История и социальная память в историографической традиции "Анналов"

В 1925 г. опубликована работа М. Блока "Короли-чудотворцы...", начало которой было положено автором ещё в 1912 г. Публикация получила наиболее лестные отзывы лишь спустя десятилетия. В предисловии к этому изданию Ж. Лe Гофф привёл оценку Ж. Дюби, согласно которой М. Блок показал, что "глубинная природа социальных обстоятельств заключается в их ментальном характере" и призвал "продолжить работу над созданием той истории ментальностей, которую сам Блок разрабатывать не стал, но которой ровно полвека назад положил начало именно он"^*. Ту же заслугу М. Блока - начало разработки истории ментальностей - отмечает в этой работе Блока и сам Ж. Лe Гофф. Автор предисловия определяет и смысл, который, по его мнению, является основополагающим для истории ментальностей, политической исторической антропологии и исторической психологии и отождествляет его с фразой М. Блока: "Вера в чудо возникла потому, что все этого чуда ожидали"^**. Ж. Лe Гофф увидел инновацию М. Блока в том, что он связал "соотношения между теорией и практикой элиты, с одной стороны, и верованиями, ментальностью "простых смертных", с другой... Традиционная история идей позитивистского или идеалистического толка (немецкая Geistesgeschichte), витающая в облаках идей или пребывающая на вершинах общества, здесь бессильна"^***. Указывает на авторский пафос истории ментальностей, по мнению Ж. Лe Гоффа, и многократное (19 раз) употребление Блоком синонимов терминов "коллективное сознание", "менталитет". Ссылаясь на Ж. Дюби, Ж. Лe Гофф цитирует Блонделя: "нет смысла искать "всеобщие формы чувствования, мышления и действия". Иначе говоря, Блондель призывал к созданию дифференцированной истории, истории ментальности и поведения в разные эпохи и в разных регионах"^****. Очевидно, эта мысль психолога Ш. Блонделя ("Введение в коллективную психологию", 1929), работа которого вышла на четыре года позже "Королей-чудотворцев", согласно Ж. Лe Гоффу, является адекватной тому, что понимал под историей ментальностей М. Блок. А.Я. Гуревич довёл эту логику "модернизированной", но вполне понятной интерпретации "Королей-чудотворцев" до логического конца. В послесловии критик подвёл "итог" раннему исследованию М. Блока: "оно направлено не на открытие каких-либо универсальных законов и повторяющихся моделей, но на выявление индивидуального и неповторимого"^*****.

^* (Ж. Ле Гофф Предисловие //Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. - М.: Школа "Языки русской культуры", 1998. - 712 с.)

^** (Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. - М.: Школа "Языки русской культуры", 1998. - 712 с. - С. 578.)

^*** (Ж. Ле Гофф Предисловие //Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. - М.: Школа "Языки русской культуры",1998. - 712 с.)

^**** (Ж. Ле Гофф Предисловие //Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. - М.: Школа "Языки русской культуры", 1998. - 712 с.)

^***** (Гуревич А.Я. Марк Блок и историческая антропология. Послесловие //Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. - М.: Школа "Языки русской культуры", 1998. - 712 с.)

Между тем, анализ мыслей М. Блока в "Королях-чудотворцах" по поводу интересующих нас аспектов, в отношении к которым складывалась проблематика "истории памяти", не находит подтверждения приведенным интерпретациям. М. Блок вполне определенно выразил предметное поле своего исторического исследования - "исследовать целительные обряды и в более общем виде, выражающееся в них понимание королевской власти". При этом приходится акцентировать внимание, что М. Блок в этой работе наметил и осуществил именно историческое исследование, а не антропологическое, социально-психологическое, социологическое, политологическое, культурологическое или философское. В этой работе нет ни антропологического последовательного исследования природы человека, ни его экзистенции; в ней нет исследования ни общественного сознания, ни психологически окрашенного национального менталитета; в ней нет ни политологического, ни социологического исследования надстроечных институтов и социальных групп; тем более в ней нет культурологического исследования в том размытом смысле, какой представители этой нарождающейся дисциплины в неё вкладывают, заимствуя в произвольном порядке методологический аппарат истории, философии и др. родственных отраслей исследования. В этой работе есть только история. Причем история как в сугубо эмпирическом смысле исследования (или даже расследования) информации, извлекаемой из исторических источников различной степени достоверности, так и в смысле той истории, которая позже будет названа М. Блоком как "понимающая история", и к которой по мере сил должен стремиться историк.

М. Блок использует материал и социальной психологии, и этнографических, социологических исследований, не чуждается и собственных философских обобщений, высказываемых в качестве гипотез, но именно использует в качестве средства для осмысления собственно исторического объекта, а не в качестве самоцели, и, менее всего, с целью презентации предметов новых научных дисциплин. Повседневность, ментальность важны для Блока, но не как самоцель, а как средство осмысленного (целостного, системного, органицистского) постижения исследуемого исторического явления. Видеть в этом историческом исследовании изучение человеческого сознания^* можно не более, чем видеть в мошеннике профессионального психолога. В терминах современной методологии М. Блок использует системно-исторический подход, легитимизирует его в историческом исследовании, рассматривая эволюцию конкретного культурно-исторического явления не обособленно, а в отношении к другим элементам социальной структуры, выявляя необходимость ("отчего целительный обряд возник в некий определенный момент, не раньше и не позже") его укоренения при определенных предпосылках и обстоятельствах. Объяснение одного элемента социальной структуры - институциализированного ритуала - историк осуществляет посредством обнаружения связи с социальной дифференциацией, зависимостью одних социальных акторов от других, и всех вместе - с господствующими формами общественного сознания. В такой истории "власть не представала бы оторванной от своих обрядовых основ, от своих образов и представлений". Собственно "понимающей" история и становится благодаря "активной позиции упорядочевания материала", благодаря тому, что неизвестное включается в систему уже известных отношений и зависимостей. "Знание фрагментов, изученных по отдельности один за другим, никогда не приведёт к познанию целого - оно даже не позволит познать самые эти фрагменты"^**. Скорее, представление здесь использует образ, связанный с эффектом голограммы, когда любой фрагмент фотографии содержит информации о целой экспозиции ("целое в каждой части").

^* (Гуревич А.Я. Марк Блок и историческая антропология. Послесловие //Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. - М.: Школа "Языки русской культуры", 1998. - 712 с.)

^** (Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 256 с. С. 88-89.)

М. Блок опирается на классическую субстанциальную метафизическую установку и веру в тотальность исторического процесса. Он более всего философ, когда говорит, что "некоторые коллективные представления, затрагивающие всю социальную жизнь в целом, схожи - в самых общих чертах - у большого числа народов; по-видимому, они служат признаками определенного этапа развития той или иной цивилизации и меняются вместе с этими цивилизациями^* ... эти великие идеи, присущие всему - или почти всему - человечеству, получают, разумеется, в разных концах света и при различных обстоятельствах самое разное воплощение"^**, оставаясь при этом историком, соединяющим "глубинные причины" со случайными обстоятельствами. За быстротечной событийной историей Блок пытается разглядеть устойчивое и неизменное. Этим призывом, который считается программным для традиции "Анналов", М. Блок прокладывает через эпоху сиюминутных интересов, экзистенциальной уникальности и постмодернистской мозаичности мостик к тому интересу, который возродится в программе исследований "истории памяти". Всё, что можно обнаружить и определить как связанное с человеческой уникальностью и индивидуальностью в этом исследовании М. Блока ограничивается авторским выводом о том, что сакральный ритуал чудесного излечения монархами в Европе был направлен на конкретного человека, облегчение индивидуального страдания, а не на достижение всеобщего благополучия, как это обычно имело место в античности. В отношении собственно памяти М. Блок немногословен. Он убеждён в её ненадёжности, "она избирательна и потому кажется мне не слишком справедливой"^***. Однако память незаменима, т.к. "самые глубинные слои истории являются, возможно, и самыми надежными". В эпохи высокой динамики возникает потребность сконцентрироваться на устойчивом, которое и приходится искать в прошлом, когда социальный ритм не отличался стремительностью. Память традиции в этом случае приобретает, по мысли М. Блока, решающее значение. Любое начинание "одерживало победу в тех случаях, когда находило поддержку в сильных и старинных коллективных представлениях"^****. В этой спасительной функции память прошлых традиций, о которой говорит М. Блок в своей ранней работе, неоднократно будет использована в полной динамики и противоречий истории XX века. То, что память традиции ненадёжна, в этом случае становится условием сохранения самой этой традиции. Возникнув в определенных социально-исторических условиях, традиция наверняка бы потеряла свою привлекательность тот час, как эти условия изменились. Но каждое новое поколение вкладывает в традицию что-то свое, деформирует её под новые условия вплоть до неузнаваемости, но всё-таки сохраняет. Вероятно, такая модернизированная традиция "перестает быть для нас источником сведений о породившей его среде", однако, она позволяет легитимировать новации. При этом, большим заблуждением, по мнению М. Блока, было бы считать, что "отбор" полезных традиций, как ошибочно полагали "литераторы", можно проводить искусственно, сознательно, в соответствии с чьей-либо субъективной волей. Любопытно, что исходная гипотеза, родившаяся у М. Блока в окопах первой мировой войны, делает ставку на самые прочные традиции и представления коллективного сознания, освобождающиеся от идеологического налёта поздних эпох в экстремальной ситуации, как раз, и позволяет преодолеть большую временную дистанцию, и не только претендовать на объективное изучение прошлого, но и предвидеть наиболее устойчивые приоритеты в будущем.

^* (В терминологии М. Блока "фазы более длительные называются цивилизациями" //Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 256 с. С. 106.)

^** (Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. - М.: Школа "Языки русской культуры", 1998. - 712 с.)

^*** (Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. - М.: Школа "Языки русской культуры", 1998. - 712 с.)

^**** (Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. - М.: Школа "Языки русской культуры", 1998. - 712 С. Кн.2.)

По крайней мере, пока, по аналогии с М. Блоком, использующим в качестве начальной базовой интуиции презумцию, предполагающую, что нельзя объяснять веру народа в чудо излечения монархом страждущих от золотухи только одной суеверностью и необразованностью средневекового человека, проецируя её на исследуемую проблему, будем исходить из того, что огромный интерес западноевропейских исследователей к проблематике "истории памяти" должен иметь более веские основания, нежели мода или случайная конъюнктурность. Споры об одном предмете, согласно М. Блоку свидетельствуют об объективной общности проблемы^*.

^* (Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 256 с. С. 105.)

Статья М. Блока "Коллективная память, традиция и обычай касательно недавно вышедшей в свет книги" в "Журнале (обзоре) исторического синтеза"^* является его первой реакцией на публикацию книги М. Хальбвакса "Социальные рамки памяти" (1925). В этой работе Хальбвакс пытается объяснить способ существования прошлого в сознании. М. Блок связал выводы, полученные в книге М. Хальбваксом, с механизмом переноса индивидуального ментального опыта на коллективное сознание. Если у А. Бергсона сны человека и есть проявление памяти, то, согласно Хальбваксу, эти явления не сводимы друг к другу, т.к. "в снах картинки прошлого фрагментарны, недостаточно связаны между собой и с остатком прошлого, чтобы быть признанными как воспоминания" (р.75). Воспоминание, согласно М. Блоку, - это не пассивное созерцание картинок, а "в сущности, является восстановлением прошлого", и оно возможно только на основе материала (понятий, форм языка и т.д.), подготовленного многими другими людьми. Любая память, согласно М. Блоку, - это усилие восстановления. "Категории социального происхождения позволяют нам локализовать картинки прошлого во времени и в пространстве, назвать и понять их"^**. Социальное влияние на индивидуальную память человек испытывает даже во сне. Память, пополняемая обществом задаёт социальные рамки для индивидуальных фактов. Здесь очевиден вывод не об онтологически существующей социальной (групповой) памяти, а о социальной детерминации индивидуальной памяти. Так, в номеналистической традиции обычно и интерпретировали современники смысл термина "социальная память" у Хальбвакса. Блок цитирует осторожное предположение Хальбвакса "в некотором смысле можно сказать, что она является только "частью и только аспектом памяти группы (р. 196)". Однако сам М. Блок предпочитает говорить о "коллективной памяти" как о коллективных "представлениях" или о "сознании", а не реалии, наподобие индивидуальной памяти, т.е. номинально в силу недостаточной обоснованности обратного. Значительное число обществоведов, благодаря Дюркгейму, "в течение последних лет нас приучили к поиску части "социального" в "индивидууме"... Мы свободно произносим слово "коллективная память", но не следует забывать, что как минимум одна часть феноменов, которые мы обозначаем таким образом, являются просто фактами общения между индивидуумами"^***. Вопрос об онтологии социальной памяти становится ключевым для определения эвристической значимости этого метафизического конструкта.

^* (Вlосk М. Memoire collective, tradition et coutume a propos d'un livre recent //Revue de synthese historique. 1925. T. 40. P. 73 - 83.)

^** (Вlосk М. Memoire collective, tradition et coutume a propos d'un livre recent //Revue de synthese historique. 1925. T. 40. P. 75.)

^*** (Вlосk М. Memoire collective, tradition et coutume a propos d'un livre recent //Revue de synthese historique. 1925. T. 40. P. 79.)

М. Блок акцентировал внимание на особенно важной для него мысли, при этом явно усиливая смысл, вложенный Хальбваксом. Традиции коллективной памяти и актуальные идеи настоящего, связанные между собой, являются основанием любого общества. "Общество интерпретирует или даже знает прошлое только через настоящее, и к тому же настоящее имеет для него конкретный смысл и эмоциональную ценность только потому, что после него просматривается некоторое продолжение"^*. Этот лейтмотив М. Блока сколь последовательно им воспроизводился в последующих работах, столь же устойчиво оставался многосмысленным и едва ли может рассматриваться как внятный методологический приём. М. Блок видит в материале книги проблемы, которые практически обходил М. Хальбвакс, но которые он намерен переадресовать историкам, именно переадресовать, интуитивно предполагая их значимость, а не сделать объектом собственного исследования: "Каким образом коллективные воспоминания переходят от поколения к поколению в одной группе?"^** М. Блок замечает по этому поводу, что "для того, чтобы социальная группа, продолжительность которой превышает жизнь человека, "вспоминала", недостаточно того, чтобы различные члены, входящие в её состав, в определенный момент сохраняли в своих умах представления касательно прошлого группы; также необходимо, чтобы самые старые члены не отказывались передавать эти представления более молодым"^***. В общем, позиция М. Блока в отношении вопросов, сформулированных Хальбваксом, не может свидетельствовать о её последовательности и проработанности лидером "Анналов...", по крайней мере в 1925 г.

^* (Вlосk М. Memoire collective, tradition et coutume a propos d'un livre recent //Revue de synthese historique. 1925. T. 40. P. 76.)

^** (Вlосk М. Memoire collective, tradition et coutume a propos d'un livre recent //Revue de synthese historique. 1925. T. 40. P. 78.)

^*** (Вlосk М. Memoire collective, tradition et coutume a propos d'un livre recent //Revue de synthese historique. 1925. T. 40. P. 79.)

М. Блок в "Феодальном обществе..." (1939, 1940) обращает внимание на следующие обстоятельства: "время играло незначительную роль вплоть до XIX в., не было ни средств измерения, в документах часто дата отсутствует, разнобой исчисления и т.д."^*; латинский язык располагал к приблизительной определённости и точности понятий^**; практика юридического прецедента способствовала тому, чтобы прошлое реконструировалось "таким, каким оно должно быть"^***; "проблема эпоса принадлежит к самым спорным... в более общем смысле откроет плодотворные перспективы, - в плане коллективной памяти"^****.

^* (Блок М. Феодальное общество //Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 256 с. С. 122-181. С. 148.)

^** (Блок М. Феодальное общество //Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 256 с. С. 122-181. С. 142.)

^*** (Блок М. Феодальное общество //Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 256 с. С. 122-181. С. 154.)

^**** (Блок М. Феодальное общество //Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 256 с. С. 154.)

Последняя и одновременно программная работа М. Блока "Апология истории...", написанная в известных обстоятельствах в 1941 - 42 гг. конкретизирует и закрепляет интуиции раннего М. Блока. В этой же работе М. Блок и даёт зыбкую, но вполне достаточную почву для притягивания его историографических размышлений к различным новомодным обществоведческим научным ответвлениям, страждущим найти авторитетных предшественников. Вполне безобидный пафос М. Блока: не ограничиваться теоретическими конструктами, не отрываться от реальной практики человеческой жизни, выраженный в известном фрагменте: история - наука о "людях во времени"^*, был объявлен неоспоримым свидетельством "антропологизма" её автора. Продолжение этой контекстной мысли М. Блока о том, что связь эпох важнее их различия, вера в тотальность "всемирной истории" этими наследниками не "обыгрывалась".

^* (Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 256 с. С. 29.)

Историческое объяснение, согласно М. Блоку, не ограничивается поиском начал или истоков, а озадачено выявлением необходимости, объяснением "приживаемости" явления в определенном месте, в определенное время, учитывая высокую инерционность и континуальность социальных традиций. Менее всего в этой работе автор даёт повод для интерпретации его мыслей в духе историцистской изменчивости и уникальности общества, человека и его сознания: "и в человеческих существах существует некий постоянный фонд... даже чтобы понять, чем они являются в этот именно момент, данных опыта будет недостаточно... Данные единичного опыта всегда бессильны для выявления его же компонентов и, следовательно, для его истолкования"^*. М. Блок здесь сторонник коллективного исследовательского проекта.

^* (Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 256 с. С. 27.)

Сама по себе беспорядочная память человечества, тем не менее, сохраняет и накапливает способы выстраивания своего собственного материала. Справедливое недоверие в этой работе М. Блок относит к индивидуальной и коллективной памяти, если она не закреплена на устойчивом носителе. Знаменитая цитата Бернарда Шартрского указывает, согласно М. Блоку, на фундаментальную укоренённость общественного сознания в памяти о предшествующем содержании: "Мы подобны карликам, усевшимся на плечах великанов; мы видим больше и дальше, чем они, не потому, что обладаем лучшим зрением, и не потому, что мы их выше, но потому, что они нас подняли и увеличили наш рост своим величием"^*.

^* (Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 256 с. С. 246.)

Субъективизм в равной степени присущ как прошлому из-за его недостоверности, так и настоящему из-за его субъективной значимости. Но прошлому присуща инерция. Объективность коренится в устойчивом, субстанциальном, возникает из регулярности и сохраняемости смысла "духа цивилизации", из объяснения необходимости внутри его времени, сохранившем прошлый опыт. Блок призывает изучать знаки из прошлого, "следы прошлого", т.е. "доступные нашим чувствам знаки", оставленные феноменом. Именно знаки и сохраняются исторической памятью, т.к. представления не могли сохраниться у потомков, они не видели их прообраза. Анализ исторической памяти в основе своей становится умозрительным. Однако самого системного анализа историографических оснований М. Блок не разработал. Акцентирование внимания на семантике знака не может игнорировать понятие памяти. Собственно "память" (в отличие от воспоминания) и есть в широко распространенной гегелевской интерпретации "переход от деятельности представления к мышлению" - "воспроизведение имени", т.е. знаков простых, неразложимых представлений, смысл которым не дан, а каждый раз даётся, "сущее как имя нуждается в другом, в значении представляющей интеллигенции, чтобы быть предметом, истинной объективностью... мы мыслим посредством имен"^*. Возможно, коррелятивность мыслей М. Блока и немецкого абсолютного идеалиста по ряду вопросов заслуживает большего внимания.

^* (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Том 3. Философия духа. - М.: Мысль, 1977. - 471 с. - С. 301-302.)

По замечанию А.Я. Гуревича, Блок выступил за возможность объективного познания истории не столько на почве поиска самоочевидных, достоверных источников (т.е. внешних основаниях - критика источников: Ш. Ланглуа, Ш. Сеньобос), а на основе исследования самой исторической мысли (т.е. имманентных основаниях). В связи с чем его подход часто относят к феномологическому^*. Но этот методологический посыл Блока был слишком многозначным и утонул в массе противоречащих интерпретаций.

^* (Гуревич А.Я. М. Блок и "Апология истории" //Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 256 с. С. 182-231. С. 191.)

Лидеры первой волны традиции "Анналов.." видели предметом всеобщую, "глобальную историю" не в смысле всеохватывающего синтеза, а в смысле удержания системного единства, и связанности, в которой история не распадается на религиозную, экономическую, политическую и пр. и удерживается неизменной традицией, сохраняемой социальной памятью, коллективным менталитетом. На следующем этапе Ф. Бродедь усилил эту позицию. К экономическому и социальному второе поколение "Анналов" прибавило культурное. Наиболее проблемным в концепции Ф. Броделя осталась связь "длительностей".

В коллективном сознании, согласно Ф. Броделю, изменяется повседневность, но сильны традиции и воспоминания. Человечество "живёт преимущественно в рамках собственного опыта и по мере движения поколений оказывается в ловушке своих прежних достижений"^*, изменения происходят только "в верхних, единственных по-настоящему подвижных его структурах"^**. В этом плане третий этап "Анналов..", несмотря на заверения Ж. Ле Гоффа, принципиально дистанцирован от концептуальных оснований своих предшественников. "Историческая антропология (Ле Гофф) выделяет черты отличия человека другой эпохи и иной культуры от человека наших дней"^***.

^* (Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв. Том 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. М.: Прогресс, 1986. 623 с. С. 68.)

^** (Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв. Том 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. М.: Прогресс, 1986. 623 с. С. 597.)

^*** (Гуревич А.Я. М.Блок и "Апология истории" //Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 256 с. С. 182-231. С. 225.)