливар писал: "Свобода Нового Света есть надежда всего человечества"^*.

^* (Bolivar S. Proclama, Pasco, 29.6.1824.- In: Bolivar S., H, p. 1195.)

Исходный плацдарм для осуществления мечты Боливара о всемирном единстве - Великая Колумбия^*: "Я думаю о будущих поколениях, и мое воображение переносится в грядущие века: с их высоты я в восхищении любуюсь процветанием, великолепием, жизнью этих обширнейших земель: я зачарован этим видением, и мне кажется, будто я вижу в самом сердце вселенной наши земли, раскинувшиеся по просторному побережью среди двух океанов, которые природа отделила друг от друга, а наша Родина соединяет длинными и широкими каналами. Я верю, что эта область станет центром единения человеческой семьи; я знаю, что она будет отправлять во все концы земли сокровища, таящиеся в ее горах, из чистого золота и серебра; я знаю, что ее дивные растения наградят здоровьем и жизнью страдающих людей старого мира; я знаю, что она сообщит свои чудесные тайны мудрецам, не ведающим, насколько знания дороже всех тех богатств, которые скрывает природа. Я вижу нашу Родину на троне Свободы со скипетром Справедливости, увенчанную Славой и представляющую старому миру величие мира нового"^**. Боливар мечтал об Америке, несущей всему миру свое богатство, но не на началах зависимости, а на началах свободы и справедливости. И богатство это было богатством человека и для человека, каково бы ни было его место на земле.

^* (Великая Колумбия - название республики, возникшей в ходе победоносной освободительной войны на территории бывшего вице-королевства Новая Гранада. Ее первым президентом был С. Боливар. Республика просуществовала с 1819 по 1830 г.

)

^** (Боливар С. Речь в Ангостуре.- В: Боливар С. Пит соч с. 96.)

Единение американских народов зиждится не только на общих зависимости и страданиях при колониализме, но и на том величии, с которым они вышли из этих испытаний. И это единство, этот союз созданы не той или иной формой подчинения, но идеями свободы и ради самой свободы. Боливар вдохновенно писал: "Но великий день Америки еще не настал. Мы изгнали наших угнетателей, мы разбили скрижали с их тираническими заповедями и установили действительно справедливые законы; но нам предстоит еще заложить основу общественного устройства, которое позволило бы сделать Новый Свет нацией республик... Не хватает воображения, чтобы представить себе грандиозность колосса, который, подобно гомеровскому Юпитеру, заставляет одним своим взглядом содрогаться землю. Кто тогда сможет противостоять Америке, единое сердце которой, послушное закону справедливости, будет влекомо лишь факелом свободы?"^*. Опережая свою эпоху, Боливар верил, что достигнутое во имя свободы единство может подвигнуть на завоевание свободы угнетенные народы других земель, вплоть до далеких народов Азии и Африки. Утопические проекты Боливара достигают вселенского размаха. Боливар мечтает о единой человеческой нации, которая охватывала бы все население земли, весь подлунный мир. И первым шагом на пути к осуществлению этой мечты должна была стать общеамериканская ассамблея.

^* (Воlivar S. Carta al Director Supremo de Chile, Cali, 8.1.1822.- In: Во1ivar S., I. p. 618 - 619.)

В единстве латиноамериканских государств видел Боливар залог уважения к ним других держав. Разобщенность же народов Латинской Америки приведет лишь к "вакууму власти", взывающему к заполнению. Еще в 1819 г. Боливар писал: "Отсутствие между нами единства и согласия, а главное - отсутствие материальных средств, происходящее от нашей разъединенности, является, повторяю, истинной причиной отсутствия какого-либо интереса к нашей судьбе, которого можно было бы ожидать от остальных американских и европейских наций... Не обладая при наших масштабах достаточными населением и средствами, мы не могли вызвать к себе ни интереса, ни доверия со стороны тех, кто пожелал бы установить с нами отношения"^*. И Боливар обрушивается на местнические, региональные распри, вспыхнувшие еще в самом начале войны за независимость. Ведь борьба была общей, общими были цели - завоевание свободы. К чему, как не к раздробленности борющихся за свободу народов, ведут разобщенность и споры между ними? В 1813 г. Боливар писал своему соратнику Сантьяго Нариньо: "Если мы сумеем сплотить нацию в единый монолит, уничтожив при этом почву для раздоров, то мы еще более укрепим наши силы обеспечим взаимное содействие народов, борющихся за вое кровное дело. Разъединенность ослабит нас и лишит уважения со стороны врагов и нейтральных стран. Единение под одной общей властью удесятерит силы каждого из ас и всех вместе"^**. Исходя из необходимости единства народов, связанных общностью происхождения и целей, Боливар возражает против установления сепаратных отношений между отдельными латиноамериканскими и сильными иностранными державами, такими, как Англия или, США. Он пишет: "Заключив однажды союз с сильным, слабый тем самым навсегда делается его должником. Нельзя забывать о том, что наши опекуны в юности делаются нашими хозяевами по достижении зрелости...^***"

^* (Bolivar S. Carta al Vicepresidente de Cundinamarca. Angostura, 20.12.1819.- In: Во1ivar S., I, p. 406 - 407.)

^** (Bolivar S. Carta al general Santiago Nariiio. Valencia, 16.12.1813.- In: Во1iva r S., I, p. 79 - 81.)

^*** (Bolivar S. Carta a Bernardo Monteagudo. Guayaquil, 5.8.1823.- Iii: Bolivar S., I, p. 790 - 792.)

Впрочем, что касается Англии, то Боливар полагает, что союз с ней может оказаться на первых порах выгодным для молодых латиноамериканских наций. "Мне кажется,- пишет он,- что на сегодня союз с Великобританией может принести нам только вящее уважение и придать нам значимости, поскольку это позволит нам расти, взрослеть, набираться сил и знаний под ее сенью, с тем чтобы однажды предстать перед другими нациями, обладая степенью цивилизации и власти, подобающей всякому великому народу. Но все эти выгоды не в силах рассеять опасения по поводу того, что эта могущественная нация однажды начнет диктовать свои условия на нашей ассамблее и что голос ее окажется наиболее весомым, а ее воля и ее интересы сделаются волей и интересами конфедерации, которая не осмелится перечить ей, дабы не нажить себе заклятого врага. В этом, на мой взгляд, состоит наибольшая опасность, подстерегающая слабые нации в их союзе с сильными, как это наблюдается в данном случае"^*.

^* (Bolivar S. Carta a Jose Rafael Revenga. Magdalena, 17.2.1826.- In: Во1ivar S., I, p. 1266 - 1267.)

Что же до Соединенных Штатов Америки, то нам уже известно мнение Боливара по поводу намерений воспроизвести общественное устройство этой страны или связать судьбы латиноамериканских республик с судьбой этого молодого колосса. "Поскольку мы народ не европейский и не североамериканский, то я весьма далек от мысли сочетать положение и природу обоих государств, столь отличающихся друг от друга,- англо-американского и американо-испанского"^*. США боролись за свободу и добыли ее, но это их свобода, а не свобода других народов, и интересы этой нации не есть интересы других народов. Латинская Америка начала свою борьбу за независимость, когда Соединенные Штаты уже вполне утвердили собственную независимость и заботились лишь об ее укреплении. В 1825 г., обсуждая вопрос о составе участников будущей Панамской ассамблеи, Боливар возражает против-приглашения Соединенных Штатов. Свои сомнения он высказал в письме к генералу Сантандеру^**, где говорил о принципиальном несходстве народов Северной и Южной Америки. "Поэтому,- подчеркивает он,- я всегда буду против того, чтобы приглашать их для улаживания наших американских дел"^***. Поверженные испанцы, считает Боливар, уже не представляют опасности. Опасность могуг представлять теперь другие сильные и могущественные нации. "Испанцы для нас уже не страшны,- пишет он в другом письме к Сантандеру,- тогда как англичане весьма могущественны и поэтому представляют большую опасность"^****.

^* (Боливар С. Речь в Ангостуре.- В: Болавар С Цит. соч., с. 81.)

^** (Франсиско де Паула Сантадер (1792 - 1840) - вице-президент Великой Колумбии с 1819 по 1828 г., сподвижник, а затем соперник С. Боливара. Президент Колумбии в 1832 - 1838 гг.)

^*** (Bolivar S. Carta al general F. de P. Santander. Arequipa, 30.5.1825.- In: Bolivar S., I, p. 1103 - 1109.)

^**** (Боливар С. Письма Сантандеру. Арекпаа, 20 мая 1825 г.- В: Боливар С. Цит. соч., с. 122.)

В любом случае вначале следовало объединить на новых принципах то, что было объединено ранее на иной основе. Предстояло объединить вначале бывшую Испанскую Америку, а затем и все другие нации, включая Гаити и Бразилию. Причем последняя, хотя и была включена в состав участников всеамериканской ассамблеи, тем не менее действовала в своих собственных интересах. Итак, либертарному проекту, детищу Боливара, с первых шагов предстояло столкнуться с противодействием самой действительности. Еще в "Письме с Ямайки" Боливар предвидел возможные препятствия для осуществления проекта, и в период между 1824 и 1826 гг., связанный с проведением конгресса, оптимизм его заметно угасал. Проект наталкивался на все более многочисленные препятствия. Единство, достигнутое в результате сражения при Аякучо, распадалось под натиском местнических интересов, и лишь общие интересы мира позволяли сохранять видимость прежнего единства. Колониальное прошлое продолжало жить в обычаях и традициях людей, освободившихся от диктата метрополий. Оказалось, что легче добиться военной победы, чем победы в мирных условиях,, победы нового строя, становящегося прекрасной, но недостижимой утопией. Либертарыый проект оказался перед необходимостью пересмотра, теперь следовало искать новых путей его осуществления.