Часть 6.

ГЛАВА XX

ОБ ИЗМЕРЕНИИ ОКРУЖНОСТИ И ДЕЛЕНИИ ДУГИ И УГЛОВ

ГЛАВА XXI

О КРУГОВОМ ДВИЖЕНИИ

1. При простом движении любая проведенная через движущееся тело линия остается параллельной линиям, соответствующим ее прежним положениям.

2. Если центр вращающегося круга пребывает в покое и если в этом кругу находится эпицикл, вращающийся в противоположном направлении так, что он в равные промежутки времени описывает равные углы, то всякая проведенная через этот эпицикл прямая будет двигаться параллельно самой себе в прежнем положении.

3. Свойства простого движения.

4. Если жидкость приводится в простое круговое дви­жение, то все ее точки описывают окружности в промежут­ки времени, пропорциональные их расстояниям от центра движения.

5. Простое движение рассеивает разнородное и соеди­няет однородное.

185

[...] Такое движение обычно называется фермента­цией [...]

6. Если круг, описываемый телом, находящимся в состоянии простого кругового движения, соизмерим с другим кругом, описываемым точкой, вовлеченной в это движение, то по истечении некоторого промежутка времени все точки обоих кругов снова примут прежнее положение.

7. Если шар находится в состоянии простого движе­ния, то последнее рассеивает разнородные тела тем силь­нее, чем более удалены эти части шара от его полюсов.

8. Если простое круговое движение жидкого тела задер­живается нежидким телом, то первое растекается по по­верхности последнего.

9. Круговое движение вокруг неподвижного центра отбрасывает вещи, свободно лежащие на поверхности движущегося тела, по касательной.

10. Вещи, находящиеся в состоянии простого круго­вого движения, в свою очередь порождают простое круговое движение.

11. Если движущаяся таким образом вещь, с одной сто­роны, плотна, а с другой - текуча, то ее движение будет не вполне кругообразным.

ГЛАВА XXII

О ДРУГИХ РАЗЛИЧИЯХ ДВИЖЕНИЙ

1. Чем отличается стремление, или импульс, от усилия (wixus) ?

Импульс мы определили (гл. XV, п. 2) как движение через расстояние, рассматриваемое нами не как расстоя­ние, а как точка. Импульс остается одинаковым незави­симо от того, встречает или не встречает он противодей­ствие. Но если два тела с противоположно направленными стремлениями, или импульсами, давят друг на друга, то импульс одного из них есть то, что мы называем давлением, и есть импульс, которому противостоит другой, противо­положный импульс, т. е. сопротивление.

2. Два вида среды, в которой движутся тела.

Тела и среды, части которых так сцеплены между собой, что ни одна из них не поддается воздействию дви­жущегося тела без того, чтобы этому воздействию не под­давалось целое, мы называем плотными. Если же части

186

легко поддаются воздействию, между тем как целое оста­ется неподвижным, то мы называем их текучими или мяг­кими. Слова текучий, мягкий, плотный мы употребляем только соотносительно: они обозначают не различные виды, а различные степени качества.

3. Что называется передачей движения от одного тела к другому?

[...] Итак, когда какое-то тело приводит в движение другое, противоположно направленное, а это движение таким же образом действует на третье и т. д., мы называем это действие распространением (передачей) движения.

4. Каким движением обладают тела, давящие друг на друга?

Если два текучих тела, находящихся в свободном про­странстве, давят друг на друга, то их части двигаются или стремятся к движению в сторону, т. е. в этом направле­нии [...] Это действие необходимо наступает не только в жидкостях, но также и в густых и плотных телах, хотя оно не всегда доступно чувственному восприятию [...]

Давящие друг на друга жидкие тела взаимопрони­кают.

Если тело давит на другое тело, не проникая в него, то направление давления перпендикулярно к поверхности подвергающегося давлению тела.

Если твердое тело давит на другое тело и проникает в него, то это происходит в перпендикулярном направле­нии только в том случае, если оно действует на тело в перпендикулярном направлении.

Иногда тело движется в направлении, противопо­ложном направлению движения тела, которое его толкает.

[...] Мы наблюдаем это при движении кораблей.

9. В заполненном пространстве движение передается на любое расстояние.

О расширении и сжатии.

Расширение и сжатие предполагают изменение положения мельчайших частиц.

Всякая тяга есть толчок.

13.Вещи, которые после сгибания или давления воз­вращаются в нормальное состояние, обнаруживают тем самым движение своих внутренних частей.

14.Если тело, влекущее за собой другое тело, вдруг

187

задерживается вдвоем движении, то другое тело продолжа­ет двигаться дальше.

15, 16. Действие, оказываемое толчком, не может быть сравниваемо с действием, оказываемым давлением.

17, 18. Движение не может начаться во внутренних частях тела.

Действие и противодействие имеют противополож­ные направления.

Что такое привычка (habitus)?

Привычка есть возникновение движения или, вернее, легкое передвижение движущегося тела по определенно намеченному пути [...]

ГЛАВА XXIII

О ЦЕНТРЕ РАВНОВЕСИЯ ТЕЛ, КОТОРЫЕ ДАВЯТ КНИЗУ ПО ПРЯМЫМ ПАРАЛЛЕЛЬНЫМ ЛИНИЯМ

1. Определения и гипотезы.

[...] Весы представляют собой прямую линию, средняя точка которой неподвижна, между тем как все остальные точки ее свободны [...]

Равновесие наступает тогда, когда стремление, или импульс, тела, давящего на одно коромысло весов, нейтра­лизует импульс тела, давящего на другое коромысло, так что весы остаются неподвижными [...]

Вес есть сумма всех параллельно стремящихся вниз импульсов тела, давящего на коромысло весов [...]

Момент есть сила, которой обладает взвешиваемое тело и при помощи которой оно приводит в движение коромысло весов на основе определенного положения [...]

Плоскость равновесия есть плоскость, посредством которой взвешиваемое тело делится таким образом, что на обеих сторонах остаются равные моменты [...]

Диаметр равновесия есть общая линия двух плоскостей равновесия [...]

Центр равновесия есть общая точка двух диаметров равновесия.

Три плоскости равновесия не бывают параллельны.

Центр тяжести содержится в каждой плоскости равновесия.

Моменты одинаково тяжелых тел относятся друг к другу, как их расстояния от центра весов.

188

5, 6. Отношение моментов неодинаково тяжелых тел складывается из отношения их расстояний от центра весов и отношения их веса.

7. Если вес двух тел и их расстояние от центра весов находятся в обратном отношении, то эти тела уравновеши­вают друг друга, и наоборот.

8. Если части тяжелого тела повсеместно оказывают равномерное давление на коромысло весов, то отношение моментов всех отрезков, считая от центра весов, равно отношению частей треугольника, разрезанного линиями, проведенными от его вершины параллельно его основа­нию.

Диаметр равновесия несовершенных фигур, высота и основание которых соизмеримы, делит ее ось так, что часть, прилегающая к вершине, относится ко всей осталь­ной части, как совершенная фигура - к несовершенной.

Диаметр равновесия дополнения половины любой названной несовершенной фигуры делит линию, проведен­ную через вершину параллельно основанию, так, что часть, прилегающая к вершине, относится к другой части, как вся фигура - к указанному дополнению.

11,12,13.Как отыскать центр равновесия половины несовершенных фигур, указанных в пункте 3 главы XVII.

14. Центр тяжести сектора плотного тела лежит на его оси, разделенной так, что часть, прилегающая к вершине, относится ко всей оси (за вычетом половины оси той части сектора, основание которой совпадает с основанием ко­нуса), как три к четырем.

ГЛАВА XXIV

О ПРЕЛОМЛЕНИИ (РЕФРАКЦИИ) И ОТРАЖЕНИИ

1. Определения.

Рефракция есть преломление, или превращение в лома­ную линию, вследствие наличия двух сред различной природы той прямой, по которой движется тело или по ко­торой оно двигалось бы в одной и той же среде [...]

Более разреженной мы называем такую среду, в кото­рой движение или возникновение его встречает меньшее сопротивление; более плотной - такую среду, в которой сопротивление сильнее [...]

2. Движение, перпендикулярное к плоскости прелом­ления, не испытывает рефракции.

189

3.Тело, переходящее из более разреженной в более плотную среду, отклоняется так, что угол преломления больше угла падения.

4..Отклонение стремления, или импульса, таково, что отношение синуса угла преломления и синуса угла падения обратно пропорционально отношению плотности сред.

5. Синусы двух углов преломления относятся к сину­сам соответствующих углов падения, как синусы этих углов падения друг к другу.

Если две линии падения образуют в средах различ­ной плотности равные углы падения, то синус этих углов падения равен среднему пропорциональному между синусами углов преломления.

Если угол падения равен половине прямого угла, а линия падения проходит в более плотной среде и если отношение плотности обеих сред равно отношению диагонали квадрата к его стороне, а разделительная поверхность плоска, то линия преломления будет лежать в разделитель­ ной плоскости.

Если тело движется по прямой линии по направле­нию к другому телу, не проникая в него, то первое отра­жается в последнем так, что угол отражения равен углу падения.

То же самое имеет место, когда движение возникает на линии падения.

190

РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ

ФИЗИКА, ИЛИ О ЯВЛЕНИЯХ ПРИРОДЫ

ГЛАВА XXV

ОБ ОЩУЩЕНИИ И ЖИВОТНОМ ДВИЖЕНИИ

1. Связь между тем, что уже сказано, и. тем, что еще должно быть сказано. 2. Исследование природы чувствую­щего и определение ощущения. 3. Субъект и объект ощу­щения. 4. Органы чувств. 5. Не все тела обладают способно­стью ощущения, 6. В одно мгновение возникает только один образ (phantasma). 7. Воображение является остатком прошлого ощущения (т. е. памятью); то же можно сказать и о сне. 8. Какова последовательность образов. 9. Как воз­никает сон. 10. Виды ощущений, органы чувств, образы, свойственные каждому из этих органов в отдельности и об­щие им. 11. Что такое величина образов и как они определя­ются. 12. Что такое удовольствие, страдание, влечение и отвращение. 13. Что такое размышление (deliberatio) и воля.

1. Философия, как мы определили ее в главе I, есть достигаемое путем правильного рассуждения познание действий, или явлений, из познанных нами причин или познание возможных причин из известных нам действий, или явлений.

В силу этого существуют два метода философского познания: первый метод предполагает восхождение от при­чин к возможным действиям, второй, наоборот,- восхож­дение от явлений ?????????, или действий, к возможным причинам. В первом случае мы при помощи основных определений мысли создаем основы принципа рассужде­ния, а именно дефиниции, согласующиеся с названиями вещей. Эта часть философии изложена мной в предыдущих главах. В этих главах я, если не ошибаюсь, не утверждал ничего, что не вытекало бы из определений (за исключением, конечно, самих определений). Всякий, кто разделяет мнение насчет употребления слов (а только для таких

191

людей я и писал), не будет сомневаться в строгости моих доказательств.

Я перехожу теперь к изложению второй части, т. е. от явлений, или действий природы, познаваемых нашими чувствами, перехожу к некоему способу познания того, каким образом они если и не были, то хотя бы могли быть произведены. Следовательно, принципы, от которых зави­сят выводы нижеследующего рассуждения, не созданы нами подобно общим дефинициям. Мы предполагаем, что они вложены в сами вещи творцом природы. Мы извлекаем из них только частные, а не общие суждения; из них нельзя вывести теорем; не исключая использования общих поло­жений, изложенных в предыдущих главах, они указывают, однако, возможность какого-то порождения. Так как прин­ципы того знания, изложению которого посвящена эта часть, коренятся в явлениях природы и это знание завер­шается познанием естественных причин, то я озаглавил эту часть Физика, или О явлениях природы. Феноменом же, или явлением, называется то, что видимо, или то, что являет нам природа.

Из всех знакомых нам феноменов, или явлений, наибо­лее удивителен сам факт существования явлений, сам факт этого то cpai veaftai, т. е. то обстоятельство, что из тел, существующих в природе, некоторые обладают отображе­ниями почти всех вещей, другие же не обладают никакими. Если мы познаем принципы вещей только благодаря явлениям, то в конце концов основой познания этих прин­ципов является чувственное восприятие, или ощущение, и из последнего мы черпаем всякое знание. Но и исследова­ние причин ощущения не может иметь в качестве отправ­ного пункта никакое другое явление, кроме самого чувст­венного ощущения. Однако нас, пожалуй, спросят: при помощи какого чувства мы воспринимаем само ощущение? На это я отвечу: при помощи того же чувственного ощуще­ния, а именно воспоминания, которое в течение известного времени сохраняется у нас о воспринятых вещах даже тогда, когда эти вещи уже исчезли. Ибо ощущать, что мы ощущали, есть не что иное, как вспоминать.

Прежде всего необходимо исследовать причины ощуще­ний, т. е. тех идей, или образов, которые беспрестанно воз­никают в нас, когда мы ощущаем; необходимо также иссле­довать и сам процесс их возникновения. Для этого важно прежде всего убедиться в том, что наши образы не остаются всегда одними и теми же, что новые образы возникают, а старые исчезают, поскольку мы направляем наши органы

192

чувств то на тот, то на другой предмет. Ощущения, таким образом, возникают и исчезают. Отсюда следует, что образы появляются в результате изменений ощущающего тела.

2. Как показано в пункте 8 главы IX, всякое изменение есть движение, или стремление (импульс - conatus), которое также представляет собой движение внутренних частей движимого тела. Ибо пока даже мельчайшие части­цы какого-либо тела сохраняют по отношению друг к другу одно и то же положение, не может быть речи о каком-либо изменении в нем; при этих условиях речь могла бы идти только о движении всего тела. Но пока частицы тела нахо­дятся в состоянии покоя, тело не только кажется, но и явля­ется тем же, каким оно было раньше. Чувственное вос­приятие, или ощущение, таким образом, может быть лишь движением внутренних частей ощущающего тела. Эти движения происходят в органах чувств, посредством кото­рых мы воспринимаем вещи. Ибо части тела, которыми (осуществляется ощущение, обычно называются органами чувств. Субъектом ощущения является, таким образом, тот, кто обладает образами. Природа чувственного восприятия, или ощущения, в какой-то мере выяснена нами: это вну­треннее движение, происходящее в ощущающем теле.

Сверх того, выше (гл. VIII, п. 7) было доказано, что движение может быть вызвано только смежным движу­щимся телом. Отсюда следует, что непосредственная при­чина ощущения состоит в соприкосновении и давлении, испытываемом первым органом чувств. Если давление испытывает внешняя часть органа, то действие такого давления сказывается, прежде всего, в том, что эта внешняя часть в свою очередь давит на ближайшую часть того же органа; подобным же образом давление, или движение, передается через все части органа до наиболее глубоко лежащих внутренних частей. С другой стороны, перво­источником давления, испытываемого внешней частью органа, является давление какого-нибудь более отдален­ного тела и так далее, пока не доходим до первого источ­ника образов, возникающих в наших органах чувств. Каков бы он ни был, его обычно называют объектом ощуще­ний. Итак, ощущение есть некое внутреннее движение в том, кто ощущает, вызванное движением внутренних частей объекта и переданное через всю промежуточную СР6ДУ до наиболее глубоко лежащих внутренних частей органа. Этими словами мы приблизительно определили сущность ощущения.

Наконец, мы показали (гл. XV, п. 2), что всякое сопро-

193

тивление есть импульс, имеющий направление, противо­положное направлению импульса движущегося тела, т. е. что всякое сопротивление есть противодействие. Так как во всем органе в силу его собственного естественного движения возникает сопротивление, или противодействие, движению, идущему от объекта к внутренним частям этого органа, то он обладает импульсом, противоположным им­пульсу объекта. Если направляющийся внутрь импульс образует заключительное звено процесса ощущения, то из противодействия ему, имеющему некоторую предрасполо­женность, возникает образ. Так как это противодействие направлено наружу, то образ (????????) представляется чем-то лежащим вне органа. Полное определение ощуще­ния, вытекающее из объяснения его причин и процесса его возникновения, гласит: ощущение есть образ, обуслов­ленный противодействием и направленным вовне импуль­сом, которые возникают в органе чувств под влиянием импульса, исходящего от объекта и направленного внутрь, при условии известной продолжительности такого им­пульса.

Субъектом ощущения является сам ощущающий, следовательно, живое существо; и правильнее утверждать, что видит живое существо, чем что видит глаз. Объект есть то, что воспринимается посредством ощущения. Поэтому мы выражаемся более точно, когда говорим, что видим солнце, чем тогда, когда говорим, что видим свет. Ибо свет и цвет, теплота и звук и другие качества, которые мы обычно называем чувственно воспринимаемыми, суть не объекты, а только впечатления, или образы, ощущаю­щих существ. Образ (phantasma) же есть акт ощущения и отличается от ощущения не более, чем становление - от результата становления. В мгновенных процессах, однако, это различие исчезает, а впечатление возникает мгновенно. Ибо во всяком движении, которое передается непрерывно, первая приведенная в движение частица приводит в движе­ние вторую, вторая - третью и т. д. по порядку до самой последней частицы, расположенной на сколь угодно боль­шом расстоянии. В тот самый момент, когда первая части­ца занимает место второй, отодвинув ее далее, предпослед­няя частица занимает место отодвинутой ею последней, благодаря чему в то же мгновение в силу обратного давле­ния, если оно достаточно сильно, возникает впечатление и одновременно с последним - соответствующее ему ощущение.

Органы чувств, свойственные ощущающим субъек-

194

там, суть такие части их тела, повреждение которых делает невозможным возникновение впечатлений, или образов, даже тогда, когда другие части остаются неповрежден­ными. Мы находим их у большинства живых существ. К ним относятся те животные духи и те оболочки, кото­рые имеют начало в нежной мозговой оболочке (meninx tener) и окутывают мозг вместе со всеми нервами; к ним относятся также сам мозг и те артерии, которые в нем нахо­дятся и движением которых приводится в движение источ­ник процесса восприятия - сердце. Где бы движение, исхо­дящее из какого-либо объекта, ни затронуло тело ощущаю­щего субъекта, оно каким-нибудь нервом передается мозгу. Если нерв, передающий движение, поврежден или лишен возможности функционировать, так что движение не может передаваться дальше, то не возникает никакого ощущения. Точно так же восприятие предмета не имеет места, если вследствие изъяна в каком-нибудь из посред­ствующих органов затормозилось движение, происходящее между мозгом и сердцем.

Хотя, как уже было сказано, всякое ощущение воз­никает в силу противодействия, отсюда все же не следует, будто все то, что оказывает противодействие, должно ощущать. Я знаю, что были философы и весьма образо­ванные, которые полагали, что все тела одарены способ­ностью ощущать26. И я не вижу, как можно было бы это опровергнуть, если бы сущность ощущения заключалась в одном противодействии. Но если бы даже противодей­ствие неодушевленных тел и порождало в последних какой-то образ, то он исчезал бы немедленно после удале­ния объекта. Ибо раз эти неодушевленные тела не обла­дают, подобно живым существам, органами, годными для сохранения сообщенного им движения (и по удалении предмета), то они будут ощущать только таким образом, что у них никогда не сохранится воспоминания об испы­танном ощущении. Но такого рода ощущение не имеет решительно ничего общего с тем ощущением, о котором я сейчас говорю. Ибо под ощущением мы обычно понимаем суждение о предметах на основании представления о них, т. е. суждение, основанное на сравнении и различении образов. Но это возможно лишь при условии того, что ука­занное движение некоторое время сохраняется в органе, в котором возникает образ (phantasma), благодаря чему последний может быть вызван снова. Ощущение, о котором здесь идет речь и которое мы понимаем в том смысле, в каком это имя обычно употребляют, необходимо свя-

195

зано со своего рода памятью, дающей нам возможность сравнивать предыдущее с последующим и отличать одно от другого.

Поэтому ощущение всегда предполагает известное раз­нообразие образов, при наличии которого можно отличить одно от другого. Если мы возьмем в качестве примера человека, который не обладает никакими органами чувств, за исключением здоровых глаз (и у которого все остальные части органа зрения в здоровом состоянии), и предполо­жим, что такой человек всегда воспринимает только гла­зами одну и ту же вещь одного и того же цвета и одной и той же формы, так что явление никогда не видоизменя­ется, то, что бы ни сказали другие, я буду утверждать, что этот человек видит не в большей мере, чем я посредством моих органов осязания ощущаю кости моей руки, хотя последние всегда окружены со всех сторон необычайно чувствительной кожей. Я бы мог, пожалуй, сказать, что этот человек поражен и иногда с удивлением смотрит на указанную вещь, но я бы не стал утверждать, что он ее видит. Ибо неизменно ощущать одно и то же означает в сущности не ощущать ничего.

6. Однако сущность ощущения не позволяет одновре­менно воспринимать несколько вещей. В самом деле, по­скольку сущность ощущения состоит в движении, то органы чувств, подвергаясь воздействию одного предмета, не могут быть приведены в движение другим предметом так, чтобы оба движения вызвали в органах два ясных впечатления (образа). Таким образом, при совмест­ном воздействии двух предметов на наши органы чувств в нас возникнут не два впечатления, соответствующие этим двум предметам, а одно смешанное впечатление, созданное их взаимодействием.

В главе VII было, кроме того, показано, что делению и счету тел соответствует деление и счет мест и наоборот. Точно так же обстоит дело с делением и счетом времени и движения: количества промежутков времени и отрезков движения при счете соответствуют друг другу. И если какой-нибудь видимый предмет представляется разно­цветным, то все же это один и тот же предмет, а не раз­личные предметы.

К сказанному следует прибавить, что органы, общие всем чувствам, а именно органы, части которых прости­раются от нервных корешков до сердца, менее способны к восприятию нового впечатления (какого бы то ни было предмета и посредством какого бы то ни было чувства)

196

в случае сильного возбуждения, вызванного в них каким-нибудь объектом, так как уже существующее в них движение препятствует восприятию нового движения. Вот чем объясняется то обстоятельство, что человек, вни­мание которого совершенно поглощено каким-нибудь пред­метом, не способен воспринимать другие предметы, также находящиеся перед его глазами. Ибо когда человек погло­щен каким-либо предметом, его душевные силы всецело заняты, т. е. его органы чувств находятся под влиянием происходящего в них сильного движения и, пока продол­жается их возбуждение, остаются невосприимчивыми к другим раздражениям. Так, Теренций27 в одном месте говорит: «Populus studio stupidus in funambulo animum occuparat» [«Народ, поглощенный страстью, затаив дыха­ние, смотрит на канатного плясуна»]. А что такое оглу­шенность (Stupor), если не ??????????, т. е. неспособность ощущать другие вещи. Следовательно, в один и тот же момент может быть воспринят только один-единственный предмет. Так что при чтении мы не видим всех букв одновременно, а воспринимаем их последовательно, друг за другом, хотя перед нашими глазами вся страница. Оки­дывая одним взглядом всю страницу, мы ничего не читаем, хотя все буквы четко написаны.

Все это показывает, что ощущением следует называть не всякий импульс органов чувств, направленный наружу, а только тот, который в данный момент сильнее других и преобладает над ними. Такой импульс оттесняет другие впечатления, подобно тому как свет солнца затемняет в силу своей яркости остальные звезды, хотя и не лишает их света.

7. Движение органа, благодаря которому возникает впечатление (образ), называется обычно ощущением (sensio) лишь в том случае, если предмет находится тут же. Если же предмета больше нет в наличии, а образ от него остается, то он называется фантазией или воображением (по-латыни imaginatio). Так как, однако, не все явления фантазии являются образами, то слово imaginatio не совсем совпадает с тем, что обыкновенно понимают под фантазией. Тем не менее его вполне можно употреблять для обозначе­ния того, что греки обозначили словом ????????.

Следовательно, воображение в действительности явля­ется не чем иным, как ощущением, ослабленным благодаря Удалению предмета. Где, однако, причина этого ослабле­ния? Слабеет ли движение в силу удаления предмета? Если бы это было так, то образы воображения были бы всегда

197

и по необходимости менее отчетливыми, чем образы, по­рождаемые ощущением. Но это неверно. Ибо сновидения, эти воображения спящих людей, не менее отчетливы, чем образы, созданные самим актом восприятия. Причина указанного явления кроется скорее в следующем: у бодр­ствующих людей образы прежде воспринятых вещей блед­нее, чем образы вещей наличных, в силу того что возбужде­ние, вызываемое в органах чувств наличными предметами в то же самое время, когда возникают образы воображе­ния, не допускает преобладания последних. Во сне же, когда закрыт доступ всякому идущему извне движению, никакое обусловленное внешними воздействиями возбуж­дение не препятствует внутреннему движению.

Если это так, то следует, далее, вскрыть причины того, почему во сне внешним предметам закрыт доступ к внут­ренним органам. Я предполагаю, что при продолжительном воздействии объектов, за которыми необходимо следует противодействие органа и преимущественно животных духов (spirituum), орган устает, т. е. его части не могут больше без боли испытывать возбуждение, вызываемое в них животными духами. Но, теряя энергию и слабея, нервы сокращаются и сосредоточиваются около того пунк­та, из которого они выходят, где бы этот пункт ни нахо­дился - в полости мозга или в полости сердца, что по необходимости прерывает процесс передачи внешних воз­действий посредством нервов. Ибо влияние этих воздей­ствий на того, кто их воспринимает, в условиях, когда по­следний все более и более удаляется от них, может стано­виться все меньше. Наконец, когда нервы совсем осла­бевают, передача этих воздействий вообще прекращается. Следовательно, прекращается и противодействие им, т. е. ощущение. Последнее возникает вновь только тогда, когда после отдыха орган восстанавливается и в него вливаются новые жизненные силы. Так, по-видимому, происходит всегда, за исключением тех случаев, когда к обычным причинам присоединяется какая-нибудь дру­гая, необычная причина, например внутренний жар вслед­ствие усталости или болезни, необычайно возбуждающий животные духи и другие части какого-либо органа.

Но то обстоятельство, что в этом разнообразии образов фантазии есть связь и что за одними и теми же представлениями следуют то сходные, то совершенно не сходные с ними представления, имеет свою причину и не является случайностью, как, может быть, полагают многие. В движении всякого сплошного тела одна часть следует

198

за другой в силу сцепления. Если мы последовательно направляем наши глаза и другие органы чувств на раз­личные предметы, то при сохранении движения, произве­денного каждым из этих предметов, у нас вновь и вновь возникают образы фантазии, характер которых обусловли­вается движением, получающим преобладание в соответ­ствующий момент, и эти образы чередуются в нашем воображении в том же порядке, в каком они раньше чере­довались в чувственном восприятии. Если с течением времени в процессе восприятия у нас возникает мно­жество образов, то в конце концов почти любая мысль может быть вызвана другой, так что нам представляется совершенно случайным то, какие мысли следуют друг за другом. У бодрствующих людей эта последовательность бывает, однако, менее неопределенной, чем у людей спя­щих. Ведь мысль о вожделенной цели, или ее образ, вызы­вает у нас все те образы, которые служат средствами для достижения данной цели, причем они возникают в обрат­ном порядке - от последнего к первому и снова от начала к концу. Но это предполагает влечение и оценку средств, ведущих к цели, чему нас учит опыт. Опыт есть запас образов, накопленный путем восприятия многих вещей.

Ибо ??????????? и помнить означают не одно и то же лишь в том отношении, что воспоминание предполагает в качестве своего предмета прошедшее, ??????????? же нет. В воспоминании образы выступают как бы изношен­ными под влиянием времени, в фантазии же - так, как они есть, причем это различие относится не к самим вещам, а к способам их представления в голове представляю­щего субъекта. Воспоминание похоже на созерцание отдаленных предметов. Подобно тому как при таком созер­цании в силу большой отдаленности в пространстве мы не видим мелких частей тел, в воспоминании в силу отда­ленности во времени исчезают многие свойства, простран­ственные и временные определения вещей, воспринятых когда-то органами чувств.

Беспрестанное формирование образов в чувствен­ных восприятиях и в мыслях воображения есть то, что обычно понимают под ходом рассуждения (animi discursus), которое свойственно как людям, так и животным. Тот, кто мыслит, сравнивает проносящиеся в его голове образы, т. е. воспринимает сходство и несходство между ними. Уме­ние быстро схватывать сходство между разнородными веща­ми, или вещами, которые далеки друг от друга, есть признак

199

быстрой фантазии; умение же отыскивать различия между сходными вещами есть преимущество способности сужде­ния. Восприятие различий не есть какое-то особенное ощущение, отличное от чувственного ощущения, или восприятия в собственном смысле слова. Это - воспоми­нание различий, всплывающее тогда, когда отдельные образы сохраняются в течение некоторого времени. Различие между светлым и теплым есть не что иное, как одновременное воспоминание о двух объектах - светящем и греющем.

9.Образы, возникающие у спящих, суть сновидения. Опыт показывает нам, что последние характеризуются следующими пятью особенностями. Во-первых, они в боль­шинстве случаев беспорядочны и бессвязны. Во-вторых, не бывает сновидений, которые не представляли бы собой соединения образов, воспринятых некогда органами чувств. В-третьих, сновидения иногда овладевают усталы­ми людьми в силу постепенного замедления и изменения течения их представлений или в силу одолевающей их сон­ливости, иногда же, однако, они появляются во время глу­бокого сна. В-четвертых, сновидения более ярки, чем обра­зы бодрствующих людей, если оставить в стороне образы, возникающие в акте восприятия, с которыми сновидения мо­гут сравниться по яркости. В-пятых, во сне ни место, ни вид вещей не возбуждают нашего удивления. Из сказан­ного нетрудно понять, каковы могут быть причины этих явлений. Так как, во-первых, всякий порядок и всякая связь обусловливаются беспрестанным сообразованием с какой-либо целью, т. е. планомерным обдумыванием, то во сне, когда мы не ставим перед собой никаких задач, после­довательность образов не будет определяться никакой це­лью, и они будут чередоваться в нашем воображении как попало - примерно так, как представляются предметы нашим глазам тогда, когда мы безразлично смотрим на них и видим их не потому, что желаем их видеть, а лишь пото­му, что глаза у нас открыты. В этом случае все представля­ется нам лишенным всякого порядка. Вторая особенность сновидений обусловлена тем, что при исчезновении ощуще­ния мы делаемся невосприимчивыми ко всякому новому движению, исходящему от объектов, в силу чего в нашем сознании не могут возникнуть никакие новые образы, если только не называть новым то, что представляет собой сочетание старых образов, как это имеет место в представ­лении химеры, золотой горы и т. д. В-третьих, сон иногда представляет собой как бы продолжение восприятия

200

и возникает из распавшихся образов (например, у боль­ных), и это, очевидно, имеет свое основание в том, что в подобных случаях ощущение в некоторых органах продолжает существовать, а в других прекращается. Весьма трудно объяснить тот факт, что определенные образы вообще могут возникать, когда все внешние органы скованы сном. Однако вышеизложенные соображения содержат объяснение и этого факта. Ибо если что-нибудь производит возбуждение в нежной мозговой оболочке, то оно пробуждает тем самым некоторые из образов, дви­жение которых еще остается в мозгу. И если какое-нибудь внутреннее движение сердца достигает мозговой оболочки, то движение, преобладающее в мозгу, производит образ. Такими движениями сердца являются влечение и отвра­щение, о которых нам сейчас придется говорить. Но точно так же, как влечение и отвращение могут быть порождены соответствующими образами воображения, образы вообра­жения могут быть произведены влечением и отвращением. Например, от гнева и ссоры в сердце возникает жар, и, наоборот, от жара, чем бы он ни был вызван, в сердце вспыхивает гнев, и во сне возникает образ врага. И подобно тому как любовь и красота производят теплоту в известных органах, теплота, каковы бы ни были причины ее возникно­вения, часто пробуждает в тех же органах вожделение и вызывает образ неотразимой красоты. Подобным же об­разом ощущение холода возбуждает в спящих страх и вы­зывает у них образы привидений, ужасов и опасностей; наоборот, страх у бодрствующих людей порождает ощуще­ние холода. Так сильно связаны друг с другом движения сердца и мозга. Четвертая особенность сновидений, а именно что вещи, которые мы как будто видим и чув­ствуем во сне, представляются нам так же отчетливо, как и при действительном восприятии, обусловлена двумя причинами. Во-первых, поскольку во сне мы не получаем никаких чувственных восприятий внешних вещей, то внутреннее движение, которое вызывает образ, преобла­дает, поскольку оно существует. Во-вторых, стертые вре­менем части образа замещаются другими, вымышлен­ными частями. В сновидениях нас не поражает, наконец, ни странный характер места, ни странный характер появ­ления незнакомых вещей, ибо изумление предполагает, что вещи представляются нам новыми и необычными, предпосылкой чего в свою очередь является воспоми­нание и сравнение с прежними ощущениями. Во сне же все представляется непосредственно существующим.

201

Здесь следует заметить, что сны известного рода, осо­бенно такие, которые видят люди, находящиеся в полу­дремотном состоянии, а также люди, незнакомые с сущ­ностью снов и к тому же суеверные, не считались раньше, да и теперь не считаются снами. Некоторые принимают явления и голоса, которые они, как им представляется, видят и слышат во сне, не за образы воображения, а за предметы, существующие независимо от них. Ибо вообра­жению некоторых не только спящих, но и бодрствующих людей, в особенности таких, которые виновны в каком-либо преступлении, страх, отчасти поддерживаемый рас­сказами о подобных явлениях, рисует ночью в святых местах страшные видения, которые они принимают за реальные вещи и называют духами, или бестелесными субстанциями.

У большинства живых существ насчитывается пять чувств, различающихся как по соответствующим органам, так и по характеру воспринимаемых посредством этих органов впечатлений, а именно: зрение, слух, обоняние, вкус и осязание. Органы чувств являются отчасти специ­фическими, а отчасти общими. Орган зрения состоит из живых и неживых частей. Неживыми частями являются три рода влаги: во-первых, водянистая влага, которая вместе с прилегающей к ней увеальной плевой (membrana-uvea), снабженной посредине отверстием (называемым зрачком), ограничена с одной стороны выпуклой внешней поверхностью глаза, а с другой - ресничными отростками и сумкой хрусталика; во-вторых, хрусталик, который, све­шиваясь между ресничными отростками, представляет собой более плотную массу и ограничен со всех сторон соб­ственной прозрачной оболочкой; и, в-третьих, стекловид­ное тело, наполняющее остальную полость глаза и пред­ставляющее собой массу более плотную, чем водянистая влага, но более тонкую, чем хрусталик. Живой частью органа зрения является прежде всего сосудистая оболоч­ка, часть нежной мозговой оболочки (menix). От нее сле­дует отличать ту часть menix, которая покрыта плевой, идущей из сердцевины оптического нерва, и называется сетчатой оболочкой. Эта сосудистая оболочка, будучи частью menix tenera, доходит до начала спинного мозга, находящегося внутри черепа, где сходятся корешки всех нервов. Здесь нервы черпают все те животные духи, кото­рыми они обладают, ибо трудно себе представить, чтобы они могли черпать их из какого-нибудь другого места. Так как ощущение есть не что иное, как переданное до

202

последних частей органа действие объектов, а животные духи (spiritus animales) - не что иное, как очищенные в сердце и распространенные при помощи артерий жиз­ненные духи (spiritus vitales), то отсюда следует, что процесс возбуждения распространяется от сердца до корешков нервов, находящихся в голове, при помощи каких-либо артерий, таких, как plexus retiformis или дру­гие артерии, углубляющиеся в вещество мозга. Указанные артерии представляют собой дополнение, или другую поло­вину, всего зрительного органа. Эта часть его есть орган, общий всем чувствам, между тем как первая его часть, простирающаяся от глаза до корешков нервов, специфична для чувства зрения. Орган слуха есть барабанная пере­понка и относящийся к ней нерв. Другая часть его, про­стирающаяся до сердца, является общей ему и остальным органам. Специфические органы обоняния и вкуса пред­ставляют собой нервные оболочки в нёбе и на языке, что касается вкуса, в ноздрях, что касается обоняния; та их часть, которая простирается от корешков нервов, является общей им и остальным органам. Органами осязания, на­конец, являются нервы и кожицы, разветвленные по всему телу и имеющие начало в корешках. Другая их часть, будучи общей им и остальным чувствам, заключается, по-видимому, не в нервах, а в артериях.

Впечатление, свойственное чувству зрения, есть свет. Под светом понимают также и цвет, который есть не что иное, как смешанный свет. Образ от светящегося тела есть свет, а от тела цветного - цвет. Но объектом зрения, собственно говоря, является не свет и не цвет, но светя­щееся, освещенное или цветное тело. Ибо свет и цвет, как субъективные впечатления ощущающего, не могут быть акциденциями предмета. Последнее явствует уже из того обстоятельства, что мы часто представляем видимые вещи в таких местах, где они, согласно нашим достоверным сведениям, не находятся, и что эти вещи в разных местах могут казаться обладающими разными цветами и даже одновременно находящимися в нескольких местах. Дви­жение, покой, величина и форма общи чувству зрения и чувству осязания. Но ни свет, ни цвет не могут существо­вать без формы. Целое же явление, т. е. форму вместе со светом или цветом, греки обычно называли ????? или ?????? и ????, а римляне - species и imago (эти слова означают то же, что и слова aspectus - внешний вид).

Впечатление, возникшее в органе слуха, есть звук,

203

в органе обоняния - запах, в органе вкуса - вкус. По­средством осязания мы получаем ощущения твердости, мягкости, теплоты и холода, влажности, маслянистости и многого другого, что легче различить чувством, чем определить словами. Гладкость, шероховатость, разре­женность, плотность относятся к форме и общи поэтому как осязанию, так и зрению. Объектами слуха, обоняния, вкуса, осязания точно так же являются не звук, запах, вкус, твердость и т. д., а тела, от которых исходит звук, запах, вкус, твердость и т. д. О причинах и способе воз­никновения соответствующих ощущений мы будем гово­рить дальше.

Все эти образы суть действия, произведенные в ощу­щающем субъекте предметами, действующими на его орга­ны. Но те же самые предметы производят и другие дей­ствия на эти органы. Это сказывается в известных дви­жениях, возникающих в органах чувств и именуемых животными движениями (motus animales). Так как в каж­дом ощущении, обусловленном существующими вне нас вещами, действие и противодействие взаимно связаны, т. е. два импульса противостоят друг другу, то очевидно, что движение, одновременно произведенное двумя телами, будет распространяться по всем направлениям, однако преимущественно по направлению к границе обоих тел. Всякий раз, когда это имеет место во внутреннем органе, возникает импульс, стремящийся наружу. Этот импульс распространяется по телесному углу, и он (а с ним и соот­ветствующая идея) тем больше, чем сильнее впечатление (impressio).

11. Отсюда ясна физическая причина, во-первых, того факта, что вещи, которые мы видим под большим углом, при прочих равных условиях кажутся нам большими; во-вторых, того, что в ясную, безлунную холодную ночь мы видим больше неподвижных звезд, чем в другое время. Ибо благодаря прозрачности воздуха действие звезд не встречает тогда никаких препятствий, а свет их не затме­вается луной, которая отсутствует. Холод, делающий воз­дух более ясным, поддерживает или усиливает действие звезд на глаза, так что невидимые в иное время звезды становятся заметными.

Этих общих замечаний об ощущении, возникающем в силу противодействия внутреннего органа, пока достаточ­но. О месте же образа, обманах чувств и других вещах, которые узнают благодаря ощущению, нам придется рас­сказать там, где мы будем подробно говорить о человеке,

204

ибо это по большей части связано со структурой челове­ческого глаза.

12. Существует, однако, другого рода ощущение, о ко­тором здесь кое-что нужно теперь сказать, а именно ощу­щение удовольствия и страдания. Оно возникает не из противодействия сердца, направленного наружу, а из дви­жения, направляющегося от самой внешней части органа к сердцу. Так как источник жизни находится в сердце, то всякое движение в ощущающем органе, доведенное до сердца, должно в каком-либо отношении изменять и отклонять жизненные движения, ускоряя или замедляя последние, поддерживая их или противодействуя им. Если эти движения встречают поддержку в новом движении, то возникает удовольствие; если же они встречают проти­водействие с его стороны, то возникают боль, страдание, огорчение. И как образы, в силу того что связанные с ними импульсы направлены наружу, кажутся существующими вне ощущающего субъекта, так удовольствие и страдание, в силу того что связанные с ними импульсы направлены внутрь, кажутся чем-то внутренним и существующим там, где находится первая причина этих ощущений. Так, боль, которую нам причиняет рана, кажется нам находящейся в самой ране.

Жизненное движение есть беспрестанное круговое дви­жение крови по венам и артериям, как это неопровержимо доказано первым наблюдателем этого факта моим земля­ком Гарвеем28. Будучи задержано каким-нибудь другим движением, вызванным действием чувственных вещей, оно может быть восстановлено посредством сгибания или растягивания частей тела, т. е. посредством процесса, с помощью которого жизненные духи вгоняются то в те, то в другие нервы, пока не будет устранено все, что вызывает страдание. Если же жизненное движение, напротив, встречает поддержку в каком-нибудь процессе восприя­тия, то тем самым создается предрасположение к такому распределению животных духов, при котором движение с помощью нервов по возможности сохраняется и усили­вается. Так возникает первый импульс животного движе­ния. Мы находим этот импульс уже у зародыша, который, стремясь избежать неприятного и ища приятного, во чреве матери уже двигает свои члены произвольно. Это стремле­ние, поскольку оно направлено на то, что уже испытано как приятное, называется влечением; поскольку же оно клонится к тому, чтобы избежать неприятного,- отвра­щением, или желанием уклониться (fuga).

205

В раннем возрасте как влечение, так и отвращение направлены на очень немногие вещи, ибо тогда люди лишены опыта и воспоминания. Поэтому маленькие дети еще не обладают большим разнообразием животных движений, которые мы замечаем у взрослых. Без опыта мы не можем знать, какие вещи нам доставят удоволь­ствие, а какие - страдание. На основании внешнего вида вещей можно лишь делать предположения. Поэтому дети наобум хватаются за вещи или отворачиваются от них, совершенно не зная, полезны ли они им или вредны. Лишь постепенно они узнают, чего следует желать, а чего - избегать, и обучаются управлять своими нервами и органами, для того чтобы достигнуть одного и избежать другого. Влечение и отвращение - первые импульсы жи­вотного движения. Благодаря им нервы получают импульс, и жизненные духи соответственно оттягиваются назад (а именно к пункту, лежащему поблизости от начала нервов). Результатом этого является напряжение и рас­слабление мускулов, за которыми следует сокращение и растяжение членов. В этом заключается животное дви­жение.

13. Влечение и отвращение могут быть, однако, рас­смотрены и с другой точки зрения. К одной и той же вещи можно испытывать то влечение, то отвращение в зависимости от того, считают ли ее полезной или вредной. Если в одном и том же субъекте происходит таким образом чередование влечения и отвращения, то возникает ряд представлений, которые мы называем размышлением (deliberatio). Последние остаются таковыми, пока существует возможность достигнуть то, что нравится, и избежать то, что не нравится. В том случае, когда такое размышление не имеет места, говорят просто о влечении и отвращении. Но если действию предшествует размышление, то послед­нее из сменяющих друг друга побуждений называется желанием, или волей (volitio), в том случае, когда этим побуждением является влечение, и нежеланием, когда этим побуждением является отвращение. Воля и влечение означают одно и то же и различаются только в нашем пони­мании в зависимости от того, учитываем ли мы предше­ствовавшее размышление или нет. То, что происходит в душе человека, желающего чего-нибудь, ничем не отлича­ется от того, что происходит в душе других животных существ, когда они после предварительного размышления к чему-то стремятся.

Да и свобода желать или не желать в человеке не

206

больше, чем во всех других животных. Там, где возникает влечение, для него существует достаточная причина; поэтому влечение, как это было доказано (гл. IX, п. 5), не может не последовать, т. е. следует по необходимости. Следовательно, свободой, которая была бы свободой от необходимости, не обладает ни воля человека, ни воля животных. Если же мы под свободой понимаем не способность хотеть (volendi), а способность исполнять (faciendi) то, чего хочешь, то такой свободой, поскольку она вообще возможна, несомненно, одинаковым образом обладают как человек, так и животное.

Если влечение и отвращение быстро следуют друг за другом, то возникающий ряд меняющихся побуждений называется то по имени одного, то по имени другого из этих ощущений. Это именно то колеблющееся размышле­ние, которое, поскольку в нем содержится влечение, называют надеждой, а поскольку в нем содержится отвра­щение,- опасением. При отсутствии надежды можно гово­рить не об опасении, а только о ненависти, а при отсутствии опасения - не о надежде, а только о желании. Одним словом, все так называемые страсти состоят из влечения (appetitus) и отвращения (fuga), за исключением чистого наслаждения и чистого страдания, которые являются толь­ко результатом познания добра и зла. Гнев, например, есть отвращение к угрожающему нам злу, связанное с жела­нием преодолеть это зло силой. Но так как существует бесчисленное множество страстей и душевных движений и многие из них знакомы только человеку, то мы подробнее расскажем о_них во второй части нашей системы - в трак­тате О человеке. Что касается тех предметов (если есть таковые), которые не вызывают в нас никакого душевного движения, то мы ими, как говорится, пренебрегаем. Вот все, что я хотел сказать об ощущении в целом. В ближай­шей главе я буду говорить о чувственно воспринимаемых предметах.

ГЛАВА XXVI

ОБ УНИВЕРСУМЕ И ЗВЕЗДАХ

1. Величина и продолжительность универсума непоз­наваемы.

Рассмотрев чувственное познание, или ощущение, мы переходим к рассмотрению тел, являющихся действую­щими причинами ощущения, т. е. его объектами. Любая

207

вещь есть или часть универсума, или агрегат его частей. Среди тел, т. е. объектов, которые могут быть предметами чувственного познания, наибольшим является сам мир, который мы можем воспринимать, рассматривая его со всех сторон с той его точки, которую называют Землей. Относительно этого агрегата, состоящего из многих частей, можно задать очень немного вопросов, разрешить же нель­зя ни одного. Можно спрашивать, как велик весь мир, как долго он существует, из сколь многих вещей он состоит; больше же ни о чем спрашивать нельзя. Ибо место и время, т. е. величина и продолжительность существо­вания, являются, как это показано в главе VII, образами тела, рассматриваемого вообще, т. е. неопределенно; все же другие образы суть образы тел, или предметов, разли­чающихся между собой. Так, цвет есть образ цветных тел, звук - образ тел слышимых и т. д. К величине мира относится вопрос о том, является ли он конечным или бесконечным, заполненным или незаполненным. К продол­жительности существования мира относится вопрос о том, имеет ли он начало или существует вечно. Применительно к понятию количества можно задать вопрос: существует ли только один мир или их много? Правда, о числе миров не может быть никакого спора, если мир бесконечен. Подобным же образом если мир имел начало, то спраши­вается, какова была причина этого начала и из какой материи он возник? Относительно же этой причины и мате­рии опять возникают новые вопросы, например: откуда они взялись и т. д., пока мы не доходим до одной или многих вечных причин. И тот, кто утверждает, что обще­принятая философия охватывает эти проблемы, обязан был бы дать ответ на указанные вопросы, если можно было бы знать все, о чем можно спросить29.

Но познание бесконечного недоступно исследователю, ибо его возможности ограниченны (конечны). Всему тому, что известно нам, людям, мы научились благодаря имеющимся у нас образам. Но у нас нет ни образа бес­конечной величины, ни образа бесконечного времени, ибо ни человек, ни любое иное существо, которое само не является бесконечным, не может обладать каким-либо по­нятием о том, что бесконечно. И если кто-нибудь, отправ­ляясь от какого-нибудь действия, восходил посредством самого правильного рассуждения к его непосредственной причине, а затем к причине более отдаленной и т. д., то ведь он не смог бы продолжать такое восхождение до бесконечности, но рано или поздно устал бы и остановился,

208

не зная притом, сможет ли он продвинуться дальше или лет. И не было бы нелепым предположить, что мир либо конечен, либо бесконечен, ибо все наблюдаемые нами ныне вещи мы могли бы наблюдать независимо от того, конечным или бесконечным создал мир его творец (opifex).

Кроме того, хотя из той истины, что ни одна вещь не может двигать сама себя, делают достаточно правильный вывод о существовании некоего вечного двигателя, отсюда еще не следует то, что выводят некоторые, а именно что этим двигателем было нечто вечно неподвижное; напротив, отсюда следует, что таким двигателем было нечто находя­щееся в вечном движении. Ибо если истинно то, что ни одна вещь не движет сама себя, то так же истинно и то, что вещь, которая сама не находится в движении, не может двигать что-либо. Следовательно, вопросы, касаю­щиеся величины мира и его возникновения, должны ре­шать не философы, а люди, которые в соответствии с зако­ном играют ведущую роль в служении Богу. Ибо, когда Всемогущий и Наивысший Бог сопровождал свой народ в Иудею, он отдал священникам первые плоды, которые были предназначены ему самому. Подобным же образом когда Бог предоставил созданный им мир людям в качестве предмета их споров, то он хотел ведь, чтобы о природе того, что бесконечно и вечно и что ведомо только ему одно­му, выносили суждение лишь те, кому он отдал управле­ние религиозными делами и даровал первые плоды мудрости.

Я не могу одобрить тех, кто публично провозглашает, будто посредством собственного ума, опирающегося на природу, им удалось доказать, что существует какое-то начало мира. Таких людей заслуженно презирают люди неискушенные, не понимая того, что они говорят, а люди ученые - понимая это. Ибо кто же будет хвалить людей, приводящих подобные доводы? По их словам, если мир существовал вечно, то бесконечное число дней или любых других промежутков времени предшествовало дню рожде­ния Авраама; но рождение Авраама предшествовало рождению Исаака; следовательно, одна бесконечность больше другой или одна вечность больше другой, что, конечно, нелепо.

Это доказательство подобно рассуждению того, кто из существования бесконечного числа четных чисел сделал бы вывод, будто четных чисел столько же, сколько чисел вообще, т. е. будто их столько же, сколько четных и нечет­ных чисел, вместе взятых.

209

Но разве те, кто таким образом отрицает вечность мира, не отрицают также и вечности его творца (conditor)? Эти люди, пытаясь избежать одной нелепости, приходят к дру­гой, будучи вынуждены обозначать вечность наименова­нием nunc stans [теперь существующее] и - что еще более нелепо - называть бесконечное число чисел един­ством. Ибо почему же вечность следует скорее обозначать наименованием nunc stans, чем tune stans [тогда сущест­вующее] ? Ведь в таком случае либо существует много вечностей, либо слова nunc и tune означают то же самое. С людьми, которые приводят подобные доводы, с этими ctAAoY^cboffoi [иноязычниками], мы не можем вступать ни в какие диспуты. Ибо люди, рассуждающие столь нелепо, являются не простаками, а геометрами, которым совершен­но непростительно это незнание, ибо они хотят выступать в качестве судей по отношению к доказательствам, прово­димым другими людьми, судей, правда, неумелых, но суровых. Причина этого заключается в том, что они запу­тались в словах бесконечность (infinitus) и вечность (aeternus), которым соответствует в уме не идея какой-либо вещи, а только идея отсутствия какого-либо понятия; поэтому они вынуждены говорить нечто нелепое либо - что еще более тягостно - молчать. Ибо геометрия содер­жит в себе нечто такое, знание чего подобно вину, которое, будучи молодым, играет, а когда перебродит, становится менее сладким, но набирает силу. По этой-то причине геометры, пока они приобретают знания, счи­тают себя в состоянии доказать любую истину, а когда укрепляются в своих познаниях, перестают так думать. Поэтому я сознательно обхожу вопросы о бесконечности и вечности, довольствуясь тем учением о величине и возникновении мира, которое дает Священное писание и подкрепляет слава чудес, а также обычай предков и над­лежащее уважение к законам. Перехожу теперь к другим проблемам, обсуждение которых не вводит в грех.

2. В универсуме не существует пустого пространства.

[...] Простой, но, как я полагаю, неопровержимый опыт служит достаточным доводом против предположения о существовании пустого пространства [...] Из наполнен­ного водой сосуда с небольшими отверстиями на дне вода не вытекает, если в нем нет другого отверстия для притока воздуха [...] И это доказывает, что все пространство запол­нено, ибо в противном случае естественное, направленное

210

вниз движение воды, представляющей собой тяжелое тело, не могло бы встретить задержки [...]

Доказательства Лукреция в пользу существования пустого пространства неубедительны 30.

Неубедительны также и другие доказательства в пользу существования пустого пространства.

Шесть основных гипотез для объяснения явлений природы.

[...] Во-первых, я полагаю, что безмерное простран­ство, которое мы называем универсумом, является соеди­нением всех тел - твердых и видимых, как Земля и звезды, невидимых, как небольшие атомы, рассеянные в простран­стве между Землей и звездами, и, наконец, совершенно жидкого эфира, заполняющего всю остальную часть про­странства, не оставляя тем самым места для пустоты [...]

Во-вторых, я вместе с Коперником полагаю, что наи­более крупные мировые тела, обладающие твердостью и прочностью, расположены в таком порядке, что Солнце занимает первое место, Меркурий - второе, Венера - третье, Земля вместе с движущейся вокруг нее Луной -четвертое, Марс - пятое, Юпитер со своими спутни­ками - шестое, а Сатурн - седьмое. За ними следуют неподвижные звезды, находящиеся на различном расстоя­нии от Солнца.

В-третьих, я думаю, что не только Солнцу, но также Земле и остальным планетам всегда было и ныне продол­жает быть присуще простое круговое движение, всегда в них существовавшее.

В-четвертых, я считаю, что к воздуху примешаны не­которые другие, нетекучие тела, наделенные столь ничтож­ной величиной, что они не могут быть восприняты. И эти тела обладают специфическим простым движением и раз­личной степенью твердости и плотности.

В-пятых, я полагаю вместе с Кеплером, что расстояние от Солнца до Земли относится к расстоянию от Луны до Земли так, как это последнее - к радиусу Земли.

Наконец, я полагаю, что величина окружностей и про­межутки времени, в течение которых их описывают дви­жущиеся вдоль них тела, таковы, как мы себе их пред­ставляем для лучшего объяснения соответствующих явле­ний.

6. Возможные причины ежегодного и ежедневного движения, видимого положения и попятного перемещения

211

планет.

7. Почему правдоподобно предположение о простом

круговом движении.

Причина эксцентричности годового движения Земли.

Почему Луна всегда обращает к Земле одну и ту же

сторону?

Причина приливов и отливов.

Причина предцессии равноденствий.

ГЛАВА XXVII

О СВЕТЕ, ТЕПЛОТЕ И ЦВЕТАХ

О неизмеримо большой величине некоторых тел и о

невыразимо малой величине других.

Причина солнечного света.

[...] Так как благодаря вращению солнечного шара окружающий его эфир отбрасывается в различных на­правлениях, то возникает волна движения, которая нако­нец докатывается до глаза и производит на последний давление [...]

3. Каким образом греет свет.

[...] Когда наше тело становится горячим, мы находим, что наши животные духи, наша кровь и все, что в нас есть жидкого, рвутся изнутри наружу и наша кожа вздувает-ся [...]

В результате описанного в пункте 5 главы XXI движе­ния, которое вызывается вращением Солнца, внутренние частицы нашего тела выталкиваются наружу [...]

4. Происхождение солнечного огня.

[...] Теплота производится простым движением, по­скольку последнее вызывает всестороннее передвижение частиц. Свет производится тем же простым движением, поскольку оно вызывает прямолинейно развивающийся процесс передачи движения. Если частицы тела передви­гаются так, что тело одновременно светит и греет, то мы го­ворим о возникновении огня. Огонь не есть, таким образом, материя, отличная от горючего или светящегося мате­риала так, как дерево отлично от железа; он - материя, но не сама по себе и не всегда, а когда она одновременно светит и греет [...]

212

5. Возникновение огня от толчка.

[...] При столкновении двух булыжников из них стре­мительно выталкиваются и начинают кружиться некото­рые частицы. Это движение действует на глаз точно так же, как вызываемый солнцем свет. Поэтому в таких слу­чаях происходит испускание световых лучей. Если эти частицы падают на рыхлый и рассеянный материал (на­пример, трут), то они совершенно рассеивают его частицы [...]

Причины свечения светляков, гнилого дерева и болонского камня.

Причины свечения взболтанной морской воды.

Причины пламени, искры и плавления.

Причины самовоспламенения мокрого сена и причина молнии.

Причина действия пороха; что следует приписать в этом действии влиянию угля, серы и селитры.

Возникновение теплоты вследствие трения.

Различие между первичным, вторичным и т. д. све­том.

[...] Первичным является свет, который пребывает в первичном светящемся теле, например в Солнце. Вторич­ным называется свет, который пребывает в непрозрачных телах, освещаемых Солнцем, например в Луне и т. д. [...]

13. Причины цветов - красного, желтого, синего, фиолетового, которые мы видим, когда смотрим сквозь призму.

[...] Цвет есть свет, но нарушенный, произведенный натолкнувшимся на помеху движением [...]

14. Почему Луна и Солнце кажутся на горизонте более красными и большими, чем высоко в небе.

15. Причина белого цвета.

[...] Белый цвет есть свет, нарушенный вследствие множества отраженных световых лучей, действующих на глаз в пределах тесного пространства [...]

16. Причина черноты.

[...] Чернота есть прекращение света, т. е. тьма.

213