5. Самообретение и освобождение

Незнание собственной истории и собственных возможностей, равно как и бездумное восхищение чужими историями и возможностями, привело некоторую часть латиноамериканцев к приятию новой зависимости ради того, чтобы избавиться от прежней. А это затем привело к необходимости познания и приятия собственной истории, познания и обретения собственной реальности. Осознание собственных сил и умение применить их - вот наиболее верный способ возрождения действительности нашей Америки. Испанцы, индейцы, метисы, негры - все они, безусловно, принадлежат нашей собственной реальности и нашей истории. Поэтому любой проект, предусматривающий обновление Америки, должен исходить из нее же. Марти открыто выступает против цивилизаторского проекта, в котором осью будущей свободы была сегодняшняя добровольная зависимость. "Кто может больше гордиться своей родиной, чем мы, граждане многострадальных американских республик, поднявшихся... на окровавленных плечах сотен апостолов? Никогда еще в истории в столь короткий срок из столь неоднородных элементов не создавались такие передовые и сплоченные нации"^*. Было бы серьезной ошибкой закрывать глаза на эту необычайную историю, творимую из крови и жертв многочисленных народов в борьбе с завоевателями, вынужденных в одиночку сражаться с сильнейшими врагами. Марти клеймит позором тех, кто стыдится собственной родины, своего отца, своей матери и своих братьев, жалея о том, что не был рожден в Мадриде или в Париже, а оказался уроженцем земли индейцев, метисов, негров и мулатов. "Позор этим сыновьям плотника, что стыдятся своего отца^**! Позор этим уроженцам Америки, что носят индейский передник, но стыдятся этого, стыдятся вскормившей их груди и отрекаются, негодяи, от больной матери, оставляя ее одну на ложе страданий. Скажите, кто настоящий человек? Тот, кто остается у одра матери, чтобы лечить ее, или тот, кто заставляет ее работать, пряча от чужих глаз, и живет на ее средства среди распутных иноземцев, щеголяя в галстучке, понося породившее его чрево и выставляя напоказ ярлык предателя на своем шутовском кафтане?"^*** Испанская Америка может спастись, опираясь только на саму себя, и напрасно пытаться подражать Северной Америке, отвергая собственных индейцев, метисов, креолов и негров. "О, эти сыновья нашей поднимающейся Америки, которая должна спастись вместе со своими индейцами; эти презренные дезертиры, что вербуются в войска Северной Америки, которая топит своих индейцев в крови и клонится к упадку! О, эти неженки, которые не хотят трудиться, как то подобает мужчинам!"^**** Пресмыкающиеся, ползающие по заграницам и торгующие не принадлежащими им достоинствами!

^* (Марти X. Наша Америка.- В: Марти X. Цит. соч., с. 273.)

^** (Там же.)

^*** (Там же, с. 272 - 273.)

^**** (X. Марти, осмысливая политические и социальные проблемы,. не раз обращается к библейской образности.)

Имея в виду Сармьенто, Марти пишет: "Борьба идет не между цивилизацией и варварством, а между ложной ученостью и естественностью"^*. Это борьба между собственной реальностью и попытками придать ей чуждую форму. И в этой борьбе "туземец-метис победил чужестранца-креола. ...Не удивительно, что в Америке природный человек не дал одержать над собою верх книге, завезенной из чужих стран. ...Простой человек добр, он ценит знания и вознаграждает образованных людей, если только они не пользуются своей ученостью ему во вред, если они не оскорбляют его презрением, которого он не прощает, готовый силой внушить уважение тем, кто ранит его самолюбие, ущемляет его интересы"^**. Из презрения к народным массам рождаются тирании. "Уступив место тираниям, республики поплатились за свою неспособность постичь подлинные начала национальной жизни, за неумение выводить из этих начал форму правления и править в согласии с ними"^***. В этом причина неудач всех проектов, игнорировавших собственную, автохтонную действительность. Не сюртук и цилиндр обновляют нацию, но познание ее самой, познание ее наивысших добродетелей и достоинств, способных явиться стимулом в ее развитии. "Мы были ряжеными в английских панталонах, в парижском жилете, в сюртуке янки и в испанском берете. Индеец с немым удивлением кружил вокруг нас и уходил в горы крестить своих детей. Негр, скрываясь от враждебного взора, пел в ночи песню, лившуюся из сердца... Крестьянин, творец, слепой от негодования, восставал против своего творения - надменного города. Мы принесли с собой эполеты и тогу в страны, которые появились на свет в альпаргатах и с индейской повязкой на голове"^****. Ошибка состояла в том, что чужеземное начало противопоставлялось местному без попытки их согласовать. "Нам надлежало бы, проявив сердечное человеколюбие и творческую смелость, сочетать тогу с повязкой; вывести индейцев из состояния инертности и застоя; двигаться вперед рука об руку с одаренным негром; приспособить свободу к запросам тех, кто поднялись во имя свободы и победили"^*****. В конце концов всегда берет верх естественное, народное начало, отметая все, что не является своим и что не питает его. "Коренное население, движимое инстинктом, ослепленное торжеством, втаптывало в прах золотые жезлы. Ни европейская литература, ни книги янки не давали ключа к испаноамериканской загадке"^******. Все было испытано: война, ненависть; не знали народы только любви, все принимающей п всех объединяющей. Книга боролась с копьем, разум восставал против кадила, и город противопоставлял себя деревне. "Устав от бесполезной ненависти, ...народы начинают, как бы бессознательно, обращаться к любви. Народы поднимаются и приветствуют друг друга. ...Сюртуки у нас еще французские, но мыслить мы начинаем по-американски. Молодежь Америки, засучив рукава, месит тесто новой жизни, заквашивая его дрожжами трудового пота. Она понимает, что мы отдаем чрезмерную дань подражанию и что спасение в том, чтобы созидать. Созидать - вот девиз нового поколения"^*******.

^* (Там же, с. 274.)

^** (Там же.)

^*** (Там же.)

^**** (Там же, с. 277.)

^***** (Там же.)

^****** (Там же, с. 278.)

^******* (Там же, с. 274.)

Тот, кто хочет управлять, должен хорошо знать действительность, которой собирается управлять, и не пытаться сменить ее на нечто несуществующее. Марти пишет, что "хороший правитель в Америке не тот, кто досконально изучил, каков образ правления у немцев или французов, а тот, кто знает, из каких элементов состоит население его страны, как их можно объединить и какими методами, при помощи каких учреждений, порожденных самой страной, можно вести народ к великой цели, к тому вожделенному положению вещей, когда каждый человек, познав самого себя, разовьет все свои способности и найдет им применение... Правительство должно быть детищем страны, дух правления должен быть духом ее народа. Форма правления должна соответствовать структуре страны. Правительство есть не более как равнодействующая природных элементов страны"^*.

^* (Там же.)

Ну а как достичь всего этого? Как сделать так, чтобы действия правителей опирались на собственную действительность? Как сделать так, чтобы они смогли познать эту действительность? Единственный способ достичь этого состоит в том, чтобы воспитывать латиноамериканцев в духе познания собственной действительности, чтобы они, по незнанию, не принялись бы вновь за поиски заемных, чуждых их собственной действительности образцов, которые могут привести только их к новым поражениям. Но, задает вопрос Марти, "как могут университеты подготовить правителей, если нет в Америке такого университета, в котором преподавались бы азы искусства правления, то есть умение видеть особенности, свойственные народам Америки?"^*. Ничего этого не преподают молодежи в американских университетах, и она сама должна на ощупь двигаться к новому. "Вступая в жизнь, молодежь смотрит на мир сквозь очки, заимствованные у янки или французов, и она может только гадать, эта молодежь, претендующая на право управлять народом, которого она не знает"^**. Поэтому следовало бы не допускать к политическому поприщу тех, кто не знает собственной политической истории. Иначе сам возмущенный народ может подняться против политических и юридических институтов, не имеющих основ в национальной жизни. И подобную естественную реакцию еще именовали варварством, в то время как она есть не более чем проявление связи народа со своей собственной реальностью, народа, не желающего быть устраненным якобы во имя ее. "Знать страну и управлять ею со знанием дела - единственное средство освободить ее от всякой тирании. Европейское образование должно уступить место образованию американскому. Историю Америки со времен инков до наших дней нужно преподавать так, чтобы ее знали назубок, пусть даже за счет истории греческих архонтов. Наше прошлое для нас дороже античности. Оно нам нужнее. Наши национальные политические деятели должны заменить чужеземных политиков"^***.Речь идет не о том, чтобы повернуться спиной к миру, но о том, чтобы принять его, ассимилируя и адаптируя. "Пусть черенок мировой культуры привьется к нашим республикам, но стволом дерева должны быть наши республики". Наша собственная действительность, наша собственная история, наши собственные народы с их расовым многообразием должны стать предметом гордости латиноамериканцев, а не причиной их стыда перед другими народами. "И пусть умолкнет побежденный педант, ибо ни один человек не может гордиться своей родиной больше, чем мы, граждане многострадальных американских республик"^****.

^* (Там же.)

^** (Там же.)

^*** ( Там же, с. 275.)

^**** (Там же.)

Если Латинская Америка стала частью всемирной истории, то это произошло не в результате похода конкистадоров, а благодаря усилиям народов Америки, сумевших превозмочь последствия конкисты. Америка этих народов и есть настоящая Америка. Америка рабства и зависимости, но также и Америка непрекращающейся борьбы за освобождение от их ига. Принять собственное прошлое означает не приятие рабства и зависимости, но его отрицание во имя собственного свободного будущего. "...цветные и белые, индейцы и креолы, мы смело вступили в круг наций. Под хоругвью Пресвятой Девы^* мы вышли на завоевание свободы"^**. На всей территории Южной Америки воздвигались республики там, где, казалось, не было ничего, кроме цепей, тюрем и страха. Таким было прошлое нашей Америки, и такими были ее люди. "В течение трех веков наш континент угнетала власть, отрицавшая право человека пользоваться своим разумом, и лишь освободившись с помощью невежественных масс, к которым, однако, верхи не прислушивались и с интересами которых не считались, он вступил в эпоху правления, основанного на началах разума. ...Проблема независимости состоит не только в смене форм правления, но и в изменении его духа"^***. Иными словами, менять следует не столько тот или иной образец возможной действительности, сколько само отношение к действительности, дабы очередная смена не породила такую действительность, в которой отрицанию подлежал бы сам народ, требовавший перемен. Путь, по которому до сих пор шла Америка, был ошибочным, поэтому "колония продолжала жить в республике; и наша Америка только сейчас избавляется от своих пагубных заблуждений... избавляется в силу превосходства республики, победившей в борьбе с колониальным режимом ценою крови павших жертв"^****.

^* (Имеется в виду хоругвь с образом божьей матери в виде смуглолицей мексиканки, ставшая знаменем повстанцев, поднявшихся в 1810 г. по призыву Мигеля Идальго на борьбу против испанского ига. Фраза имеет и более широкий смысл, поскольку для X. Мартв религия была одним из средств достижения желаемой цельности-рода человеческого, духовного единства людей. В период, о котором идет речь, таким объединяющим принципом была католическая религия - единственная в то время духовная сила, объединявшая все слои населения, все этнические разновидности. Мартв воспринимает ее как этап на пути к общности более высокого" уровня.

В поисках человеческого "самообретения")

^** (Там же.)

^*** (Там же, с. 276.)

^**** (Там же, с. 276 - 277.)

Америка постепенно избавляется от опасностей, которые нес ей ошибочный путь отказа от познания собственной реальности. Но на ее пути вырастают новые опасности, перед которыми самопознание становится могучей крепостью, бастионом. У Латинской Америки, пишет Марти, есть "сильный и предприимчивый сосед, который ее не знает и презирает"^*. И этот исполненный презрения гигант вполне может поддаться искушению подчинить себе нашу Америку, если только ее сыны не сумеют противопоставить ему свои силы и способности в тот момент, когда потребуется завоевать и защитить свою свободу. Пусть наш сосед получше узнает нас; пусть узнает он, что мы способны встать на защиту нашей свободы так же, как и он поднялся когда-то на защиту своей. "Презрение исполина-соседа, который не знает нашу Америку, для нее величайшая опасность; необходимо, чтобы он ее узнал, и узнал как можно скорее - ибо день встречи близок. По неведению, побуждаемый алчностью, он, быть может, набросится на нее. Узнав ее, он будет ее уважать и откажется от своих посягательств"^**. Соединенным Штатам следует не презирать нас, но получше узнать, с тем чтобы умерить свою алчность, либо же понять, к чему она может их привести.

^* (Там же, с. 279.)

^** (Там же, с. 280.)

Герой и мученик одной битвы за независимость, Марти пророчески предвидит другую. Великое сражение, выигранное Боливаром, должно быть заново выиграно новыми поколениями американцев, в которых по-прежнему трепещет живой дух Освободителя. Марти чувствует пульс истории Латинской Америки, и эту историю ни один народ не вправе презирать, как ни один латиноамериканец не вправе не знать. К тому же для Марти Боливар оставался как бы духовным освободителем его родины, которому происки врагов помешали прибыть на Кубу, но который по-прежнему любим каждым народом, борющимся за свое освобождение. Поэтому поражение Боливара, принесшее ему столько страданий, Марти истолковывает как простую случайность, не умалившую грандиозности всего свершенного им. "Поражение потерпело всего лишь его правительство, но он, очевидно, увидел в этом поражение республики"^*. Боливар был человеком, который горел сам и зажигал других. "Разве он не разбил цепи, сковывающие целые народы, не пробудил ото сна целый континент, не сзывал народы под знамена свободы, которые он простер над столькими странами, сколько ни один конкистадор не мог охватить своей тиранией? Разве не говорил он с вечностью с вершины Чимборасо и не озирал с высот Потоси расстилающееся у ног его под развевающимся знаменем Великой Колумбии собственное детище - одно из самых героических творений, известных истории человечества? Разве не склонялись перед ним города и правительства?.."^**. Боливар умер, убежденный в том, что дело его пропало, но это не так. "Боливар вечно пребывает в небе нашей Америки... он все еще не снял своих походных сапог, ибо не все дела еще завершены и Америка ждет его"^***. В конце жизни Боливару казалось, что он лишь пахал море. Но это не потому, что труды его были бесплодными, а потому, что им овладело вполне понятное отчаяние.

^* (Marti J. Simon Bolivar. Discurso en la Sociedad Literaria Hispanoamericana, 28.10.1893.- In: Marti J. Op. cit., II, p. 71 - 77.)

^** (Ibid.)

^*** (Ibid.)

Хосе Марти вспоминает полные трагического пафоса слова Боливара, произнесенные им на смертном одре: "Хосе! Хосе! Нас гонят отсюда... Куда же мы пойдем?" "Куда же пойдет Боливар? - спрашивает себя Марти и сам же отвечает: он пойдет рука об руку с народами, готовыми защитить от новых посягательств и от упрямой приверженности к старому ту землю, на которой будет жить самое прекрасное и счастливое человечество!"^* Куда пойдет Боливар? Он пойдет к своей Америке, к нашей Америке, Америке Боливара и Марти! Он пойдет к Америке будущего, которая воплотит в себе эти великие имена. "Из поколения в поколение, пока жива Америка,- восклицает Марти,- имя Боливара будет находить отклик в самых честных и мужественных сердцах"^**.

^* (Ibid.)

^** (Ibid.)